Читаем без скачивания Сагайдачный. Крымская неволя - Даниил Мордовцев

В условиях общественного подъема накануне отмены крепостного права передовая украинская литература переживает период активного утвержде­ния на позициях реализма и народности [См.: Бернштейн М. Д. Українська літературна критика 50 — 70х років XIX ст. — К., 1959]; высшим достижением прогрес­сивного революционно-демократического направления было творчество Т. Г. Шевченко и Марко Вовчок. Демократические, реалистические тен­денции характерны и для творчества тех украинских прозаиков, которые стремились отразить картины жизни и борьбы трудового народа в усло­виях крепостничества. К этому направлению следует отнести и украин­ские рассказы Д. Мордовцева конца 50х годов.

Наиболее ранний из них датирован 1855 годом (опубликован же лишь в 1885 г. во львовском журнале «Зоря»). Рассказ этот — «Нищие» («Старці»), бесхитростная, поражающая своей искренностью, такая обыч­ная для крепостного села история о безрадостном детстве, голоде, соци­альной несправедливости, беспросветной нужде. Характеризуя стилевые особенности прозы Д. Мордовцева, И. Франко подчеркивал, что «тут автор не изображает той жизни во всей ее полноте, не дает нам реалис­тических студий о всех злых и добрых сторонах его, лишь слегка освещает некоторые моменты, которые наиболее соответствуют его индивидуаль­ному вкусу и характеру его таланта» [Франко I. Я. Д. Л. Мордовець. Оповідання.//Ватра, Стрий, 1887. — С. 150].

С нескрываемой симпатией к своему герою излагает он эту трагическую по своему содержанию историю. Правда о социальном бесправии народа, тяжком горе и нищете, элементы социального разоблачения несправедли­вости существующего общественного строя проступают в рассказе как бы вне видимой тенденции — в ряде характерных деталей, отдельных за­мечаний героя, психологически емких ремарок: «Из всей скотины остался у нас старый пес Брорко, — пожалел пан, не взял его за подушное»; «...каждый по бедности своей (а все больше панские люди были) и выне­сет кусок хлеба или пшена горстку».

В рассказе ощутима тенденция преодоления сентиментально-идил­лической традиции изображения народной жизни. Но автор все же ударе­ние делает не на осознанном протесте против «неправды и неволи», а на первый план выдвигает мотивы христианского всепрощения, примирения с жизнью. И все же, несмотря на эти слабости, И. Франко с полным пра­вом назвал «Нищих» «наиболее оригинальным и глубже всех задуманным рассказом» Д. Мордовцева.

Столь же непритязательно простым является содержание другого рассказа «Звонарь» (опубликованного в «Основе» 1861 г.). Старый сель­ский звонарь с грустью вспоминает о своей безрадостной жизни: сирот­ском детстве, «науке» отставного солдата Позихайлика, шившего на уроках сапоги, бурсацкого «обучения» — «красной лозою да гибкой вербою»...

Д. Мордовцев обращается здесь к остро звучавшим тогда вопросам воспитания, школы, образования. «Звонарь» занимает место среди произ­ведений, обличавших уродливые явления старой системы воспитания с ее схоластикой, бессмысленной зубрежкой, жестокостью, унижением чело­веческого достоинства. Этим вопросам много внимания уделяла передовая литература той эпохи — вспомним пламенные выступления Чернышевско­го, Добролюбова, Писарева, публикации в «Основе» Номиса, Линейкина. Несколько позже появятся «Очерки бурсы» Н. Помяловского, «Люборацкие» А. Свидницкого. Рассказ Д. Мордовцева, несомненно, близок этим произведениям общностью проблематики, демократическим подходом, протестом против бездушия казенноказарменной системы воспитания.

Демократическая тенденция характерна и для изображения жизни народной в рассказе «Солдатка» (1859, опубликован также в «Основе» 1861 г.); Трагическая история молодого крестьянина Семена Товкаченко, которого забрили в солдаты, его жены Катри, что «так до смерти и оста­лась солдаткою», объективно звучит как утверждение права простого че­ловека на жизнь, на счастье. Этим героям контрастно противопоставляются образы жестокого, развращенного офицера, «мерзкого человечка с мед­ными пуговицами», из тех, «что по судам пишут да людей до смерти записывают».

Д. Мордовцев находится здесь в кругу проблем и образов шевченков­ской поэзии. Отсюда — стремление отразить черты социальной действи­тельности, подчеркнуть социальное неравенство героев, утвердить духов­ное превосходство Семена и Катри над панами и подпанками. Любовная коллизия в рассказе, как и в произведениях Шевченко, является одним из средств раскрытия социального конфликта. «Солдатка» Катря три года, до самой смерти Семена, не вынесшего «муштры», проводит с ним, терпе­ливо снося лишения, нищету, унижение своего человеческого достоинства. Шевченко неоднократно обращался («Катерина», «Сова», «Відьма», «Слепая», «Наймичка», «Капитанша») к показу трагической судьбы, мук и страданий, безграничного горя жены и матери солдатской, обличая несправедливость, антигуманность всего рабского строя, призывая к свер­жению крепостничества. Д. Мордовцев не смог в прозе подняться до такой идейной высоты, он останавливается на полпути, ограничиваясь горьким сочувствием своим героям, осуждением жизненных условий, калечащих человеческие судьбы.

Рассказы Д. Мордовцева, рисуя горькие картины крепостнической действительности, продолжали и развивали демократические, реалисти­ческие традиции. В центре внимания автора находится жизнь и быт прос­того труженика, судьба закабаленного крестьянина, его заботы, боли. Отстаивая право простого труженика на человеческое счастье, на сво­бодную жизнь, писатель самой логикой художественных образов подводил читателей к выводу, что главной причиной тяжкого положения народа является крепостное право.

Своей идейной направленностью, освещением отдельных сторон на­родной жизни украинские рассказы Д. Мордовцева близки к тому направ­лению в прозе, которое характеризуется творчеством Марко Вовчок. Речь идет не о прямом наследовании, а — как теперь мы говорим — о типологи­ческой общности становления реалистического метода в передовой украин­ской литературе, общности, которая определяет близость содержательноидейных моментов, общность тематики, родственность ряда моментов художественной выразительности. Проза двух художников отличается простотой, искренностью тона, лиризмом, мелодичностью речи, задушев­ностью повествования. Монологическая манера повествования от лица ге­роя — представителя народной массы — способствует обоснованию народ­ной оценки изображаемого, непосредственного раскрытия крепостнической действительности, способствует тем самым дальнейшей демократизации литературы, укреплению реализма, усиливает эмоциональное звучание произведения.

Однако в условиях усиления реакции Д. Мордовцев отходит на долгое время от непосредственной деятельности в сфере украинской прозы. На первый план выступает деятельность Д. Мордовцева — активнейшего, пользовавшегося широкой известностью журналиста, деятельного, сто­ящего на демократической платформе редактора. Кроме работы в губерн­ской канцелярии, которая, в частности, давала ему возможность знако­миться с ценнейшими архивными материалами, что благотворно сказа­лось на его исторических изысканиях, экономических, статистических, географических трудах, с 1856 года Д. Мордовцев становится редактором «Саратовских губернских ведомостей», выступает как публицист, фелье­тонист, критик, обозреватель.

На характере его выступлений в газете ощутимо сказалась общая атмосфера общественного подъема в стране, близость к лагерю Н. Г. Чер­нышевского и Т. Г. Шевченко. В своих воспоминаниях «Из минувшего и пережитого» (1902) Д. Мордовцев так говорит об этом периоде и своей идейной позиции: «Пятидесятые годы... точнее — конец пятидесятых го­дов — это было время всяческих «обличений». Герцен громко звонил в свой речистый «Колокол» в Лондоне... Щедрин-Салтыков «обличал» всех... Батько Тарас и бичом, и кнутовищем казнил всяческую «неправду», что «весь cвiт була зажерла»... А уж как говорится: куда иголка, туда и нитка. Я и был тогда такой же ниткой: куда Герцен и батько Тарас, туда и я».

Следует иметь в виду, что в то время газета была единственным печат­ным органом в губерниях, становясь естественно центром культурной жиз­ни, барометром общественного настроения, а нередко — легальным ка­налом для проведения идей революционной демократии. Несмотря на цензурные ограничения и запреты, в газетах все же печатались матери­алы о тяжком положении крестьян, рабочих, угнетении народов нацио­нальных окраин. «Иногда редакторы ведомостей, — подчеркивает совре­менный исследователь, — отличались особенным умением обходить цен­зурные ограничения. Наиболее это характерно для Д. Л. Мордовцева... Детальное знакомство с материалами «Саратовских губернских ведо­мостей» убеждает, что Мордовцев умел обходить цензурные препоны, нередко выходя при этом за рамки официальной программы» [Бурмистрова Л. П. Провинциальная газета в эпоху русских про­светителей (Губернские ведомости Поволжья и Урала 1840— 1850 гг.) — Казань, 1985. — С. 130— 131].