Читаем без скачивания Я все равно тебя дождусь! - Евгения Перова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мам, а мам! Ты скоро выйдешь?
Лида открыла ему дверь и обняла – Илька уцепился за нее руками и ногами, повиснув обезьянкой:
– Я соскучился!
– Я тоже, родной!
– Мам, а знаешь что?
– Что, милый?
– Ты не будешь сердиться? – Илька тревожно заглянул ей в глаза. – Мы с папой про Вику разговаривали! Но он сам начал, правда! Это ничего?
– Ничего! – Лида поцеловала его. – Ничего! Папа сильно расстроился?
– Нет! Он совсем не расстроился! Он улыбался! Он сказал, что я молодец почему-то! Почему, я не понял. Мам, а папа… папа теперь все время будет с нами жить, да?
– Да.
– Ура! Ура! – Илька даже подпрыгнул. – Мам, ты не думай, мне Патрик тоже нравился, правда! Он смешной. Но ведь это же – ПАПА! Он лучше всех! Мам, а еще папа сказал, что я… фи-ло-соф! Это кто такой, мам?
– Философ! Это греческое слово: «фило» – любить, «софос» – мудрость. Получается: любовь к мудрости. Философ – человек, который много думает, размышляет о разных серьезных вещах…
Лида расчесывала волосы, а Илька сидел, болтая ногами, на стиральной машине.
– А разве не все люди думают?
– Хочется надеяться, что все. Но знаешь, кто-то думает о том, как бы заработать побольше денег, кто-то… не знаю… ну, о футболе, например. Понимаешь? А философы думают о главных вопросах.
– О жизни и смерти, да? – тихо спросил Илька.
Лида погладила его по голове:
– Да, родной. Один философ – он жил очень-очень давно – говорил так: «Жизнь подобна игрищам. Иные приходят на них состязаться, иные – торговать, а самые счастливые – смотреть. Так и в жизни иные, подобные рабам, рождаются жадными до славы и наживы, между тем как философы – до одной только истины». Понимаешь?
– Да-а… – задумчиво произнес Илюшка. – А я люблю смотреть! На разное красивое. На тебя!
Лида засмеялась, а в коридоре рассмеялся Марк, который давно уже прислушивался к их разговору.
– Идите ужинать, философы!
За ужином Лида начала так ужасно зевать, что Марк сказал:
– Давай-ка ты поспи, а мы с Илькой порисуем.
У них была любимая «рисовальная игра»: Марк брал большой лист ватмана, и они с сыном по очереди рисовали фломастерами – каждый продолжал рисунок другого. Кружок, к которому Илька пририсовывал треугольник, а Марк – смешные ножки в ботиночках. Это было немножко похоже на шахматы – они подолгу обдумывали свои «ходы», а иногда просто валяли дурака, хохоча и рисуя, что в голову взбредет. В результате получались вполне сюрреалистические картинки. Лида называла эти графические ужасы «кракозябрами» и прибирала самые выразительные.
– Поспи! Да ну, ни то ни се… Что я ночью-то буду делать?
– Ночью-то? – Глаза у Марка смеялись. – Ну, мы сообразим, чем заняться…
Лида покраснела. Рисуя с Илькой, Марк все время вспоминал, как она смутилась, и улыбался: Артемида! А Илюшка вдруг залез с ногами на диван, где они сидели, обнял Марка за шею и оглушил жарким шепотом:
– Папа! Я тебя так сильно люблю! Прямо до неба!
И ничем особенным они с Артемидой ночью так и не занимались – Лида толком не проснулась, пока Марк разбирал кровать, а сам он заснул, едва голова коснулась подушки: обоих отпустило страшное напряжение последних месяцев, и они просто отключились.
Утром они безбожно проспали, и Марк, отведя Ильку в сад, решил вообще на работу не ходить. Он вернулся домой и долго смотрел, как спит Лида – рука бессильно лежит поверх одеяла, а рот чуть приоткрыт – совсем как у Ильки. Она и во сне вздыхала. Артемида… Марк разделся и влез к ней под одеяло. Лида вздрогнула:
– Ты холодный!
– Прости, я не подумал…
– Чего ты такой холодный? Ты на улицу выходил? – Лида прижалась к нему ближе и обняла, согревая. Она никак не могла проснуться и после каждой фразы словно проваливалась в тягучий сон.
– Я Ильку в сад отвел.
– Какой ты молодец…
Марк целовал ее, улыбаясь: «Такая теплая, сонная, томная… Моя!»
– А мы что, проспали? – Лида, наконец, открыла глаза и зевнула. – Сколько времени?
– Почти десять.
– Сколько?!
– Спокойно! Сегодня пятница, у тебя библиотечный день.
– А, ну да… А ты?! Ты не пошел на работу?
– Не пошел.
– И почему это ты не пошел на работу?
– Потому что я хочу быть с тобой.
– Только сегодня?
– Ну, вообще-то я рассчитываю на всю жизнь!
– Я согласна! – Лида окончательно проснулась и смотрела на Марка с восторженной нежностью. Потом улыбнулась и поцеловала его. – Я так соскучилась. Просто ужасно!
Марк вздохнул:
– Прости меня, родная.
– Не надо…
– Нет, я виноват. Мне надо было крепче держать тебя, не отпускать. А я…
– Марк, перестань. А то я сейчас заплачу. Я тоже виновата. Если бы я не бросила тебя…
И оба подумали одно: может быть, и Вика осталась бы в живых…
– Ну ладно, ладно! Не плачь, не надо!
– Я не буду, не буду. – Лида еще пару раз всхлипнула и спросила, шмыгая носом: – Марк, а там, в Трубеже, что-то произошло? Почему ты… Тебя ведь отпустило, да?
– Да. Не совсем, но… отпустило. Самое интересное, что ничего особенного не произошло. Я даже смог в ее комнату зайти, представляешь? Это ты там все прибрала?
– Ну да. Я подумала, будет лучше, если убрать с глаз Викины вещи.
– Спасибо. Еще сходил на кладбище, потом с Сережкой посидели, выпили немножко, поговорили. Ну, он мне мозги слегка вправил, конечно. Он это умеет. Спросил про тебя: «Наверняка ты, как всегда, отгородился от нее семиметровым забором? Оплакиваешь умершую и доводишь до слез живую?» А ведь так и было. А потом я вспомнил… Знаешь, после смерти отца мама сильно сдала. Она не жаловалась – она никогда ни на что не жаловалась. Но я видел, что ей плохо. Однажды ночью слышу – плачет. Я подошел, а она… «Я хочу к Коленьке! Я не могу! Пусть он меня заберет!» Я так растерялся… Говорю: «Мама, а как же я?» А она не ответила…
– Марк, ну что ты! Она тебя очень любила! Просто она была в этот момент не в себе. Не надо обижаться.
– Да я все понимаю. Но так горько было. А сам… Замучил я тебя, да?
– Нет, нисколько.
– Да, конечно…
– Марк, знаешь, я что подумала? Давай мы еще ребеночка родим, а? Вдруг получится девочка? А если и мальчик, мы все равно обрадуемся, правда?
Глаза у Лиды сияли, и Марк, зажмурившись от подступивших слез, крепко обнял ее. «Господи, почему мне самому не пришло в голову?! Ребенок! Ну конечно!» И этот ребенок, еще даже и не зачатый, вдруг словно материализовался у них в руках – крошечный, теплый, живой, осветивший радостным светом все их будущее. Они любили друг друга, впервые в жизни ощущая, как сливаются воедино оба смысла этого короткого слова, затертого за века, подобно старинной монете, прошедшей через миллионы рук: «люблю» – как состояние души и «люблю» – как физическое действие…
