Читаем без скачивания Невероятные истории. Авторский сборник - Юрий Сотник

— Лешк! А в школе?.. Вот бы ребята на нас глаза таращили! А мы бы ходили себе, будто ничего такого и не случилось, будто мы и не понимаем, чего это все на нас так смотрят. Мы бы не стали воображать, как некоторые. Да, Лешка? Ну чего, мол, такого особенного! Ну спасли человека и спасли — подумаешь какое дело! Верно, Лешка, я говорю?

Я молча кивнул. Аглая вскочила на ноги.

— Смогли бы, наверное… Если бы на доске.

Аглая сжала худенькие кулачки, топнула сапожком по бревну, на котором стояла, и, подняв лицо к небу, замотала головой:

— Эх! Ну вот все бы отдала, только бы сейчас здесь кого-нибудь на льдине понесло!

Я сказал, что надеяться на это не стоит, что такие счастливые случаи выпадают редко.

Аглая притихла. Она зажала указательный палец зубами и с минуту думала о чем-то, глядя на речку. Вдруг она села на бревно и повернулась ко мне:

— Легок! А давай друг друга спасем.

— Как это — друг друга? — не понял я.

— По очереди: сначала я тебя, потом ты меня.

— Как это — по очереди?

— А так! Видишь льдину? Ее чуток от того берега отпихнуть, она и поплывет…

— Ну и что? — спросил я.

— А вот что! Неужели не понял? Ты стань на эту льдину, а я буду гулять по берегу, будто тебя не замечаю. А потом ты вон тем шестом оттолкнись и кричи: «Спасите!» Только громче кричи, чтобы люди с моста услышали. Они побегут тебя спасать, а я первая брошусь в речку, и ты тоже бросайся, и я тебя вытащу. И получится, вроде я тебя спасла.

Я даже отодвинулся от этой сумасшедшей и молча замотал головой.

— Во! Струсил уже! — воскликнула Аглая.

— Вовсе я не струсил, а просто… просто я не хочу лезть в холодную воду. Тут знаешь, как можно простудиться!..

— «Простудиться»! Эх, ты!.. «Простудиться»! Люди в проруби зимой купаются и то не простужаются, а ты несколько секунд помокнуть боишься. Ведь сбежится народ, так тебя сразу десятью шубами с ног до головы укутают.

— И еще… и потом, я плавать… Одним словом, я плаваю не очень хорошо, — пробормотал я.

Аглая вскочила.

— Да зачем тебе плавать? — закричала она. — Ты погляди, тут воды по пояс! Мы только для виду побарахтаемся, и я тебя вытащу.

Я тоже приподнялся и посмотрел на воду. Берег в этом месте спускался очень полого. Даже в двух метрах от него можно было разглядеть консервную банку, белевшую под мутной водой. Похоже, что вправду утонуть здесь было нельзя, но я продолжал сопротивляться. Я сказал, что это вообще очень нехорошо и нечестно — обманывать людей.

— Вот чудак! «Обманывать»! — передразнила Аглая. — Какой же тут обман, если мы и в самом деле могли бы спасти, да нам случай не выпадает! Чем мы виноваты, что здесь никто не тонет? А хочешь совсем без обмана, так давай отплывай на льдине подальше, и я тебя взаправду спасу… А денечка через два ты меня спасешь, и тоже без обмана… Хочешь, я с моста сигану?

На самой середке! А ты заранее доску приготовишь и меня спасешь.

От такого предложения меня затряс озноб. Я промямлил, что слава меня вообще не так уж интересует.

— Тебя не интересует, ну и не надо, — согласилась Аглая. — Давай я одна тебя спасу.

Я и на это не согласился. Мы долго спорили. Аглая то ругала меня трусом, то говорила, что я самый отчаянный мальчишка во всем дворе, что только я могу отважиться на такое дело. Я не попался на эту удочку. Тогда она обозвала меня эгоистом паршивым. Я сказал, что эгоистка, наоборот, она: ей хочется славы, а я мокни из-за этого в ледяной воде. Мы совсем уже поссорились, как вдруг Аглае пришла в голову новая мысль.

— Ладно! Не хочешь мокнуть — не надо. Мы давай вот чего — ты становись на льдину, плыви и кричи: «Спасите!» А я брошусь в воду, протяну тебе шест и притащу тебя к берегу. Вместе со льдиной притащу, ты даже ноги не промочишь. Идет?

Я почувствовал, что деваться мне больше некуда, что, если я и теперь откажусь, Аглая в самом деле примет меня за труса. С большой неохотой я согласился. Я только сказал Аглае, чтобы она не вздумала спасать меня без обмана, и еще раз напомнил ей, что плаваю неважно.

Аглая сразу повеселела.

— Не! Мы тут, у бережка, — сказала она и, отбежав к тропинке, тянувшейся вдоль реки, приглушенным, взволнованным голосом стала меня торопить: — Иди! Я здесь буду гулять, а ты иди. Ты вон тем шестом оттолкнись и бросай его на берег. Иди! Ну, иди!

Однако я не двинулся. Переходить на льдину мне ужас как не хотелось. Все еще стоя на бревнах, я посмотрел на мост, видневшийся метров за пятьдесят от нас. Там шли люди, тащились подводы, с глухим гулом катились грузовики… Я повернулся и оглядел наш берег. Здесь не было домов. От самого моста тянулись дощатые заборы каких-то складов да фабрик, а дальше начинался луг. И на всем протяжении от моста до луга я не увидел ни одной человеческой фигуры. Только Аглая торчала на тропинке.

— Ну чего стоишь! Опять струсил? Иди! — сказала она сердито.

Я вздохнул и сошел с бревна. Медленно скользя и увязая в раскисшей глине, добрался до шеста и поднял его, испачкав руки. Льдина только самым краешком касалась берега, и мне пришлось сделать шаг по воде, прежде чем стать на нее.

Утвердившись на льдине, я взглянул на Аглаю. Она прогуливалась по тропинке, заложив руки за спину, разглядывая что-то в небе, и фальшиво распевая пискливым голоском:

Куда, куда вы удалились…

Вот она зыркнула на меня одним глазом, на секунду приостановилась, тихонько сказала: «Толкайся! Отталкивайся!» — и снова заверещала:

Весны моей златые дни…

Я мысленно говорил себе, что здесь мелко, что никакой опасности нет, что через минуту я снова буду на берегу. Но мне это не помогло. Тяжелое предчувствие так угнетало меня, что коленки стали совсем слабыми, как после долгой болезни.

— Толкайся, дурак! — послышалось с берега. — Трусишь, да? Толкайся!

Что-о-о день грядущий мне гото-о-вит…

Машинально я уперся шестом в камень, лежавший на берегу. Льдина не подалась. Так же машинально я попятился назад. Край льдины, касавшийся дна, теперь приподнялся, и она стала медленно поворачиваться вокруг сваи, торчащей из воды.

Пение на берегу прекратилось.

— От столба… от столба оттолкнись! — приглушенно донеслось оттуда.

Я оттолкнулся шестом от сваи и увидел, как берег, дощатый забор на невысоком косогорчике и стоящая у забора Аглая поплыли куда-то влево.

— Бросай шест! Махай руками! Кричи! — скомандовала Аглая, следя за мной краешком глаза.

Я бросил шест на берег, помахал немножко руками и сказал «спасите» так тихо, что сам себя не услышал.

— Э-эй! На помощь! — крикнула что было сил Аглая и понеслась с косогора к брошенному мной шесту. Скачок, другой, третий… Шлеп! Ноги Аглаи увязли, и она растянулась в грязи.

Мне бы нужно было спрыгнуть в воду да идти к берегу, но я этого не сделал. Я смотрел на Аглаю. Она вскочила, рванулась и снова упала. Когда она добралась наконец до шеста, я уплыл уже метров на пятнадцать вперед. Подняв шест, Аглая побежала, с трудом выдирая ноги из грязи. Тут я увидел, что пологий берег кончился. Теперь в трех метрах от меня тянулся невысокий глинистый обрыв с пучками старого дерна наверху. Вплотную к обрыву бежала темно-бурая вода, бежала быстро, закручиваясь водоворотиками, неся соломинки и щепочки.

«Все! Так я и знал! Теперь все!..» — пронеслось у меня в голове.

О чем я еще тогда думал, я не помню. Кажется, ни о чем. Я стоял лицом к мосту, стоял согнувшись, широко расставив ноги, растопырив руки. Я даже не кричал, а только смотрел.

Вот я увидел, как Аглая появилась над краем обрыва и, волоча по дерну шест, пустилась меня догонять. Вот она поравнялась со мной. Ее пальто, коленки и даже подбородок были заляпаны грязью; бледное лицо было обращено ко мне, и маленькие темные глаза смотрели на меня так пристально, что казалось, она вот-вот оступится и полетит с обрыва. Несколько секунд она бежала молча вровень со мной, потом слегка обогнала льдину, остановилась и опустила с обрыва шест.

— Прыгай! Прыгай! Тут близко!

Как она ни тянулась, но от конца шеста до меня было не меньше двух метров. Я молча проехал мимо.

Аглая снова обогнала льдину, снова остановилась и снова опустила шест.

— Прыгай! Тут близко! Плыви!

— Не умею. Совсем! — сказал я вдруг очень отчетливо и громко.

Аглая ничего не ответила. Она опять затрусила рысцой вдоль обрыва. По лицу ее было видно, что она теперь уже не знает, зачем бежит.

— Ма-ма-а! — позвал я громко, тоже не зная зачем.

Аглая бежала, молчала и смотрела на меня.

— Ма-ма-а-а! — крикнул я еще протяжней.

Вдруг Аглая взглянула куда-то вперед, приостановилась, о чем-то думая, а потом рванулась и побежала так быстро, что конец шеста, который она волочила, запрыгал по бурой траве.