Читаем без скачивания Римский орел - Александр Мазин

Черепанов велел свести своего коня в стойло, а сам двинулся по широкой виа претория[142] в «командирскую» часть лагеря.

Почти все встречные приветствовали его: кентурион Череп был популярной фигурой. Разумеется, сам подполковник помнил по именам немногих. Но неизменно отвечал на приветствия и поздравления. В лагере слухи распространяются со скоростью степного пожара, а тут двое суток прошло. Немудрено, что о победе «трусливой» кентурии не знали только глухие.

Старший кентурион Феррат обитал в неплохом домике прямо напротив претория. Старший кентурион был весел.

— Прямо с дороги? Куда ездил, в Августу?

— Нет, в имение Гордиана. У меня там раненые остались…

— Молодец! — Старший кентурион аж расцвел. — Так и надо, гастат! В первую очередь — о своих легионерах. Непременно Фракийцу расскажу!

Черепанову стало очень неудобно. Поскольку вовсе не к раненым он ездил. Конечно, и к раненым тоже…

— Слушай, Сервий, я одного из моих парней хотел в декурионы представить, да не успел. Можно от позавчерашнего оформить?

— А какая разница?

— Да понимаешь…

Старший кентурион бросил на него быстрый взгляд:

— Покалечили кого? Хочешь пенсию поднять?

— Да, — честно признал Черепанов.

— Оформим, не беспокойся. Ты сегодня именинник. И список отличившихся подготовь. Укажи — кому что. Я подпишу. Знаю, лишнего не попросишь. А сейчас пошли на тебя награды вешать. Чую, будет тебе сегодня представление на золотой венок. Этот преторианец, которого ты выручил, нашему Магну родич. Так что сукин сын непременно расщедрится. Это даже и хорошо, что Фракийца нет. Максимин, он на награды скупой, уж я-то знаю.

Трибун-латиклавий Гай Петроний Магн оказался куда моложе, чем ожидал Черепанов. Лет двадцать пять от силы. Но важности — минимум на троих. И свой белый шарф носил с невероятной надменностью. И этим сразу напомнил Черепанову его родича-преторианца.

— Тот самый первый гастат Череп? — осведомился трибун у старшего кентуриона, не удосужившись ответить на приветствие офицеров. И оторвать задницу от стула — тоже.

— Да, это он, — сухо произнес Феррат. Было видно, что он латиклавия терпеть не может. И Геннадий его понимал.

— И что мне с тобой делать, младший кентурион… — брезгливо кривя узкие губы, процедил Магн.

Черепанов промолчал. Нескромно же говорить о собственном поощрении.

— А ты что скажешь, Феррат?

— Позволь, латиклавий, рассказать тебе о том, как кентурион Череп…

— Не нужно, мне уже рассказали, — отмахнулся трибун. — Так что же мне с тобой делать, гастат? Меня удивило и насторожило, когда я узнал, что легат Максимин поставил кентурионом варвара. Но твои преступления слишком велики даже для варвара.

Черепанов услышал, как Феррат озадаченно крякнул. Признаться, он сам тоже ожидал другого.

— Э-э-э… Петроний, ты уверен, что тебя правильно информировали? — спросил старший кентурион. — Возможно, тебе все же стоит послушать, что сделал кентурион Череп?

— Меня правильно информировали, — отрезал Петроний Магн. — Не думаю, что ты, не присутствовавший там, сможешь сообщить мне больше, чем трибун претория, лично участвовавший в событиях.

«Ах вот оно что! — сообразил Черепанов. — Паскудник-преторианец все же наябедничал».

— И в чем же состоят мои преступления? — очень спокойно осведомился он. — Просвети меня, варвара, какие законы я нарушил?

— Во-первых, ты преступно медлил, прежде чем выступить на защиту римских граждан, подвергшихся насилию. Что, в свою очередь, привело к тому, что многие подданные императора погибли. К счастью для тебя, благородная Корнелия Гордиана уцелела, но это опять-таки не твоя заслуга. За это ты должен благодарить доблестного трибуна Секста Габиния, которого ты…

— Прошу прощения, латиклавий! — перебил Черепанов. — Давай сначала по первому пункту обвинения! У тебя есть свидетели моей преступной медлительности?

— Ты забываешься, кентурион!

— Не думаю. Я просто задаю вопрос. И хочу услышать ответ. Таково мое право, утвержденное законом.

— Что ты знаешь о наших законах, варвар? — презрительно бросил трибун.

— Вероятно, я знаю наши законы лучше, чем патриций империи, поскольку могу точно процитировать соответствующий пункт эдикта.

— Придержи язык! Это не единственное твое преступление. Ты посмел применить насилие по отношению к старшему офицеру претория, представителю самого императора, за что полагается…

— Прошу прощения! Я не применял силы по отношению к трибуну претория!

— Ты лжешь, негодяй!

— Нет! Я не лгу! И у меня есть свидетели! Тебя, как заметил старший кентурион, неверно информировали. Я применил силу, да…

— Вот видишь! Ты признал!

— …чтобы выяснить, является ли человек, облаченный в форму трибуна преторианцев, трибуном преторианцев или же это варвар, присвоивший доспехи трибуна. Как только я получил ответ на свой вопрос, я немедленно предоставил упомянутому тобой Сексту Габинию свободу.

— Ты что же, не мог отличить варвара от патриция и трибуна? — возмутился трибун.

Черепанов пожал плечами:

— Он вел себя в точности, как вожак варваров, которого я взял в плен. Возможно, его латынь была получше, но я пока не научился различать таких тонкостей. В чем еще меня обвиняют?

— Мне сообщили — и тут, можешь не сомневаться, у меня множество свидетелей, — что ты приказал распять пленников!

— Ну да, — подтвердил Черепанов. — Я это сделал. А разве не так поступают с разбойниками в нашей провинции? Или ты сомневаешься, что они — разбойники?

— Ты нарушил эдикт нашего богоравного Августа Александра! — напыщенно воскликнул латиклавий. — Эдикт, которым он повелевает всем захваченным варварам предлагать вступить во вспомогательные войска, а тех, кто откажется, выдворять за пределы империи, не причиняя вреда, дабы не возбуждать в их сородичах гнева против империи. Нарушение же императорского эдикта приравнивается к нарушению присяги! Ты знаешь, что за это следует?

— Знаю. А вот о таком эдикте слышу в первый раз. А поскольку ты о нем знаешь и не сообщил о нем мне, то, выходит, это ты виноват в нарушении эдикта.

— Ты спятил! — Трибун подскочил. — Этот эдикт составлен не для каких-то там младших кентурионов!

— Ты это сказал, не я, — заметил Черепанов. — Старший кентурион свидетель: ты только что снял с меня ответственность за нарушение эдикта. Не знаю, правда, есть ли у тебя право самостоятельно толковать императорский эдикт, — невинно добавил он.

— Замолчи! — Трибун побагровел от ярости. — Феррат! Отобрать у него регалии и заключить в карцер! Не позднее чем завтра я буду судить его, и, клянусь Марсом-Мстителем, он получит по заслугам!

— Я не стану этого делать! — сказал Феррат.

Удлиненное лицо трибуна стало и вовсе морковного цвета.

— Ты отказываешься выполнить приказ?! — прошипел он. — Как ты смеешь? Тоже хочешь в карцер, Феррат?

— Я не стану это делать, Петроний, — буркнул старший кентурион. — Хочешь отправить меня в карцер — отправляй.

— Он не рискнет отправить тебя в карцер, — спокойно произнес Черепанов. — Он — паскудный пес, который брешет из-за забора. Не делай этого! — предупредил он взбешенного латиклавия, схватившегося за меч. — Или я тебя убью. — Подполковник положил ладонь на рукоять своей спаты. — Он не арестует тебя, Феррат! Он даже меня не арестует. Потому что он не легат, а только латиклавий. И кентурионом меня поставил не он, а Максимин.

— Еще как арестую! — заорал Магн. — Эй, охрана! Живо ко мне!

— Возьмите этого преступника! — Латиклавий указал ворвавшимся легионерам на Черепанова. — В карцер его, в кандалы, живо!

Стражники окружили Черепанова.

— Отдай оружие, Череп, — произнес командовавший ими опцион. — Лучше отдай по-хорошему, ладно?

Черепанов поглядел на Феррата. Тот молчал.

— Ладно, ребята, — сказал Черепанов. — Не драться же мне с вами в самом деле. Из-за всякого дерьма. Вот мой меч.

— Тебе не жить, Череп! — бросил ему вслед Магн. — Завтра я буду тебя судить! Тебе не жить, так и знай!

Трибун был уверен в том, что говорил. И у него были основания быть уверенным.

Геннадий об этом знал, но твердо верил в свою удачу. До сих пор эта дама его не подводила. Хотя имела склонность являться в самый последний момент.

Глава десятая

Бунт

Лагерный карцер мало чем отличался от гауптвахты в современной Черепанову армии — квадратный сарай с узкими окнами под самой крышей, с «предбанником», в котором располагалась охрана.

У Черепанова забрали доспехи и регалии, включая перстень кентуриона, но шнурки и ремень оставили. И деньги тоже. Изъятое имущество сложили в отдельный мешок и опечатали. Взамен выдали грязное шерстяное одеяло и подчеркнуто вежливо препроводили в «рабочее» помещение.