Читаем без скачивания Иду над океаном - Павел Халов

— Ай да Поля! Все-то ты знаешь!

— Дай бог, Михаил Иванович. Уж сколько лет. Грешно бы не знать.

Он спросил:

— Как Маша, как вы тут? Как девочки? Наталья что?

Поля ответила не сразу, и генерала снова что-то кольнуло в сердце. Он опустил руки с ножом и вилкой на стол и внимательно посмотрел в выцветшие глаза Поли.

— Да вы ешьте, — торопливо сказала она. — Все хорошо. Мария Сергеевна в клинике. Работы у нее много. Наташа в колхозе с классом…

Он надел тужурку. И готов был ехать, но Артемьев еще не звонил, а сам он не хотел вызывать машину. Он стоял у большого окна в парк, заложив руки за спину. Поля тихо шелестела за спиной, убирая со стола.

— Все же, Поля, что-нибудь случилось? — спросил Волков не оборачиваясь. Шелест оборвался. Потом Поля сказала:

— Ничего… Только вот Оленька…

— Что — Ольга? — обернулся генерал.

— Мария Сергеевна сама скажет.

— Замуж вышла?

Поля не отвечала. А тут появился Володя. Генерал вышел, крепко натягивая тяжелую парадную фуражку.

Среди сопровождавших его офицеров, высоких, плечистых, в мундирах, при орденах, маленький маршал в своих почти школьных брючках и тужурке с мягкими полевыми погонами и с колодками, занимавшими чуть не всю левую половину ее, казался посторонним. Но только его и видел Волков, и сердце его билось взволнованно и гулко, когда он вглядывался в неожиданно родное, словно отцовское лицо. И маршал цепко глянул прямо в глаза генерал-лейтенанту. И усмешка чуть тронула уголки его глаз.

Командующий округом, генералы, офицеры штаба на время заслонили маршала от него. И если бы не мягкое и теплое плечо Артемьева, который все время был рядом, Волков почувствовал бы себя одиноким. Но Артемьев не отходил ни на шаг.

На Военном совете Волков доложил у карты о событиях минувшей недели.

Маршал сидел на стуле по-мальчишески, светло-седая редкая челочка свисала ему на лоб, он положил ногу на ногу и опирался о колено рукой с зажатыми в ней замшевыми перчатками. Эти перчатки и челочку Волков видел все время, помнил их и говорил он для маршала, досадуя, когда багровая шея командующего округом и его огромное плечо с золотым в три звезды погоном закрывали маршала.

И когда все это было закончено, когда Волков ответил на вопросы общевойсковых командиров, когда рассказал о Курашеве и Нортове, о Поплавском — сухо и скупо — упоминая одни факты и цифры, маршал вздохнул. И, называя командующего округом не по званию, а по фамилии, сказал, что будет сейчас у Волкова и чтобы побеспокоились о, тех, кто прилетел с ним, лично же о нем беспокоиться не надо. При этом он глянул поверх голов присутствующих на Волкова, и усмешка вновь тронула краешки его сухих, острых глаз.

— У меня сложилось впечатление, что это тщательно продуманная, скоординированная операция, — сказал маршал, возвращаясь к главной теме разговора. — Наше правительство твердо проводит курс на установление нормальных, добрососедских отношений. Это реалистическая политика, учитывающая коренные интересы народов обеих стран. Да что там — всего человечества! И понимание этого проникает в сознание масс и там — на Западе. Негативное свидетельство тому — активизация тех реакционных кругов, которые государственную мудрость видят не в политике мира, а в балансировании «на грани войны». Это при современных-то средствах ведения ее? Глупцы! Бывают ситуации, когда события выходят из-под контроля тех, кто собирался направлять их в собственных эгоистических целях. — Маршал вздохнул, продолжал доверительным тоном: — «Холодная война», гонка вооружений не могут длиться бесконечно. Или — или! К счастью, определяют тут — как и в Великой Отечественной — другие долговременные факторы. Альтернатива одна — мирное сосуществование. Подумайте, как далеко глядел Владимир Ильич!.. Это должно быть! Это — будет! — Он снова посмотрел на всех и закончил известными всем словами, которые сегодня, здесь, прозвучали как-то по-особому убедительно: — Тем более велика наша ответственность, товарищи! Мы должны быть всегда начеку.

Все молчали некоторое время. И Волков вдруг вспомнил Поплавского и понял, почему вспомнил: там, ночью, на аэродроме, Поплавский не договаривал, видя в нем, Волкове, так же как они сейчас в маршале видели, человека, от которого зависит ясность в душе.

— А вообще… его следовало бы сбить. Комплексом, — после того, как они остались вдвоем, сказал маршал. — Я все время думаю — надо было проучить наглецов. Сбить уверенность в безнаказанности.

— Если бы их машина пошла хотя бы немного западнее, — сказал Волков хрипло, — я бы так и сделал.

Указка замерла в руках маршала. Он зорко поглядел на Волкова и усмехнулся уже совсем открыто.

Они еще долго говорили о делах. И маршал сказал:

— Я привез орден твоему летчику и майорские погоны. И выговор командиру его — Поплавскому.

— Это значит и мне, — сказал Волков.

— Значит и тебе, — тихо согласился маршал. — А ты привык ордена получать?

Это маршал произнес с веселой, грубоватой злостью. Но тут же, помолчав, добавил:

— То же самое я отношу и к себе, Волков.

Волков не знал, что маршал подумал в эту минуту: «Нет, все правильно. И хорошо, что у них здесь хватило выдержки. А что им трудно пришлось — на то и военная служба». И маршал вспомнил один эпизод из первых месяцев Великой Отечественной войны.

Это было в штабе войск Западного направления. Он, тогда еще полковник — с четырьмя шпалами на голубых петлицах, — подготовив все к перебазированию остатков своей авиадивизии далее в глубь территории страны, пришел доложить об этом командованию.

Посередине широкого и низкого помещения стоял, широко расставив ноги, незнакомый ему военный. Он стоял спиной к двери, в которую вошел полковник, и, видимо, только что кончил говорить и смотрел теперь на карту с последними данными оперативной обстановки, прикрепленную к школьной доске, и рука его, которой он упирался в бок, сжимала короткую, как штык, указку.

А по краям у стола сидели другие военные. Было так тихо, что полковник, войдя, услышал тревожный стук собственного сердца.

Скрипнув сапогами, военный обернулся на его шаги. И его глубоко посаженные глаза стриганули вошедшего из-под высокого лба.

— Вы чем располагаете и как сможете прикрыть отход войск армии? Отход начнется на рассвете.

— У меня сорок две машины, — сказал полковник. Он начал громко, но была тишина. И он понизил голос: — Чайки, Ил-шестнадцатые, эскадрилья Ил-вторых.

— Сколько? — резко перебил его военный. — Знаю я эти ваши эскадрильи. Сколько Илов?

— Двенадцать…

Военный круто повернулся к карте, указка со стуком уперлась в нее. И чуть отклонившись назад, чтобы полковник мог видеть, куда он показывает, сказал так же резко и отрывисто, точно испытывал личную неприязнь к полковнику.

— С рассветом Илы — сюда. Прикройте их всеми средствами. И — сюда.

— Если уйдут войска, аэродром останется голым, — поколебавшись, сказал полковник: — До передовой две тысячи метров.

— Роту автоматчиков, взвод «сорокапяток» ему, — не обращаясь ни к кому, сказал военный.

Из глубины комнаты, откуда-то из-за плеча полковника, донеслось: «Слушаюсь». И тотчас сзади раздались четкие легкие шаги, открылась и закрылась дверь.

— Работать до конца, — сказал военный.

Не надо было объяснять — что такое до конца. Для того чтобы ушли части армии — то, что осталось, и то, что пробилось к ней из окружения, должна лечь костьми и крыльями его авиадивизия, а вернее и точнее, что оставалось от нее после двух месяцев войны.

Полковник вышел с узла связи, приказал своему начштаба отставить подготовку к перелету.

В три часа ночи он был у себя и с порога блиндажа, где размещался его штаб, увидел пехотного майора. Тот встал, пригибая голову в каске, и доложил, что группа прикрытия под его командованием занимает оборону полукругом. И поскольку нет больше и не будет наших войск на флангах, попросил взять на себя оборону с тыла аэродрома и флангов.

Полковник отдавал тогда, распоряжения резко и четко, как только что отдавали приказ ему — настолько сильна была личность представителя Верховного Главнокомандования.

…Волков понимал, что маршал в эти секунды у карты думает о своем — лицо его вдруг на мгновенье постарело, обнаруживая возраст, скрадываемый и тщательно пригнанной, как на лейтенанте, формой и по-лейтенантски острой фигурой его.

Он молчал. Молчал и маршал.

Потом маршал тихо сказал:

— Знаешь, чего мне хочется? Смертельно хочется, генерал? Мне хочется увидеть твоих ребят…

Он движением руки и глаз остановил Волкова, который хотел было ответить, что это не сложно, что исполнение этого желания зависит лишь от того — располагает ли маршал временем, потому что нужно лишь время…