Читаем без скачивания Иван Царевич и Серый Волк - Сергей Шведов

– Тогда зачем ты помогла ему в оживлении Вельзевула? Насколько две другие твои ипостаси, я имею в виду Веру Царевич и ведьму Веронику, действую в унисон с тобой?

– Мне пришлось пойти на метаморфозы, чтобы обезопасить мир от происков Магона, – в голосе феи Морганы впервые с начала разговора прозвучало раздражение. – Увы, я не всесильна. Я просчитала ситуацию настолько, насколько её вообще можно было просчитать. Магон оживил бы Вельзевула и без моей помощи, и тогда я стала ведьмой Вероникой, чтобы подчинить князя Зла, ибо заклятия, произнесённые феей, на него не подействовали бы.

– Но, как я успел убедиться, на собственном опыте, личина, одетая во спасение, очень быстро прирастает к лицу и вполне способна изменить и нашу суть и наши устремления.

– Ты заметил это слишком поздно, королевич Жан, – горько улыбнулась фея Моргана. – Правда, ты не только сам охотно носил личины, но и потехи ради напяливал их на других, не слишком задумываясь, к чему это приведёт. А что касается Вероники, то её цель не Кощеев дворец с молодильными яблоками, а Золотой замок, который даёт власть над миром. Тебя же она держит в союзниках, уверенная на все сто процентов, что царевич Иван или, как она тебя называет Иванушка-дурачок, целиком в руках своей любовницы-ведьмы. Она очень надеется, что ты станешь истинным Кощеем Бессмертным.

– И что будет тогда? – Кощей и Вероника одержат победу над Магоном, но это не будет победой добра над злом, а будет лишь меньшее из двух зол.

– Последний вопрос – кто такой Василевич? – В нашем мире никто, пустое место. А в своём, кажется, крупный мошенник. Вера Михайловна пошла с ним на сделку, но сути этой сделки я не до конца понимаю.

Царевич, как отменно любезный кавалер, проводил фею Моргану до её замка, точнее до той самой поляны, освещённой лунным светом, с которой она шагнула ему навстречу. Через полминуты фея Моргана чуть повернула голову вправо и застыла в полной неподвижности.

Царевич отступил на несколько шагов от картины с феей Морганой и бросил взгляд на картину с ведьмой Вероникой. Нет, оживлять её он не собирался, исходя из того, что он услышал от Морганы, Иван без труда мог выстроить свои диалоги, как с ведьмой Вероникой, так и с Верой Царевич. Разумеется, Вероника будет настаивать на том, что это она метаморфизировала в Верку и фею Моргану исключительно для того, чтобы добраться до Золотого замка и помочь Царевичу стать если не Кощеем, то, во всяком случае, Иваном Бессмертным. Что касается собственно Веры Царевич, то от неё Иван услышит новую порцию упрёков по поводу того, что втянул порядочную женщину, озабоченную лишь увеличением жилплощади, в совершенно скандальное дело по переустройству мира. И вообще – как был Ванька Царевич мальчиком на побегушках у сильных мира сего, так им и остался. Единственный светлым пятном в разговоре с феей Морганой было то, что князь Зла Вельзевул, ведомый двумя ведьмами, изменил маршрут и направился прямёхонько к Золотому замку, а значит, Царевич может хотя бы в эту ночь поспать спокойно.

Однако Кляев с Самоедовым оптимизма Царевича не разделяли. По мнению лорда Базиля самое время было нанести упреждающий удар по Василевичу, дабы не допустить объединения врачебных Берендееву царству сил:

– Василевич союзник ведьмы Вероники, – мрачно возразил Царевич. – Это она снабжала его молодильными яблоками.

– Это ведьма думает, что он её союзник, а как дело обернется, не знает никто. Василевич в Золотой замок не полезет, а вот в яблоневый сад полезет обязательно. Перестреляет всех наших собачек и большой привет. Даром, что ли он сюда на грузовиках приехал.

– И что, по-твоему, я должен делать? – Ты Кощей или не Кощей, – возмутился Васька. – Раз на твое царство нападают недобрые молодцы, то изволь защищаться.

– Что же я поубивать их должен? – возмутился Иван. – Живые же люди. – Живыми они были, когда едва не убили нас в лабиринте, а потом на дороге. А здесь в Берендеевом царстве они просто фантомы.

– Нет, Василий, ты не прав, – запротестовал Царевич. – Фантомом был убитый колом вурдалак Сеня, видимо случайно попавший через лабиринт на российский пустырь. Фантомами были гоблины и киллеры, которых с упоением истребляли Вероника

с Наташкой всё на том же пустыре. Но мы с вами не фантомы, и если нас здесь убьют, то убьют взаправду, а не понарошку. То же самое будет с Василевичем и его людьми.

– Подожди, – напрягся Кляев. – А зачем Матерый заметал следы на пустыре? Мы же видели с тобой, как грузили трупы и вывозили сгоревшие машины.

– А ты вспомни Евочку, – подсказал Царевич. – Как только мы ухлопали фантомную крокодилиху, так она сразу же вернулась из небытия.

– Ты хочешь сказать, что на месте убитых гоблинов и киллеров, тут же или немного спустя, появлялись люди, которые были их прототипами?

– Именно. И Матёрый развозил их по домам, во избежание крупного скандала. Киллеры и гоблины были фантомами, появившимися на свет благодаря колдовским манипуляциям с рисунками и живой водой, но мы то с вами живые люди, которые просто покушали яблочек и оказались в воображаемом мире. Но суть наша от этого не изменилась. И если нас убьют, то без всякой надежды на воскрешение, уверяю вас. И вероятно российские сыскари страшно удивятся, обнаружив прошитые пулями тела в подземных сооружениях, вроде бы не приспособленных для крутых разборок. А пресса долго будет размышлять над тем, что заставило московского олигарха спуститься в нашу городскую канализацию, дабы принять там смерть в компании с писателем, художником и шофёром.

Самоедов с Кляевым призадумались. Вопрос жизни и смерти, это, что там ни говори, фундаментальный вопрос. Тем более что умирать тебе придётся практически за голую абстракцию, за мир, который не существуёт в природе, где Добро и Зло всего лишь плод воображения. А все рассуждения, что воображаемое Зло может стать Злом реальным кажутся почти абсурдными и плохо согласующимися с нашими представлениями о том, что в этом мире представляет угрозу, а что нет. Конечно, можно было бы сослаться на борьбу Идей, которая на протяжении всей человеческой истории являлась двигателем прогресса, но в данном конкретном случае эти идеи были воплощены в слишком уж сказочные, почти карикатурные, образы, чтобы серьёзные люди, выросшие в иной системе ценностей, приняли близко к сердцу проблемы магов и королевичей, графинь и нимф, крепостных крестьян и кощеев бессмертных.

– В любом случае нет смысла в нашем сидении в Кощеевом дворце, – сказал Кляев. Сказочный этот мир или не сказочный, но отдавать его, кому ни попадя, я не намерен. Почему, скажите на милость, всегда и везде торжествовать должны чародеи-аферисты, а не благородные лорды-пролетарии. Нет, шалишь, раз уж Кляеву выпало защищать Добро, то он его защитит, сказочное оно или натуральное. – Люблю аристократов, – ехидно заметил Самоедов. – В одном я с Василием согласен, нельзя отдавать искусство в руки торгашам. Фантазия должна быть средством парения духа, а не средством наживы и способом порабощения чужой воли. – Красиво сказал, хотя и по-интеллигентски, – хмыкнул Кляев. – Так я пойду, позову Полудурка?

– Зачем? – удивился Царевич. – Пока как средство передвижения, а потом видно будет. – А этот монстр нас не покусает, – забеспокоился Самоедов, которому враз расхотелось защищать свободу искусства таким вот экзотическим способом. – Кто знает, что на уме у животного.

– За дракона я ручаюсь, – сказал лорд Базиль. – Не станет он есть Кощея Бессмертного и его верных сановников.

Вспомнивший о своём боярском статусе, Самоедов вопросительно взглянул на царя царей Ивана Бессмертного, которому по долгу службы принадлежало право принимать решения. Царевич оказался на высоте положения, в том смысле, что махнул рукой и позволил Кляеву делать всё, что тот сочтёт нужным. И действительно, какой смысл сидеть и ждать, пока освоившийся в Берендеевом царстве Василевич бросит на сказочный дворец своих вооружённых до зубов отморозков.

Кляев достал из сумки фонарик и посигналил им в звёздное небо, а потом и вовсе включил сирену Уазика, чем переполошил всех сторожей Кощеева сада. Полудурок не появлялся, зато сбежались все церберы, аргусы и слетелись гарпии, заполнив все аллеи и обширную площадь перед замком. Дабы не уронить авторитет, Царевичу пришлось выпить рюмку живой воды и раздуться до пределов сказочно-богатырских. Преображение Ивина было встречено ликованием, как в среде «собачек», так и в среде гарпий, совершенно отвратительных особ с перепончатыми крыльями и с тупыми злобными харями, от которых к тому же ещё скверно пахло. Похоже, долгое отсутствие патрона всерьёз волновало Кощееву рать, иначе трудно было объяснить лай торжества, в мгновение разрушивший тишину ночи и слышимый, наверное, даже в Киндеряевом замке. – Внимание, – поднял руку Кляев, и торжествующий лай сразу же стих. – Его Бессмертие будет говорить.