Читаем без скачивания Собрание сочинений в трех томах. Том 1. Волшебный берег: Повести и рассказы - Любовь Воронкова

Юсуф и Алимджан взяли по ломтю сладкого арбуза и снова ушли в сад.

— Что хотите, то и сорвите в саду, — сказал им председатель. — Только веток не ломайте.

Алимджан, как вышел в сад, так и задумался:

«А может, это мне всё во сне снится?»

Но Юсуф не давал ему раздумывать:

— Эй, Алимджан, попробуй-ка — вот так груша!.. Эй, Алимджан, попробуй — вот так гранат!

И вдруг какой-то чужой голос:

— А вот это, ребята, попробуйте-ка…

Под деревом стоял старик в голубой чалме. Он глядел на ребят ласковыми коричневыми глазами.

— Попробуйте-ка, а? Это сливы.

В его загорелой руке лежали лиловые сливы. Алимджан не знал, что это такое, у них в колхозе слив не было.

А Юсуф не стал раздумывать, а сразу взял сливу и сунул в рот.

— Уй! Вкусно!

Алимджан попробовал — да, вкусно. Такие сладкие, сочные эти сливы. Алимджан и Юсуф чуть не подрались из-за них. Но старик сказал:

— Кушайте, детки, слив много. Может быть, вам понравится у нас в саду и тоже приедете к нам работать, когда будете большими.

— А вы, дедушка, садовник?

— Я и садовник. И сторож. Работать-то в саду я уже не могу.

— А трудно здесь работать? — спросил Алимджан.

— Да, нелегко. Землю приходится возить на гору снизу из долины, ведь тут один камень.

— А взяли бы да и посадили этот сад в долине!

— Нельзя. Там хлопку место нужно. Ведь хлопок у нас в Узбекистане — главное богатство. Наше белое золото.

— А как же тогда? Значит, землю из долины сюда возили и сыпали на камни?

— Нет, не так. Сначала камень взрывали. Взорвётся кусок скалы — станет яма. Камень, который отколется от горы, везли вниз, в кишлак. Дома из этого камня строили. Дувалы — стены. Видели небось?

— Видели.

— Отвезут камни вниз. А внизу машину нагрузят землёй и везут сюда, к нам. Мы землю — в яму. В эту яму и деревья сажали. Так вот и сад у нас получился. Понятно вам?

— Понятно, — сказал Алимджан.

— Ага, понятно, — сказал и Юсуф, хотя он только ел сливы и ничего не слышал, о чём рассказывал садовник.

— Уй, это очень трудно работать в вашем саду, — сказал Алимджан.

— Ещё бы не трудно! — согласился садовник. — Но что же поделаешь? Надо. Для народа надо. Отказаться от этой работы нельзя.

«Опять „надо“, опять „нельзя“, — подумал Алимджан. — Никуда от них не денешься».

А потом ещё подумал:

«Никак без них не обойдёшься. И хлопок не уберёшь, и сад не вырастишь. Даже двор не подметёшь».

Алимджан и Юсуф ходили по саду до сумерек. Когда на небе появились звёзды, машина дала сигнал.

— Это мой папа сигналит, — сказал Алимджан, — домой зовёт!

Они простились со старым садовником в голубой чалме и побежали к машине.

Снова мчались они по горной дороге. Только теперь уже не в гору, а с горы. Алимджан оглядывался назад — всё дальше и дальше чинары, которые стоят у садовых ворот, всё дальше тёмные деревья сада… Вот уже и совсем скрылся сад за вершинами и увалами гор. А горы стали тёмными. И небо стало тёмным. Лишь звёзды светились над горами, как белые комочки хлопка среди тёмных кустов…

Поздно вечером, когда все улеглись спать, Алимджан сказал маме:

— Мама, я вырасту и пойду работать в тот сад. Там очень трудно работать. Но что ж поделаешь — надо.

Подумал и сказал ещё:

— Для народа надо.

— Конечно, сынок, это для народа надо, — ответила мама и усмехнулась.

Но она тихонько усмехнулась, потому что если бы Алимджан это заметил — он бы обиделся.

Гуси-лебеди

(рис. А. Парамонова)

Это было интересное зрелище. Розовый дождевой червяк высунулся на свет возле самого муравейника. Муравьи вцепились в него и начали вытаскивать из земли. Червяк, видно, почуял недоброе. Он упёрся. А потом и совсем испугался, заворочался, начал пятиться обратно в землю. Но муравьи не давали ему уйти…

Аниска сидела над ними неподвижно. Муравьи бегали по её босым ногам, но не кусались — никогда муравей не тронет Человека, если его не пугать. Изредка она поднимала ресницы, оглядывалась на густые берёзки, осыпанные острыми солнечными огоньками, на мохнатые сосенки, на коричневые иглы муравейника, тёплые и блестящие под солнцем, на цветущие лесные травы… И, улыбнувшись неизвестно чему, снова устремляла свои тёмно-серые, немножко косые глаза на червяка и муравьёв.

Низко, почти над головой, пролетела любопытная синичка. Села на куст и поглядела на Аниску сначала одним глазом, потом другим: «Что это? Человек сидит? Или так, растёт что-то?..»

Аниска улыбнулась:

— Что смотришь?

«Человек!» — в страхе чивикнула синичка и скрылась.

Аниска снова опустила глаза:

— Вытащили!

Муравьи волокли червяка к себе в муравейник. Червяк скорчился, уцепился за траву. Тогда чёрные хищники навалились на него и розняли на две половинки. Аниска, удивлённая такой свирепостью, смотрела, как они запихивали червяка в отверстия муравейника.

— Аниска, ау!

— Аниска, ты где? Ты что делаешь?!

Аниска встала. Девочки пробирались к ней сквозь кусты.

— Чего нашла? Чего нашла? — звонко и торопливо, как птица, повторяла Танюшка. — Что смотришь?

Она заглянула своими быстрыми чёрными глазами в Анискину корзинку. В корзинке топорщились сухие еловые шишки — Аниска набрала разжигать самовар.

— Ничего? А почему здесь сидишь?

Аниска помедлила — рассказать или не надо?

— Тут одна история была…

Танюшка тотчас пристала:

— Какая история? Какая? Что сделалось?

Катя молча глядела на Аниску спокойными ожидающими глазами. Солнце просвечивало сквозь её белёсые волосы, торчавшие над голубой ленточкой, и голова её была похожа на пушистый одуванчик.

— Вот я видела… Отсюда червяк вылез…

— Ой! Вот так история, — закричала Танюшка, — про червяка!

— Червяк вылез. А потом? — спросила Катя.

— А потом муравьи напали, разорвали его и утащили.

— И всё?..

Аниска и сама не могла понять, почему ей так интересно было смотреть, а рассказ вышел совсем неинтересный.

— А ну-ка я сама погляжу!

Танюшка схватила рыжую сухую ветку и быстро разворошила край муравейника. Муравьи закипели-забегали, потащили куда-то свои белые коконы…

Аниска оттолкнула Танюшку, вырвала у неё ветку и забросила в чащу.

— Ты что? Драться, да?! — У Танюшки в голосе послышались слёзы. — Уж скорей драться, да?

— А ты не мучай.

— А кого я мучаю? Кого? Кого я мучаю?

— Муравьёв. Они строили, а ты ломаешь.

— Ну и сиди со своими муравьями. Косуля!.. Кать, пойдём! Пусть одна ходит!.. Косуля, Косуля!

Катя невозмутимо запела тоненьким голоском и пошла по лесу. Она не любила, когда плачут и когда ссорятся.

Аниска хмуро посмотрела им вслед. На смуглых скулах выступил румянец. Всегда так. Когда сказать нечего, так сейчас — «Косуля».

А это слово Аниске было больней всего на свете.

Мать уходила из дому и наказывала Лизе, старшей Анискиной сестре:

— Гляди за домом. Уберись в избе, подмети, посуду вымой. А перед зеркалом довольно вертеться — не доросла ещё.

— А Аниске — что?

— А ей — с Николькой сидеть.

И, уже выходя из избы, крикнула:

— Не обижайте Никольку, смотрите!

Лиза с тоской посмотрела на молочные кринки с застывшей белой кромкой по краям, на сальные чугунки, на большую плошку с остатками щей… А она только что причесалась и покрылась чистым голубым платком — можно бы и на улицу…

Она стояла возле печки и острыми мышиными глазами искоса поглядывала на Аниску. Взялась было за ухват, чтоб достать горячей воды, и снова со вздохом поглядела на Аниску:

— Может, ты вымоешь… а?

Аниска поливала свои цветы. Цветы у неё стояли на всех окнах — в горшках, в консервных банках, в кринках с отбитым горлышком.

— Мать велела тебе, — ответила Аниска, — а мне с Николькой.

— Ну, Николька-то ведь спит! А? Мне ведь на школьный участок надо! Я же платье запачкаю!..

— А ты фартук надень.

— У, Косуля! Вот сейчас побросаю все твои цветы!

Аниска растопырила руки. Ей показалось, что Лиза и вправду сейчас набросится на её горшки и плошки.

— Во! Как наседка расшиперилась! — засмеялась Лиза. — А как будто я их после разбросать не могу!

— А я матери скажу!

— Скажи. Она и сама рада будет — в избе светлей. Говори — не будешь мыть?

Аниска посмотрела на свои фуксии, «огоньки» и «крапивки» — такие они были беззащитные, словно маленькие детки! Они глядели на неё малиновыми и лиловыми глазками, словно просили не давать в обиду.