Читаем без скачивания Ритуальные услуги - Василий Казаринов

— А кто звонил? — спросил я и тут же прикусил язык.

По счастью, она стояла у мойки спиной ко мне и не видела на моих губах этого вопроса.

— Извини, — пробормотал я, целуя ее в шею.

«Наелся?» — спросила она глазами, вздрогнув от прикосновения моих губ и косо глянув на меня через плечо.

— Конечно. Если ты так будешь меня кормить, я очень скоро стану толстым, солидным и красивым. Так говоришь, мне звонили?

Она опустила ресницы.

Звонили Отар и Малахов. Отаров голос первым остался на автоответчике, поэтому я решил начать с него.

— Какой у вас счет в схватке? — спросил я, когда в трубке возник его хрипловатый голос, но смысл приветственной фразы тут же растворился в плавающем звуке необъятного, исполненного сладкой истомы зевка.

— Ты о чем это? — осведомился он, отзевав и прокашлявшись.

— Ты же говорил, что сцепился в смертельной схватке с девушкой, занимающейся борьбой сумо.

— А, вон ты о чем… Нет. Это мне наскучило. Теперь я все больше по части балета выступаю. Ты, Паша, еще помнишь, что такое балет?

— Ну, балет… — раздумчиво протянул я. — Кажется, это что-то такое, что связано с театром. А про театр я все помню. Там есть вешалка. И еще есть буфет с пивом.

— Что ж, выходит, еще не все потеряно, — заметил Отар и тут же соскочил на деловой тон. — У твоих приятелей творится что-то неладное. Под утро был еще один звонок. Судя по обилию инфернальной лексики, оба они на взводе. Она бормотала что-то маловразумительное — про ключи, про то, что все пропало. Он сказал, что немедленно приедет. И еще сказал, что чартер в Анталию в любом случае не отменяется, потому что слишком уж сильно пахнет жареным. Это все. Распечатка нужна?

— Нет, спасибо. И вообще, больше этот номер меня не интересует. Да, кстати… Отправляясь нынче на боковую, ты не забыл надеть пуанты?

— Пошел в задницу.

— Спасибо. Сказать по правде, я уже давненько там сижу.

— И как там?

— Ничего. Жить можно.

Малахов оставил номер своего телефона. Я перезвонил.

Трубку снял обладатель приятного, с хрипотцой голоса, в котором улавливались типично казарменные интонации. Двумя короткими выпадами — «Что?», «Кого?» — моментально оборвав витиеватую вязь моих приветственных реверансов, он бросил: «Ждите!» — и пропал, растворившись в приглушенном гуле каких-то голосов, долетавших до микрофона уложенной на стол трубки. Спустя полминуты на его месте возник Малахов.

— Это служебный телефон? — спросил я. — Вроде сегодня воскресенье.

— Ты полагаешь, что у наших клиентов бывают выходные?

Я грустно усмехнулся.

— Что такое? — спросил Малахов, не уловив, как видно, смысла моего ответа.

— Да так. Вспомнил девиз фирмы, в которой я тружусь.

— Девиз? И какой же? Приходите к нам на кладбище — и пусть весь мир отдохнет? Воспользуйтесь нашими гробами — они сделаны с умом? Упокойтесь с миром — и ваши волосы станут мягкими и шелковистыми?

— Да нет. Моя патронесса не устает повторять: у смерти не бывает выходных.

Некоторое время он молчал.

— Мудрое замечание, — подал он наконец голос. — Я к тебе, собственно, как раз по этому поводу. В твоей лодке не найдется пары свободных местечек?

Мне стало не по себе. Сглотнув горьковатую слюну, я поперхнулся.

— А что такое?

— Это не телефонный разговор. Я тут уже заканчиваю. Так что через полчаса буду свободен. Может, выпьем по кружечке пивка? Ну так как? И где?

Я машинально назвал адрес пивного шатра, в котором когда-то трудился уборщиком.

«Ты опять уходишь?» — спросила она в прихожей, когда я завязывал шнурки кроссовок.

— Да. Такая работа. — Я погладил ее по щеке, она перехватила мою руку, развернула ее ладонью вверх, провела по ней пальцем и что-то произнесла.

— Что? — не понял я.

«Какая у тебя жесткая рука. Вся в каменных мозолях».

Эту фразу она произнесла на какой-то новый, мне еще незнакомый манер — не просто глазами или губами, но будто бы всем лицом сразу, мимически очень подвижным и красноречивым, и вдобавок пояснила ее выразительную пластику витиеватой азбукой пальцев порхнувшей у лица руки, которые складывались в некие мимолетные, живущие лишь мгновение формы: словно вылепливала слова из воздуха.

— Что поделать. Работа такая — жить у реки, грести.

Малахов запаздывал. Послонявшись по торговому пятачку перед станцией метро, я зашел под сень шатра, облокотился на край стойки, дожидаясь, пока Таня обслужит двух клиентов с серыми лицами, туго обтянутыми древней и ломкой, словно хрупкий пергамент, кожей и рассеянными, нехваткими пальцами, по которым то и дело пробегали мелкие тремолы похмельной дрожи. Не отходя от стойки, они припали воспаленными картонными ртами к стаканам, моментально опустошили их и после короткой паузы, заполненной блаженным ожиданием прояснения рассудка, потребовали добавки. Вторую дозу они решили вкушать чинно и благообразно, усевшись за столик и вывалив на него из карманов мятые кредитки в знак того, что еще не вечер. Проводив их взглядом, Таня глянула на меня, вздохнула и заплакала.

— Ну все, все… — Я ласково потрепал ее по плечу. — Да, я знаю. Слышал.

— Он был, в сущности, неплохой парень, — прошептала Таня, промакивая платком глаза. — Черт бы побрал эту жизнь.

— Кто бы спорил…

Глядя на Таню, я вдруг почувствовал, как комок подкатывает к горлу — то ли мне стало жаль Малька, то ли себя с Таней: мы стойко ненавидели этого юркого, проворного паренька, а вот вдруг не стало его, и у нас глаза увлажняются.

— Хозяйка… Налей-ка нам с Павлом Емельяновичем пивка, — раздался за спиной тихий голос Малахова.

Мы взяли по бокалу, уселись на мое любимое место у окошка с откинутым полиэтиленовым клапаном, за которым тек стальной поток Садового кольца. Пива мне не хотелось. Плотная шапка пены, предсмертно шипя, медленно таяла, истончалась и вот. уже осела, не дождавшись прикосновения наших губ, а мы все молчали, тупо наблюдая за ее агонией.

— Кому понадобилась моя лодка? — нарушил я затянувшуюся паузу.

Малахов повел плечами, прокашлялся и вместо ответа поднял свой бокал, полюбовался вялой игрой пузырьков в стакане.

— Нынче утром на Ленинградском шоссе всмятку разбилась темно-вишневая «ауди», — монотонно и бесстрастно, словно зачитывая синоптическую сводку на ближайший день, произнес Малахов. — Во время обгона вылетела на полосу встречного движения и влепилась в тяжелый трейлер. В машине были Двое, мужчина и женщина. Шансов у них не было при таком столкновении никаких. Чтобы их достать из груды обломков, пришлось вызывать спасаловку и резать кузов.

— И почему ты мне об этом рассказываешь?

— Да так… — Малахов неопределенно повертел кистью у лица. — Просто подумал возможно, это будет тебе интересно.

Я сделал два больших глотка, потому что во рту вдруг возникло то мучительное послевкусие, какое, наверное, способна оставить незрелая хурма, приправленная речным песком.

— Документы сохранились?

— Это да… В отличие от их владельцев. С женщиной ты, насколько я понимаю, был достаточно близко знаком. С ее мужем — только заочно. С этим обстоятельством я бы его поздравил, да теперь уж поздно. Ему уже все равно.

— С каким обстоятельством?

— Да с тем, что он имел счастье не свести с тобой очное знакомство. Я ведь тебе уже как-то говорил… Временами ты бываешь опасен для общества.

— Кстати, Малахов. Если ты думаешь, что знакомство с тобой может оставить в душе человека бездну приятных воспоминаний, то сильно ошибаешься.

— Что такое? — насторожился он, подавшись вперед.

Я живо припомнил славную ночную милицейскую пирушку, за которой наблюдал через решетку «обезьянника», и поделился воспоминаниями о нашем трогательном общении, между делом набросав эскизный потрет паркетного мента, моментально сделавшего — не хуже почуявшей добычу легавой — стойку при одном упоминании имени Малахова.

— Знаю такого, — мрачно кивнул Малахов. — Он не так давно в управлении. Талантливый парень. В том смысле, что умеет держать нос по ветру.

— И что этот ветер несет на хвосте?

— Да ничего, кроме старой народной мудрости. Не стоит против ветра писать.

— Мы, кажется, ушли в сторону от темы.

— Да. Так вот. Судя по тому, что среди вещей той несчастной парочки обнаружены загранпаспорта и авиабилеты до Анталии, они собирались отдохнуть на море. Наверное, опаздывали на самолет, и вот на тебе. Что ж, такое бывает.

— Уж мне-то не рассказывай. Я знаю. Среди пассажиров моей лодки таких несчастных, нашедших смерть на наших дорогах, — каждый второй.

— Но вот что странно, — продолжал Малахов, тускло глядя сквозь меня и при этом делая вид, что пропустил мою реплику мимо ушей. — В их вещах не нашлось никаких ключей. То есть вообще никаких. Ни квартирных, ни гаражных, ни каких-либо еще. Чудно, правда?