Читаем без скачивания Америkа reload game (с редакционными примечаниями) - Кирилл Еськов

– Greetings, Gregory! – хозяин, питерский корреспондент «Таймс», был в халате, но, похоже, еще не ложился. – Urgent news?*

– I beg your pardon, Jeremy, if I am too literal with your request «wake me up at any time, day or night, if anything new comes up on Rostoropshin’s disappearance». Here, take a glance: I just received this letter and I think it should be dealt with immediately. Should I translate this for you?**

– Well, I suspect, I am quite capable of deciphering a set of printed Russian of this level of sophistication,*** – усмехнулся англичанин, подтвердив возникшее уже у Ветлугина подозрение, что тот владеет языком страны пребывания куда лучше, чем показывает это на людях.

-------------------------------------

*Приветствую вас, Грегори! Срочные новости?**Простите меня, Джереми, если я излишне буквально понял вашу просьбу «будить в любое время суток, если выяснится что-то новое по исчезновению Расторопшина». Вот, ознакомьтесь: я получил это письмо только что, и дело, как мне сдается, не терпит отлагательств. Вам перевести?***Ну, разобрать русский печатный текст такого уровня сложности я все же способен.

-------------------------------------

– Вот сукины дети!.. – резюмировал тот по прочтении, возвращая письмо: судя по выражению лица, шуткой оно ему точно не показалось. – Вы хотите, чтоб я утром отправил это телеграфом в редакцию?

– Я хочу, чтоб вы сопровождали меня при визите по этому адресу. Прямо сейчас. Если не боитесь.

– Ну, для меня-то это работа, Грегори. А для вас?..

– Считайте, что – хобби ; я правильно употребил этот ваш британский термин?

– Ну да, ну да: «калифорнийская рулетка» и прочие тайны загадочной русской души… Вы ведь фаталист – как все русские?

– Я не вполне типичный фаталист, Джереми. Человеческие возможности, понятное дело, ничтожны на фоне действующих в мире сём Высших Сил. Но поскольку силы те, в общем случае, разнонаправленны, их результирующая может в иные моменты оказаться до смешного сопоставимой с нашими силенками; вот тут-то и надо действовать не мешкая, а в прочее время – не дергаться попусту. Заповедь вашего Королевского флота: «Главное качество истинного адмирала – в должный момент не делать ничего» – как раз об этом… Так вот, мое чутье подсказывает, что именно сейчас и следует дернуться. Составите мне компанию?

– Безусловно. Вы вооружены?

– Нет. А что, следовало бы?

– Напротив: мы лишь дали бы тамошней охране прекрасный повод пристрелить нас, объявив постфактум «сообщниками террористов». Да еще и «английскими шпионами».

…Кончилось всё пшиком: хотя родившийся по пути экспромт с обращением к патрульному сработал «на отлично», а дом, похоже, действительно использовали для секретного содержания арестантов (уж творились ли там поминаемые в письме ужасы – бог весть), никакого Расторопшина там не обнаружилось. Сама же обстановка в доме, вкупе с полнейшей растерянностью тамошних голубеньких, наводила на мысль о недавнем нападении, причем вполне успешном – уж не тех ли, кто прислал ему письмо-приманку?Впрочем, ему-то какое дело до всех этих шпионско-террористических игрищ? У него – горячка последних предэкспедиционных дней, «пожар в борделе»: паспорта-накладные, патроны-палатки, внезапно выбывший коллектор (дифтерия – это ж надо!..) и необходимость быть нынче, в час пополудни, у калифорнийского посла (тьфу, как там его официально – Представитель?..) дабы получить подорожные, причем лично, и всем «офицерским составом» экспедиции (включая и внесенного уже во все списки Расторопшина, пропади он пропадом!..) – и это при никем не отменяемой необходимости проштудировать новую литературу по фауне, флоре и геологии совершенно незнакомого ему доселе региона, Пацифической Америки! – а он тем временем занимается хрен знает чем, изображая из себя детектива-любителя… В гостиницу он вернулся на последнем градусе ярости, твердо положив для себя: если до означенного часа пополудни Расторопшин так или иначе не обозначится на горизонте (пусть в Топографической службе оторвут наконец задницы от кресел!..) – предоставить ротмистра его собственной судьбе, разведя руками по Максим-Максимычевой индульгенции: «Ну, не смогли!..»Ну и был разбужен с утра пораньше мутным человечишкой, представившимся хозяином постоялого двора у Московской заставы и желавшим получить свои законные двадцать пять рублей: он, вишь ты, узнал – по описанию – в одном из своих постояльцев, записавшемся как «штабс-капитан Попов», этого самого, как его… ну, Растаможкина! Ветлугин, чертыхнушвись, решил всё же съездить поглядеть, просто для очистки совести – ну и вот…

– Четвертый день он тут у вас, стало быть?

– Точно так, ваше благородие!

– А можно глянуть в регистрационную книгу – как он записался?

Этот невинная просьба явно пришлась хозяину не по вкусу.

– А зачем вам, барин? Говорю же, штабс-капитаном Поповым оне записались!

– А затем, что я хочу убедиться – тот ли это человек, кого я ищу.

– Как это – тот ли человек? – хозяин явно растерялся – что, собственно, и требовалось. – Так вы, выходит, с ним незнакомы?

– Лично – незнаком, а вот почерк как раз знаю. Так как насчет книги?..

Ну, давай, подумал он, придумай-ка с ходу что-нибудь правдоподобное. Он уже не сомневался, что запись та окажется последней по счету – если она вообще имеется в наличии.

– Дык, эта… Книгу как раз нынче в участок забрали. Ищут кого, видать – может и вашего. Я оттого и вспомнил про объявление. Дай, думаю, проверю…

– А багаж какой-нибудь у него с собой имеется?

– Вон весь его багаж – на полу рядом с койкой валяется. Я ж говорю: прислуга в нумер зайти боится!

– Ну ладно, – махнул он рукой, разряжая обстановку: загонять хозяина в угол, прямо уличая во лжи, в его планы не входило. – Проспится – сам за себя скажет, верно?

– Истинно так! Куды ж он денется-то?

– И что – это он всё в одиночку осилил?..– и Ветлугин озадачено кивнул на россыпь водочных бутылок.

– Дык! Мы и сами удивляемся – куды в него столько влазит! Вроде и ростом-то невелик, а вот…

– Картина ясная… – (чего уж тут неясного: по всему заведению, небось, стеклотару собирали…) – И что, за все эти дни он из нумера – так и не ногой?

– Да было дело разок, как раз нынешней ночью, – тут хозяин понизил голос, опасливо косясь на бесчувственного постояльца. – Где-то к полуночи спустился вниз – пойду, дескать, прогуляться, воздухом подышать; одет во всё шикарное-заграничное, и держится прямо-твердо – будто и не пил все это время вовсе, вот ведь что удивительно! А вернулся уже по свету – оттого и с полицией разминулся. Костюм – в лоскуты, а сам белый как штукатурка… И ну – сразу продолжать, полуштоф в один присест опростал, чуть не залпом…

«Вот зачем ты мне всё это рассказываешь, а? – закипающее раздражение Ветлугина начинало уже переплескиваться через края котелка. – Кто тебя за язык тянул? Стоп: правда, что ли, тут порохом попахивает?..»

Откинул барабан поднятого с полу «калашникова» и убедился: так и есть – минус два. Судя по запаху, стреляли несколько часов назад. «Однако!..» – ошеломленно повторил он про себя, полуобернувшись к словоохотливому хозяину, и…

И вот тут-то его и осенило: в нумере сильно и отчетливо пахло водкой, но не было запаха водочного перегара, то есть ни малейших следов – будто запойный ротмистр наш все эти четыре дня и не дышал вовсе. Ну, точно: смочил, небось, подушку, не скупясь… или – ему смочили?

И очень, между прочим, вовремя он зафиксировал для себя эти свои наблюдения – ибо как раз в этот миг все те запахи были напрочь стерты-перебиты новым: ротмистр дернулся, резко свесился с койки, и его вытошнило прямо на пол. Черт! – значит всё же… нет, сыграть так невозможно…

– Полтинничек к счету, – меланхолично возвел очи горе хозяин.

– Ветлугин, это вы, что ли? – голос ротмистра был севшим и хриплым, но дикция – вполне четкой. – Который час?

– Полдесятого. На всякий случай: утро, четверг, семнадцатое, – странно, Ветлугин был почти уверен, что первым вопросом того будет: «Где я?»

– О дьявол!.. Давно я здесь?

– Говорят – четвертый день.

– Ясно… Где мы, кстати?

– Кстати или не кстати – но у Московской заставы.

– У Московской заставы? – тут Расторопшин издал серию звуков, долженствующих, видимо, изображать смех. – Воистину, «пес возвращается на блевотину свою»…

– Спасибо, любезный, – ветлугинская двадцатипятирублевка перекочевала в карман хозяина, – это, похоже и вправду тот самый человек, что мне нужен. Оставь-ка нас, а дверь пускай побудет нараспашку: чтоб проветривалось.

Ротмистр тем временем предпринял попытку встать, но неудачно: что-то совсем у него разладилось с координацией… А ведь это не алкоголь, нет! – больше всего смахивает на отходняк после глубокого хлороформного наркоза…

– Господин ротмистр! – начал он казенным голосом.