Читаем без скачивания Маленький памятник эпохе прозы - Екатерина Александровна Шпиллер

В ближайшие полтора года я успела увидеть немало прекрасного. Ездила в полном одиночестве и, в конце концов, мне это понравилось. Заранее изучив, что надо посмотреть, я исследовала Париж, Рим, Мадрид и Барселону с помощью карты и путеводителей. С группой, в зависимости, было бы куда хуже: одной я могла наслаждаться тем, что мне нравится, столько, сколько хочется.

Например, на Эйфелеву башню забиралась четырежды, хотя в городе была всего восемь дней. Я обалдевала от открывающегося вида, там, наверху, со мной происходил какой-то странный катарсис! Почти галлюцинации: мне слышалась Пиаф, поющая «Па-дам», рядом мерещился Ив Монтан, подпевающий несущемуся над городом голосу Эдит и попыхивающий Голуазом. Одной рукой он держался за поручень, на нём были кожаные чёрные перчатки… Его левая рука совсем рядом с моей правой. Я отчётливо вижу его боковым зрением. Не поворачивая головы, тихонько говорю: «Месье Монтан, как-то нехорошо у вас вышло с Симоной!», а он, негодяй, хихикает. Тем временем голос Эдит утихает, зато Ив начинает прямо мне в ухо напевать «Опавшие листья»… Вот так я медитировала, как под веществами, на башне, потому и возвращалась туда снова и снова.

Шоу в Мулен Руж… Удивительное чувство: после всего прочитанного о Париже, после виденных фильмов об этом городе, мне казалось, что я здесь уже бывала и зашла в очередной раз, поскольку выдалось свободное время. Всё знакомое и родное: танцы, музыка, наряды танцовщиц, мелькающие лица… да я их всех знаю!

На Елисейских полях, знакомых, будто вчера расстались, обсидела все тамошние кафе.

После был прекрасный Рим, величественный Мадрид… Но мой первый Париж не затмится никогда и ничем. И хорошо, что я была там одна: боюсь, что с кем-то не получилось бы подобного кайфа, мне не дали бы помедитировать на Эйфелевой башне и встретиться с Монтаном.

А самой первой заграницей была Турция. Кемер. Перебирая фотки из той поездки, сделанные отельным фотографом (я выкупила их почти все), думаю, к лучшему, что мама со мной не поехала. Если бы я при ней позволила себе хотя бы десятую часть того, что вытворяла… Впрочем, при ней ничего и не происходило бы. Я не «оторвалась» бы настолько, насколько мне оказалось необходимо.

Мой большой турецкий загул! С собой у меня была фото-«мыльница», делавшая совершенно безобразные снимки. Пришлось грохнуть приличную сумму на отельного фотографа, но, к счастью, деньги не были проблемой.

Оттянулась я в полный рост – с кошельком, полным долларов. Учуяв это, фотограф преследовал меня везде – на пляже, в столовой, у бассейна. И очень старался делать красивые, эффектные снимки. Я оценила его труд и выкупила штук пятьдесят примерно из шестидесяти.

Глядя на них, вспоминаю те две недели не без стыдливого румянца. Я не отказывала себе ни в чём. Пила много местного вина (от него побаливала голова) и ракии, этой жуткой анисовой микстуры; бесилась на ночных дискотеках, напропалую флиртовала со всеми мужчинами, попадавшимися на пути. Только семейных не трогала – табу.

Забыть Мишку! Забыть Мишку! Уйди, боль!

Днём, несмотря на бурные ночи, устраивала далёкие заплывы в море, не боясь солнца, бешено носилась на скутере по волнам, в бассейне усердно занималась аквааэробикой.

И вот… Завела роман с красавцем аниматором. Ох, хорош был чёрт! Высокий, яркий брюнет из турков-мачо, с огромными зелёными глазищами. Мы объяснялись на английском языке, который знали примерно на одинаковом уровне – этого хватало для комплиментов и любовных ласк.

Боль, убирайся! Мишка, пошёл прочь из моей головы!

– Твои глаза так идут моим волосам, – шептала я ему, нежась в смуглых, сильных руках двадцатилетнего парня.

– Ты очень красивая. Тебе всё идёт, ты самая прекрасная женщина в отеле, – он по-восточному умело ласков и нежен.

Как его звали? Как же его звали? Не помню. У него какое-то красивое восточное имя плюс аниматорское англоязычное прозвище. Напрочь забыла. На фотографию, где мы с ним обнимаемся, смотрю с улыбкой, но смущаясь даже в одиночестве. Щёки пылают! Я тогда, конечно, немножко была не собой, выступив в несвойственной мне роли испорченной и многоопытной девицы. В чистом виде отпускной блуд, вела себя, как тысячи женщин, срывающихся на курортный Восток, чтобы утешиться рахат-лукумной любовью местных бич-боев.

Я забуду твой запах, Мишка, перебью его запахом других красивых мужских тел! Прочь из моего сердца!

Не влюбилась, нет, и цели такой не было. Для меня действовала чёткая установка: мне хорошо, сладко, но объект для серьёзных отношений никуда не годный, насладись и выбрось из головы. Получилось.

Мы оба плакали накануне моего отъезда, он стоял на коленях, обнимая мои ноги, умоляя не уезжать, рассказывая о своей любви, а я смотрела на эту киношную сцену как бы со стороны и с иронией, хотя из моих глаз эффектно катились крупные слёзы. Ах, как картинно-красиво мы прощались с… нет, имени не вспомнить ни за что.

Мои слёзы полностью высохли в аэропорту, а его, думаю, ещё раньше. В тот день ожидался следующий массовый заезд, и мой лечебный рахат-лукум вечерком на отельном шоу острым зелёным глазом наверняка присматривал себе следующую «самую красивую» из новеньких.

И что – Мишка забыт? Чёрта с два. Зато я поняла, что могу жить дальше. С дыркой в сердце, но смогу. Зеленоглазый аниматор будто вдохнул в меня силу и волю, здорово потоптанные банальной, но от того не менее печальной историей моей любви.

Любопытно, что было бы, если бы мы поехали вместе с Полиной, которую я звала с собой… или с Верой? Обе отказались. Вера с мамой сняли дачу в ближнем Подмосковье ради их главного мужчины. Месяц Вериного отпуска они жили там все вместе, а оставшееся лето – с Виталиком была Алла Андреевна, которая всё же вышла на пенсию, решив полностью посвятить себя внуку. Вера ездила к ним по четыре раза в неделю. Она не могла себе позволить оставить семью даже на десять дней:

– Я должна забивать им холодильник, чтобы маме не таскаться в сельпо. И я ж с ума сойду от нервов, как они там… Может, в следующие годы вывезу их на моря, пока побаиваюсь.

Полинку же лучше бы вообще не приглашала. Как я нарвалась!

– Куда ехать? Когда? Сбрендила? Выборы же!

Ёлки-палки, я напрочь забыла про политическую бурю, творящуюся вокруг. Неправа, конечно, но…

– 16 июня, Белка! Ты когда намылилась?

– Ох… тут удачный тур с десятого июня… я тебя хотела с собой позвать… – виновато пролепетала я с ужасом, ибо понимала, что сейчас последует буря, ураган, торнадо.

– И ещё меня зовёшь? – расшумелась трубка Полиным гневом. – У нас самая агитационная работа, последний рывок!

– У вас? – робко