Читаем без скачивания Профессия – первая леди - Антон Леонтьев

…Пребывание Буничей в Гамбурге подходило к завершению. Я не знала, что оставить напоследок и чем еще поразить воображение моих гостей. Чувствовалось, что Надя и дети пресыщены впечатлениями. Я хотела организовать поездку в комплекс развлечений «Ханза-парк» на Балтике, и дети были в восторге от этой идеи, но Надя вдруг заупрямилась.

– Когда мы были в Париже, то посещали «Евро-Диснейленд», – сказала она, – тот парк, куда ты хочешь отвезти нас, Марилена, гораздо меньше и примитивнее. Зачем тратить на это время?

Ее слова задели меня. Надя могла бы согласиться на поездку, чтобы угодить мне и воздать должное моим стараниям, но она этого не сделала, в очередной раз проявив свою заносчивость. Поэтому я остановила свой выбор на посещении гамбургской оперы. Мне казалось, что Наде, которая считала себя заядлой театралкой, это должно понравиться.

– Опера? В Гамбурге? – скривила она в ответ на мое предложение губы. – Марилена, запомни, никакая сцена мира не сравнится с театрами Иоаннграда!

Я вспылила и попыталась защитить родной Гамбург. И пускай в нем живет в три раза меньше жителей, чем в Иоаннграде, это еще не повод, чтобы с таким небрежением отзываться о его культурной жизни. Почувствовав, что она перегнула палку, Надя тотчас изменила свое мнение и сказала, что будет очень рада отправиться в оперу.

– Я взяла билеты на «Волшебную флейту», – сказала я. – Это одна из лучших опер Моцарта…

– Знаю, знаю, – прервала, не дослушав меня, Надежда. – Но я уже видела ее несколько раз. Может быть, мы пойдем на что-то другое?

Я решила проявить характер. Даже если Надя в самом деле уже видела «Волшебную флейту», она могла бы промолчать или сообщить об этом другим тоном.

– Ну хорошо, – протянула она. – Для оперы мне потребуется вечернее платье!

Это означало, что она снова собралась в поход по магазинам. Сославшись на неважное самочувствие, я осталась дома с детьми. Мы прекрасно понимали друг друга, ребята отлично говорили по-немецки – родители сдержали обещание и отдали их в школу при немецком консульстве.

…Надя приобрела роскошное платье золотистого шелка, которое, надо быть справедливой, чрезвычайно ей шло. Она превратилась в сказочную принцессу. Крутясь перед зеркалом, Надя внезапно заметила:

– Надеюсь, ты взяла места в царскую ложу?

У меня перехватило дыхание. Этим своим замечанием подруга перечеркнула все мои старания. Надя как-то сказала, что привыкла к тому, что во время посещения театра они обязательно занимают места в царской ложе. Значит, сидеть в партере или в обычной ложе, как простая смертная, ей не позволяет статус!

– К сожалению, вынуждена разочаровать тебя, – со сладкой улыбкой на устах, но с горечью в сердце сказала я. – Гамбург всегда был купеческим городом, над нами никогда не властвовал монарх, все должности были и есть выборные. Поэтому и театр у нас соответствующий – там попросту нет царской ложи. В Гамбурге все равны!

Надежда перестала любоваться на себя в зеркало и невзначай заметила:

– В гамбургском театре нет царской ложи? Я этого не понимаю! И как вы только здесь живете? Я, жена заместителя мэра, имею право на то, чтобы получить место отдельно от всех.

Я рассердилась. Кто дал Наде право критиковать наши порядки и устои жизни. Я люблю свой Гамбург, и мне импонирует то, что в театре нет царской ложи. Бывший федеральный канцлер Гельмут Шмидт с супругой во время посещения оперы, как и все, довольствуется местами рядом с обычными зрителями!

Впрочем, Надя снова превратилась в любезную и воркующую подругу, ее плохое настроение как рукой сняло, она перестала брюзжать. В театре она ревностно оценивала туалеты других дам и громко обсуждала их недостатки:

– Посмотри, и с такой фигурой она надела такое облегающее платье? А зачем эта дылда встала на каблуки, она же высокая, как пожарная каланча. А та нацепила столько драгоценностей, что стала похожей на новогоднюю елку!

Мне было чрезвычайно стыдно, я попросила Надю уняться. Некоторые из дам, ставшие жертвами ее острого язычка, были моими знакомыми или приятельницами. Надя же не видела в этом ничего зазорного. Она быстро пришла к выводу, что является самой красивой и со вкусом одетой дамой в театре.

Наконец мы оказались на местах, полилась божественная музыка Моцарта. Надя сидела с кислой миной, несколько раз демонстративно зевнула, показывая мне, что она чуть ли не наизусть знает содержание. Зато дети были в восторге – они с неподдельным интересом следили за сюжетом самой веселой и доброй моцартовской оперы – злоключениями врунишки Папагено, любовью принца Тамино к красавице Памине и кознями величавой Царицы Ночи.

Во время антракта я предложила Надежде сходить в буфет, она отказалась:

– Там такая толчея!

Зато едва опера возобновилась, я с ужасом услышала шелест – из элегантной вечерней сумочки Надежда достала завернутые в пропитавшуюся жиром бумагу бутерброды с салями и копченой колбасой, распределила их между детьми и сама с наслаждением принялась поглощать один из них. Я чувствовала, что провалюсь от стыда сквозь землю, Надя, казалось, ничего не замечала, ее совершенно не смущало то, что звучит музыка, которая сопровождается чавканьем Сережи, Ольги и ее самой.

– У меня еще один остался, ты хочешь? – спросила Надя, протягивая мне бутерброд.

Я с ужасом отказалась. В нос ударил резкий аромат, который поднимался от копченой колбасы. Но Надю это совершенно не волновало. Затем она извлекла из недр сумочки шоколадку и стала, шурша фольгой, разворачивать ее. Некоторые из зрителей завертели головами и одарили нас гневными взглядами. Мне пришлось извиняться.

Когда «Волшебная флейта» завершилась, Надя аплодировала, как и все, неистово и восторженно. Ее негативное отношение к опере только из-за того, что она видела ее уже несколько раз, исчезло. Или на смену ее настроения подействовали съеденные бутерброды?

…По дороге домой я попыталась объяснить Надежде, что у нас не принято приносить с собой еду в театр и тем более поглощать ее у всех на виду во время представления. Надя заметила:

– В буфете все так дорого, а я не хочу, чтобы мои дети голодали. У нас нет денег!

Еще бы, мелькнула у меня сварливая мысль, если ходить день и ночь по бутикам и модным лавкам и скупать одну за другой дизайнерские вещи в таком количестве, которое даже я, жена состоятельного гамбуржца, не могу позволить себе, то рано или поздно выяснится, что кредит исчерпан.

И все же, несмотря на мелкие неурядицы и легкие обиды, я была рада тому, что Надя и ее детишки провели у меня в особняке почти две недели. Дата возвращения на родину неумолимо приближалась, в последний день пребывания моих друзей я устроила званый вечер. В качестве почетных гостей были приглашены герцословацкий консул и его жена.

…Я заметила, что консульша и Надя с неприязнью относятся друг к другу – никто не хотел уступать сопернице пальму первенства. Для консульши Надя была всего лишь «женой десятого заместителя мэра», и она давала ей это понять каждым колким вопросом, интонацией и даже жестами.

Я невольно задумываюсь, что чувствует эта несносная дама, которая так обижала Надежду Бунич, сейчас, когда Гремислав стал президентом самой красивой в мире страны, а Надя – первой леди Герцословакии…

…Несмотря на противостояние двух дам, ужин удался на славу. Я не скрывала того, что главными действующими лицами являются вовсе не генеральный консул и его заносчивая супруга, а Надя и ее дети. Ужин завершился поздним вечером, и, когда гости разошлись, Надя со слезами на глазах обняла меня, поцеловала и призналась:

– Эти две недели были самым лучшим периодом в моей жизни!

Мы уложили сонных и уставших ребятишек в постель, и я чувствовала, что Наде хочется о чем-то поговорить со мной. Я заварила успокаивающий чай, и мы отправились в малую гостиную. Из-за перенесенного гепатита Наде было запрещено употреблять спиртное.

Но она хотела выговориться. В последнюю свою ночь в Гамбурге она решила посвятить меня в подробности своей жизни и своих чувств – с одной стороны, это было для меня несомненным знаком доверия, с другой – я сомневалась, стоило ли Наде быть столь откровенной.

– Ты – моя единственная подруга, – сказала она внезапно. – Я как-то говорила тебе о наших дрезденских друзьях – так вот, ты стала для меня ближе, чем Микаэла!

Эти слова были подлинным комплиментом, я и решила, что не буду прерывать Надю и позволю высказать все то, что гнетет ее.

…Надя сначала поведала мне о том, что между ней и Гремиславом нет былой любви, каждый ведет свою жизнь. Гремислав слишком много времени уделяет работе, и она часто обречена на одиночество.

…Затем Надя внезапно рассказала мне о Татиане – до этого она никогда не упоминала, что у нее была старшая сестра. Таня исчезла летом 1982 года, пропала без следа, никто так и не знает, что с ней произошло. Надя открыла мне самое сокровенное – Татиана и Гремислав симпатизировали друг другу, и Надя опасалась, что он сойдется с ее старшей сестрой.