Читаем без скачивания Руны судьбы - Дмитрий Скирюк

— Хочу, но... — через миг до неё дошёл смысл сказанного, и Ялка остановилась. — Погоди-ка, погоди. Заколдованный? Ты сказал — «заколдованный»?

— Ну, да. А как его ещё назвать? Мы его так и называем.

— Мы? Кто это «мы»?

— Все мы, — простодушно объяснил ей Карел. — Все, кто здесь живёт.

Ялка огляделась.

— Я не видела здесь никого до сих пор, — сказала она. — Даже птиц.

— Зима, Кукушка. Птицы улетели. Хочешь, покажу тебе их гнёзда?

— Нет, — Ялка вновь почувствовала нарастающую тревогу. Прежние страхи возвращались. — Куда мы идём? Зачем ты уводишь меня из дома?

— Кукушка, погоди...

— Не прикасайся ко мне!

— Хорошо. Не буду. — Карел послушно и демонстративно спрятал за спину свои пухлые ручки и надулся. — Очень надо... Что я, силком тащу тебя, что ли?

— Тебе лучше знать. И вообще, хватит. Шагу больше не сделаю, пока всего не объяснишь.

— Ну и не надо. Мы и так уже почти пришли. Сказавши так, он подошёл к большому вековому тополю и постучал по дереву.

— Зухель! — позвал он, глядя куда-то себе под ноги. — Эй, Зухель, выходи!

Ответом ему было полное молчание. Раздражённый, Карел огляделся, подобрал большущий сук и заколотил по дереву уже что было сил. Эхо разносилось далеко вокруг и многократно отражалось меж деревьев. Тополь, похоже, был внутри пустым.

— Зухель, вылезай! Шестой день спишь! Дерево сломаю!

Что-то скрипнуло, потом послышалось глухое недовольное ворчание. Снег возле тополевых корней зашевелился, вспучился, и из него на свет вдруг высунулась морда какого-то зверька. Ялка невольно попятилась. Волосатая, размером с две кошачьих, с большими чёрными смышлёными глазами, которые немедленно прищурились, узревши белый снеговой покров, морда Зухеля больше напоминала гротескное человечье лицо. Зверёк (а может, тролль) похоже, был ночным. Секунд пятнадцать Карел и его приятель задумчиво смотрели друг на друга, затем Зухель шумно вздохнул и выбрался наружу целиком.

— Опять снег... — проворчал он, стряхивая его лапой с ушей и с носа. — Ненавижу зиму! Что они там наверху, совсем с ума посходили? — Он повернулся к Карелу. — Чего разорался? Чего тебе?

Он оказался малюсенького роста, вполовину меньше Карела, с руками и с ногами, словно человечек, только при этом ещё и с хвостом. Никакой одежды на нём не было, одна лишь густая и, видимо, довольно тёплая шёрстка, покрывавшая его с подошв до кончиков ушей. Ялка пятилась, пока не уткнулась в дерево спиною, наложила крёстное знаменье на себя и на зверька, и малость успокоилась, когда тот не исчез в огне и не провалился обратно сквозь землю. Для дьяволёнка Зухель был бы чересчур симпатичным. Пока всё ограничивалось головой, торчащей из-под снега, ей какое-то мгновение хотелось до него дотронуться и даже погладить. К тому же, и рогов и копыт на нём не наблюдалось, а что до хвоста, так вон, у кошки — тоже хвост...

Попала в заколдованный лес, напомнила она себе, — жди заколдованных событий.

— Вот, — тем временем небрежно указал в её сторону Карел. — Познакомься. Это Ялка, она зовёт себя Кукушк... То есть, тьфу, что я говорю! Это Кукушка, и она зовёт себя Ялкой.

— Я Ялка, — решила та прийти ему на помощь. — Это травник Лис зовёт меня Кукушкой.

— Её Лис привёл, — с облегчением закончил Карел.

— Вот.

Маленький тролль (всё-таки тролль, решила Ялка), похоже, заметил девушку только сейчас. Подобно Карелу в первые минуты их знакомства он обошёл её со всех сторон, пощупал лапкой краешек подола платья (Ялка с трудом удержалась, чтоб не закричать и не поддать ногой — уж очень Зухель походил в этот момент на большущую, вставшие на задние лапки мышь), встал перед ней и задрал голову.

— У тебя есть изюм? — спросил вдруг он.

— Нет... — растерялась та. И глупо спросила: — А надо?

— Принеси, когда найдёшь. Люблю изюм, — он повернулся к Карелу. — Вэйхатил уже знает?

— Высокий всегда всё знает, — горделиво ответил тот и надулся, словно лично был другом этого самого высокого, который всегда всё знает. — Зови остальных.

— А надо?

— Надо. Я пообещал ей показать.

— Спят же половина.

— Те, кто проснётся, не обидятся. Как жрать, так первые.

— А сам-то!

— Хорош болтать. Давай, начинай.

Откуда-то взялись две палочки, похожие на барабанные. Тролль огляделся, взял их в зубы, подскочил к большому дуплистому чёрному вязу и, как белка, легко и бесстрашно взобрался ему на макушку. Замер на мгновение, примерился и вдруг выдал такую частую раскатистую дробь, какой доселе девушке не доводилось слышать — монолитную и лёгкую, как звук журчанья водопадной струйки, когда один удар почти сливается с другим. Выждал, пока не смолкло эхо, хихикнул одобрительно и пошёл молотить уже без шуток, в сумасшедшем темпе чередуя разные — простые, сдвоенные, строенные и даже счетверённые удары. Впрочем, за последние Ялка не могла бы поручиться. Палочки так и мелькали у него в руках, сухая пудра снега сыпалась с ветвей. Вяз отзывался гулко и по-разному, в зависимости от того, куда приходился удар: др-рум, та-тах, др-рум, та-тах, да-да-бум, да-да-бум, ра-та-та-та, ту-дут, ту-дут... Лесное эхо разносило звуки далеко вокруг. Даже Ялка, совершенно не понимая их значения, постепенно прониклась общим настроением: «Сюда! Хэй, все, кто спит, и кто не спит! Сюда! Хэй, хэй, сюда скорей!»

И всё это — привычно, весело и лихо, куда там полковому барабанщику. И никакой тревоги или спешки. Меньше чем через минуту Зухель кончил грохотать и соскочил вниз, почти не цепляясь за ветки, и стал чего-то ждать. Ялка тоже почувствовала какое-то необъяснимое радостное возбуждение. Лаже лес, с утра залитый раздражающим пронзительным морозным светом, показался теперь девушке каким-то посвежевшим и проснувшимся. Где-то даже запела какая-то птица.

Какая-то птица... Зимой?

— Ну, ты выдал, — одобрительно заметил Карел. — Сущий дятел.

— Сам ты дятел, — обиделся Зухель, и похоже, непритворно.

— Ну ладно, не сердись... О, — Карел поднял палец: — гляди, кое-кто уже здесь.

А между деревьев и вправду возникло движение. Ялка завертела головой, в этот момент ей как никогда хотелось убежать отсюда без оглядки. Они шли. Кто-то — в открытую, кто-то шуршал по кустам, кто-то пробирался под снегом.

Некоторые существа скакали по кронам деревьев, роняя снег с зелёных хвойных лап. Ялка назвала их существами, потому что по другому их назвать язык не поворачивался. Смешные и страшные, разных размеров и масти. Одни больше походили на человека, другие — на зверей, на некоторых была одежда, большинство же обходились просто так. У большинства были руки и ноги, но кое-кто ходил на двух, а кое-кто — на четырёх. Впрочем, как Ялка успела заметить, были здесь и просто звери, настоящие, всамделишные — белки, пара лис, десяток зайцев. Из далёких кустов показалось семейство оленей и остановилось на окраине полянки, с настороженностью втягивая воздух. В итоге всяких разных тварей собралось не меньше сотни, на земле и на деревьях. Над поляной стоял тихий гул и щебет голосов. Одни попросту таращились на Ялку с молчаливым любопытством, другие вовсю обменивались мнениями вслух и на ухо, хихикали, вострили ушки и подёргивали усиками, толкали друг дружку в бок локтями и показывали на девчонку пальцем, как на чудо в балагане. Малыши немедленно затеяли возню, невзирая на свою несоразмерность и несхожесть друг с другом. Вся эта суета привела Ялку в состояние пьянящей, невозможной, совершеннейшей растерянности. Голова у неё кружилась. «Я сплю, — подумала она. — Такого не бывает и не может быть. Я просто ещё не проснулась. Я зимой люблю поспать. Вот и тётка мне говорила...»