Читаем без скачивания Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.) - Леонид Васильев

Начнем с того, что напомним о генеральной схеме древней истории в китайской традиции. Согласно ее построениям, первой династией, ведшей происхождение от великого Юя, была Ся, о которой уже шла речь в предыдущей главе. На смену Ся и пришла династия Шан-Инь. Родоначальником ее традиция считает некоего Се, который будто бы был рожден одной из жен императора Ку, отца Яо, после того, как она проглотила яйцо ласточки. Изложивший эту легенду Сыма Цянь добавил к ней, что впоследствии Се стал помощником Юя в деле покорения вод и что еще Шунь пожаловал Се во владение Шан и дал ему родовое имя Цзы (этот знак действительно был родовым именем клана шанских ванов, как о том свидетельствуют данные надписей) .

Сказанное означает, что у истоков домов Ся и Шан стояли одни и те же великие правители (Ку, Яо, Шунь, Юй) и что, следовательно, исторически, да, видимо, и этнически Ся и Шан в китайской традиции считались близкими друг другу и существовавшими едва ли не одновременно. Этот вывод перекликается с данными «Чжушу цзинянь», согласно которым и Ся, и Шан как этнические и политические общности достаточно часто меняли места своего обитания, причем в ходе таких перемещений их пути и маршруты перекрещивались (см. [255, т. 3, Prolegomena, с. 119—127]). Стоит заметить, что попытки разобраться в географических отождествлениях и реконструировать маршруты упомянутых переселений к успеху не привели. Напротив, окончательно запутали ситуацию в целом и вызвали к жизни высказанное одним из крупнейших знатоков шанского Китая Чэнь Мэн-цзя предположение, что 14 так называемых додинастиче-ских (т.е. ранних) правителей Шан — те же 14 правителей Ся (см. [177, с. 124]). Из этого легко еще раз сделать вывод, что все построения насчет Ся — если принять эту версию — не что иное, как миф. Однако идея о Ся, как о том уже шла речь, была дозарезу нужна победившим чжоусцам для легитимации своей власти, о чем подробно будет идти речь в следующей главе. И именно сквозь призму таким образом сконструированной легитимации, построенной на основе теории о мандате Неба и об изменении воли Неба под давлением обстоятельств (принцип этического детерминанта: Небо поддерживает добродетельных и наказывает недобродетельных), изложена в китайской историографической традиции вся история Шан-Инь.

В «Чжушу цзинянь» и третьей главе сочинения Сыма Цяня в деталях описывается, как после перемещения в Бо иньцы активизировались, подчинили себе ряд соседних владений. Последний правитель Ся, преступный и недостойный Цзе, пытался было помешать этому, даже одно время сумел, пленив добродетельного шанского правителя Чэн Тана, заточить его в башне, но все было напрасно: умелый Чэн Тан не только выпутался из всех сложностей, но и ответил решительными действиями. Он послал своего выдающегося помощника И Иня выяснить обстановку в Ся, убедился в недобродетельности Цзе, сблизился на этой основе с соседними владениями и в конечном счете, возглавив их, выступил против Цзе и уничтожил Ся.

Что в этой назидательной схеме от истины, установить трудно. Можно лишь предположить, что составлявшие легенду чжоусцы пытались включить смутно известные им крупицы исторической истины в густую канву дидактических наставлений.

Кроме имен, подтверждаемых надписями (Чэн Тан, И Инь), из легенды, видимо, можно вычленить лишь несколько фактов.

Во-первых, факт борьбы Чэн Тана с кем-то за гегемонию в районе Бо (местность, о реальном отождествлении которой специалисты еще спорят, но которую тем не менее практически единодушно локализуют в районе к югу от Хуанхэ в пределах пров. Хэнань, т.е. немного на юг от Аньяна). Во-вторых, факт возвышения Чэн Тана в результате этой борьбы. В-третьих, факт существования в то время (скорей всего, это относится ко второй трети II тысячелетия до н.э.) политической структуры типа протогосударства, а может быть, и ряда соперничавших структур такого типа, что в принципе согласуется с данными археологии (имеется в виду эрлитоу-эрлиганская фаза бронзовой культуры в Китае).

Стоит, впрочем, заметить, что речь может идти лишь о самом начальном периоде формирования протогосударств в бассейне Хуанхэ. Известно, в частности, из тех же источников, что после Чэн Тана шанцы продолжали вести привычный полукочевой образ жизни, достаточно часто меняли свое местонахождение, пока при У Дине не попали в район Аньяна, где уже осели навсеща. И если принять во внимание обстоятельства, которые этому сопутствовали и способствовали формированию очага урбанистической цивилизации (имеется в виду гипотетический синтез протошанцев с западными мигрантами), то о разнице между аньянской и доаньянской фазами следует говорить с тем большей определенностью.

Традиция повествует далее, что, одержав решающую победу над Цзе и уничтожив Ся, Чэн Тан покорил своей воле соседей, всех умиротворил и положил в основу управления добродетельное поведение, обещав при этом карать ослушников. Чэн Тан не оставил сильных наследников, так что при его младших сыновьях, один за другим правивших три и четыре года, реально руководил шанцами мудрый И Инь. Когда же пришла очередь править внуку Чэн Тана Тай Цзя, сыну его старшего сына, скончавшегося ранее Чэн Тана и потому не занявшего трон, оказалось, что малолетний внук не отличается добродетелями. И Инь решительно вмешался в дела правящего дома и, как повествуют несколько глав неаутентичной версии «Шуцзина» («И сюнь», «Тай Цзя»), сумел добиться того, что наставил нового правителя на путь истинный. Это же написано у Сыма Цяня (см. [86, т. 1, с. 170]).

Дальше версии расходятся. В «Шуцзине» и «Шицзи» говорится о том, что И Инь, устав, удалился от дел, затем умер, что он восхвалялся за его великие заслуги сыном и преемником Тай Цзя Во Дином. В «Чжушу цзинянь», однако, утверждается, что И Инь, наказав Тай Цзя, будто бы попытался сесть на трон сам и что после этого, бежав из ссылки, Тай Цзя убил его. Но так как Небо явно не одобрило подобного поступка (три дня был густой туман), Тай Цзя вызвал ко двору сыновей И Иня и вернул им владение отца (см. [255, т. 3, Prolegomena, с. 130]). В любом случае, однако, — здесь все источники сходятся — сын И Иня И Чжи унаследовал его должность и активно помогал управлять шанцами их правителям еще на протяжении нескольких правлений.

Затем, судя по скудости данных и частым упоминаниям об очередных перемещениях, столкновениях с соседями и нашествиях кочевников (о чем повествуется в «Чжушу цзинянь» [255, т. 3, Prolegomena, с. 132—134]), для шанцев наступили трудные времена. Сыма Цянь прямо пишет, что при Хэ Тань-цзя и Ян Цзя «дом Инь пришел в упадок» [86, т. 1, с. 172]. Преемником Ян Цзя был его младший брат Пань Гэн — тот самый, что в очередной раз переместил свой народ в древнюю столицу Чэн Тана Бо.

Ни один из текстов не дает ни единого намека на то, что в это время с шанцами — точнее, с протошанцами эрлитоу-эрлиганской фазы — произошло нечто экстраординарное. Разве что упомянутые в «Чжушу цзинянь» нашествия кочевников могут считаться свидетельством некоего контакта протошанцев с мигрантами, знакомыми с элементами урбанистической цивилизации (в частности, с колесницами). Но невнятные сведения не дают никаких оснований для сколько-нибудь определенных выводов. Перед нами нечто необъяснимое: археология свидетельствует о резком качественном скачке между обеими фазами (эрлитоу-эрлиганской и аньянской), а в текстах все до предела гладко.

Можно, конечно, сетовать на то, что дидактические тексты чжоусцев, которые имеются в нашем распоряжении, отражают их концепцию истории, что в этих текстах не столько рассказ о реальных событиях прошлого, сколько реконструкция историзованных легенд, составлявшихся задним числом. Но ведь и в шанских надписях тоже нет доаньянской истории. Правда, там вообще нет истории, никакой, кроме разве что упоминаний о существовании «верхних предков», которые некогда были правителями.

Итак, факт остается фактом: письменная историографическая традиция как самих шанцев после У Дина (аньянская фаза, гадательные надписи), так и сменивших их чжоусцев со свойственным им гипертрофированным вниманием к переинтерпретируемой ими истории не дает и намека на что-либо экстраординарное, что должно было — судя по данным археологии — произойти с протошанцами бассейна Хуанхэ где-то во время правления Пань Гэна, чуть раньше или чуть позже.

Впрочем, есть все же одна зацепка. Сразу же необходимо заметить, что использование ее невозможно без натяжек. Но на безрыбье, как говорится, и рак — рыба. Приведу полностью эпизод, о котором идет речь. Взят он из гл. 3 «Шицзи», но подтверждается и рядом глав «Шуцзина» — правда, из версии гу-вэнь, т.е. неаутентичной.

«[Однажды] ночью У-дин во сне увидел мудреца, которого звали Юэ. [Помня] увиденное во сне, [он] осмотрел своих приближенных и чиновников, но никто не был таким, [как Юэ]. Тоща [У-дин] заставил чиновников принять меры и найти мудреца вне города. Нашли Юэ в Фусяни. В это время Юэ как колодник работал на строительстве в Фусяни. [Когда найденного человека] показали У-дину, У-дин сказал, что это он и есть. Обретя Юэ и поговорив с ним, [У-дин понял], что это действительно мудрый человек, и выдвинул его, сделав своим первым советником. Иньское государство [с тех пор] стало хорошо управляться. Поэтому впоследствии по местности Фусянь ему дали фамилию, прозвав Фу Юэ» [86, т. 1, с. 173].