Читаем без скачивания Я все равно тебя дождусь! - Евгения Перова

Ива тоже засмеялась:

– Ну да, только стала заметно меньше ростом!

После застолья, пока бабушка расспрашивала Марка о достопримечательностях славного города Трубежа, Ива увела Лиду к себе.

– Как ты живешь? Я так рада тебя видеть!

– Я тоже! У меня все нормально. Всякое было, но теперь нормально.

– У тебя замечательный муж. Такой обаятельный. У вас сын?

– Да, скоро в школу пойдет.

– Ты молодец! И уже доктор наук! Я всегда верила в тебя. – Они внимательно смотрели друг на друга, и Ива первая отвела взгляд. – Я хотела… хотела попросить у тебя прощения. Ты знаешь, за что.

– Я давно забыла, правда.

– И простила?

– Я пережила это.

– Я рада! А я вот никак не могу пережить, все время вспоминаю. Особенно когда дети появились. Я только тогда осознала, каково тебе было…

– Все в порядке. Не думай об этом. Все хорошо, правда!

Во время обратной дороги с одного конца Москвы на другой Лида все думала о чем-то, пока Марк не произнес:

– Она красивая. И сильная. Надо же, имя какое! Мы с тобой можем коллекцию собирать: Януарий, теперь вот Ива…

– Тогда она была просто звезда! Стихи сочиняла, пела их под гитару. Капустники затевала, театр какой-то. Все влюблялись.

– И ты влюбилась, да?

– Наверное, можно и так сказать. Привязалась к ней очень сильно. Я была таким одиноким ребенком, особенно после того, как папа ушел. С мамой у меня никогда общего языка не было, а друзья… Какие друзья у такой зануды, как я, сам понимаешь. А тут! Взрослая девушка, да еще прекрасная, словно принцесса, – и дружит со мной! Как я гордилась! Собачонкой за ней бегала. Надоедала ей, наверно, ужасно. Это я сейчас понимаю, а тогда…

– Тебе сколько было?

– Двенадцать. Первое лето в экспедиции.

– А ей – лет двадцать?

– Она меня на тринадцать лет старше. Сейчас вполне могли бы дружить, но тогда…

– И что потом?

– А потом появился Юрасик. И все. У них любовь-морковь, а тут я! Подозреваю, он меня ненавидел: таскалась за ними, встревала, ревновала…

– А Ива как реагировала?

– Ива? Только посмеивалась. Лето кончилось, все разъехались. Я даже не догадалась взять ее телефон, ждала почему-то, что она мне позвонит. Тосковала страшно. Письма ей писала. Потом выкинула.

– И вы больше не виделись?

– Виделись. Года через два, у папы на факультете. Не помню, зачем я там оказалась. Он занят был, а я слонялась по коридорам и встретила Иву. Она вообще-то с журфака, не знаю, зачем ее к историкам занесло. Увидела ее в конце коридора, закричала, побежала к ней как сумасшедшая. Она у лифтов стояла, увидела меня, улыбнулась и рукой помахала: «Привет!» Вошла в лифт и уехала, только крикнула на ходу: «Еще увидимся!» А я почему-то решила, что она вернется, и ждала ее там, у лифтов. Папа меня потерял, ругался.

– Она не вернулась?

– Нет.

– Бедная девочка!

– Больно было, да.

– А сейчас как вы с ней?

– Она прощения просила, я даже удивилась. Если бы я знала, что она всю жизнь это помнит! Мы ведь еще раз виделись – на улице, случайно. Я почти взрослая была. Она так обрадовалась, кинулась ко мне, а я… В общем, она поняла.

– Да-а. Мы всегда в ответе за тех, кого приручаем…

– Ничего, я справилась.

– Так ты поэтому? С Викой?

– Да, наверно. Она так вцепилась в меня! Знаешь, папа однажды подобрал котенка. Он вообще-то собачник был, а кошек не любил. Но этот сам на него прыгнул на улице, залез по ноге, потом на плечо и стал вопить в ухо. Папа не смог его отцепить и принес домой. Мы с мамой вдвоем еле-еле отодрали его от папы, все плечо расцарапал в кровь! Оставили котика у себя. Мама кормила, я играла с ним, но кот любил только папу. Ждал его, ластился, лез на колени, а папа ярился: «Уберите от меня эту гадость!» Потом мама пристроила к кому-то. Вот Вика – такой котенок, понимаешь?

– Да. Похоже. А ты сама что чувствуешь? По поводу Ивы?

– Самое удивительное, что ничего. Все перегорело. И я не обольщаюсь на ее счет: просто я нужна Юрасику, значит, и ей. Думаешь, я не понимаю, зачем он меня взял в замы? Я догадалась еще до того, как он сам сказал: нужно было место занять. Он меня использует, и все. Опять же, греческая комната – такой шикарный проект! Кроме меня, его больше никто не вытянет, а какой пиар для музея! Ива сказала, будет фильм делать о проекте. Она на телевидении работает. Так что сам понимаешь.

– Хорошо, что ты все трезво оцениваешь. Но зачем тогда согласилась?

– Почему не попробовать? Интересно же! Может, и правда успею какую-нибудь пользу принести музею.

– А если…

– А если придется выбирать, я выберу то, что важнее для нас с тобой, а не для Юрасика с Ивой!

Марк с Лидой словно переживали медовый месяц, которого у них никогда не было. Марк не сразу осознал: то счастье, которое ему редко доводилось испытывать в общении с Артемидой и ради которого он терпел месяцы отчуждения, – это счастье теперь просто разлито в воздухе. Лиде как-то удалось избавиться от своих оборонительных стен: открытая, нежная, любящая, заботливая, трогательная, страстная, она так поражала и волновала Шохина, что он чувствовал себя заново влюбленным. «Эта женщина создана специально для меня!» – думал Марк, сидя на кухне поздним воскресным утром и наблюдая, как Лида варит кофе. Он вспоминал безумства прошедшей ночи, стараясь не думать о том, как это происходило у него с Викой. Лида почувствовала его взгляд и обернулась, вопросительно подняв брови. Марк улыбнулся:

– Ты такая красивая!

– Просто я счастлива.

– Нет, правда! Ты с возрастом делаешься все прекраснее…

– А знаешь почему? Потому что ты отдал за меня двадцать пять коров.

– Каких коров?! – изумился Марк.

– Это такая африканская притча. У одного человека было пять дочерей. Старшие все красавицы, а младшая – хилая да неказистая, хотя добрая и приветливая. Старшие сестры быстро вышли замуж, а младшую никто не берет. Очень отец огорчался. И вдруг приходит один человек и говорит: «Возьму в жены твою младшую дочь, но с одним условием!» Отец обрадовался, что нашелся, наконец, жених, и думает: надо с него поменьше выкуп взять, не девять коров, а… ну, хоть пять! Спрашивает: «Какое твое условие?» А тот отвечает: «Условие мое такое: я заплачу за невесту двадцать пять коров, и ни коровой меньше!» Отец сильно удивился, но спорить не стал – что с дурака возьмешь, двадцать пять так двадцать пять. Выдал последнюю дочь замуж и вздохнул с облегчением.

Прошло много лет, отец одряхлел и решил доживать свой век у одной из дочерей. Отправился он их навестить, и что же видит: все дочери состарились, подурнели, кто растолстел безбожно, от кого одни кости остались. Сварливые, плаксивые, с мужьями ссорятся, детей бьют, одно горе. Не захотелось отцу с ними жить, и отправился он к младшей дочери – с болью в сердце: если уж у старших такая жизнь, что ж его ждет у младшей? Пришел и ахнул: чистый светлый дом, воспитанные дети, приветливый муж, достаток и любовь! А когда вышла к нему дочь, он и вовсе изумился, какой она стала красавицей. «Как же так, дочь моя?» – спросил он. А та ответила: «Все потому, отец, что мой муж заплатил за меня двадцать пять коров! Ни за кого столько не платили». Вот и ты тоже заплатил за меня двадцать пять коров!