Читаем без скачивания Щепки плахи, осколки секиры - Юрий Брайдер

На этот раз Жердев отсутствовал долго – не меньше часа. Выстрелов, правда, больше слышно не было, но сонное оцепенение, прежде царившее в деревне, развеялось. Время от времени до усадьбы доносились жалобные голоса различных домашних животных, бабья перебранка и даже мужской мат. Сразу в нескольких домах затопились печи.

В конце концов ватага стала собираться в путь-дорогу, решив, что подвыпивший Жердев заснул где-нибудь в укромном месте. Однако в самый последний момент он ворвался в дом, таща перед собой завернутый в рогожу полуведерный чугун, в каких сельские жители обычно готовят пойло для скота. Пахло от чугуна довольно аппетитно, хотя вовсе не поросятиной с хреном.

– Петух, тушенный в белом вине! – торжественно объявил Жердев, водружая чугун на середину стола. – Французское национальное блюдо. Когда к нам в страну генерал Де Голль приезжал, я поваров «Метрополя» консультировал относительно рецепта его приготовления… Белого вина здесь, правда, не нашлось, уж извините, но я его бражкой заменил… Почти одно и то же. Вообще сейчас достойное блюдо приготовить практически невозможно… То Кардамона нет, то мускатного ореха, то ванильного сахара, то розового масла… Вот и приходится выкручиваться. И толченая дубовая кора в дело идет, и змеиная желчь, и настой полыни. Настоящий повар в грязь лицом никогда не ударит… Ну, пробуйте! Бабам ножки, чтоб и свои задирали трошки, мужикам грудку, чтоб не проспали побудку, мне крыло, чтоб на молодух вело, а ментам, как всегда, гузка, самая хорошая закуска…

– Но вы ведь нам вроде поросенка с хреном обещали, – напомнила Верка.

– Разве? – удивился Жердев. – А какая разница? Все одно – мясо. Тем более диетическое. Генерал Де Голль петухом не гнушался, а уж такой голытьбе, как вы, грех кочевряжиться.

Стоящий чуть в стороне Смыков приложил палец к губам – дескать, не надо зря раздражать хозяина, находящегося в столь переменчивом состоянии духа. Впрочем, это предупреждение было излишним – огромный нож, так и мелькавший в руках Жердева, невольно внушал всем присутствующим кротость и добронравие.

Петух действительно оказался очень вкусным, хотя бражка не могла в должной мере сойти за белое вино, а капустный рассол не шел ни в какое сравнение с гранатовым соком.

Первым трапезу окончил Цыпф. Сказав, спасибо большое, – он выложил в опустевшую миску два мелких предмета – свинцовую пулю и обломок своего зуба. От радушного предложения остаться на уху ватага деликатно отказалась.

– Куда же вы теперь? – осведомился Жердев. Говорил он по-прежнему связно и действовал осмысленно. О его болезненном (с точки зрения Верки) состоянии свидетельствовали только слезящиеся глаза да красные набрякшие веки.

– Будем поближе к Талашевску пробираться, – сказал Смыков. – Там ведь нынче власть обосновалась?

– Там, там! – подтвердил Жердев. – Зачем вам ноги зря бить столько километров и на какую-нибудь мразь рогатую можно напороться. Я вас в один момент домчу куда желаете. Не сомневайтесь.

Женщины сразу замахали руками, заквохтали как наседки, увидевшие ястреба, еще раз доказывая свое генетическое родство с птицей курицей, зато мужчины призадумались.

– Ездок вы, конечно, отменный, никто не спорит, – сказал Смыков, поглядывая то на Цыпфа, то на Зяблика. – Да уж больно лихой… Скорость, наверное, постоянно превышаете, дорожные знаки игнорируете.

– Какие сейчас знаки, побойтесь Бога! А приличную скорость моя колымага только с горы развивает. Так что за жизнь и здоровье можете не беспокоиться. Буду беречь вас, как куриное яичко. – Жердев, очевидно, припомнил свой давний челночный промысел.

– Только пообещайте, что в дороге спиртное употреблять не станете, – заявила вдруг Верка.

– Вы, дамочка, говорите, да не заговаривайтесь! – обиделся Жердев. – У меня тридцать лет безаварийного стажа! Грамоту от Верховного Совета имел и двенадцать благодарностей от министерства. Во всем районе трезвее меня шофера не было.

– Лично я согласен, – сдался Зяблик. – Проверим, что у тебя лучше получается: машину водить или петуха готовить.

Через полчаса самоходное устройство Жердева, представлявшее собой уродливый гибрид пропашного трактора, мотоцикла и нескольких автомобилей разного класса, сопровождаемое почетным эскортом разъяренных псов, уже катило по узким деревенским улочкам. Хозяйки, выглядывавшие из-за заборов, истово крестились, и по губам их можно было прочесть: «Чур меня, чур меня!»

Машина, которую Жердев ласково называл «колымагой», являла собой доведенный почти до совершенства (или до абсурда) образец технического прагматизма. Все, что непосредственно не касалось вращения колес, маневрирования и торможения, было безжалостно отринуто, в том числе и такие привычные элементы автомобильной конструкции, как рессоры, кабина и кузов.

Сам Жердев восседал на мешке с соломой, а пассажиры вынуждены были цепляться за всякие выступающие детали рамы. Перед тем как тронуться, их предупредили о недопущении резких движений, которые могли нарушить центровку всего устройства.

По ровной дороге колымага делала не больше тридцати-сорока километров в час, но страха на седоков и зрителей наводила не меньше, чем гоночная машина, на предельной скорости несущаяся к финишу. А что касается шума и дыма, производимого колымагой, то здесь она могла переплюнуть даже знаменитый паровоз Стефенсона, в свое время ставший причиной умопомешательства многих достойных британских граждан.

На первом же спуске Жердев извлек из-под своего мешка бутылку с какой-то мутной жидкостью. Предваряя Веркино возмущение, он с самым серьезным видом объяснил:

– Проклятый гастрит замучил. Вот и приходится пить специальный настой, снижающий кислотность.

После нескольких добрых глотков бутылка наполовину опустела, зато скорость колымаги возросла почти вдвое. Зяблик, до того взиравший на Жердева с черной завистью, не выдержал и вцепился в недопитую бутылку.

– У меня тоже кислотность! – прошипел он, словно голодный кот. – Одна изжога от твоего петуха.

– Бывает, – добродушно согласился Жердев. – Видно, я цикуты передал.

– Чего? – удивился Цыпф. – Так ведь это же яд!

– Какой там яд, – Жердев великодушно уступил бутылку Зяблику и махнул освободившейся рукой. – В семенах, может, и есть яд, а корешки очень вкусные. Почти как морковка или сельдерей.

Зяблик тем временем сделал все возможное, чтобы рецепт целебной настойки остался для непосвященных тайной – сама жидкость исчезла в его чреве, а пустая бутылка улетела в кювет.

– Ну что, легче стало? – поинтересовалась Верка, протягивая Зяблику сухарь. – Пропала изжога?