Читаем без скачивания Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро - Алексей Зотов

В мае 1802 года в связи с учреждением ордена Почетного легиона последовало очередное саркастическое замечание со стороны Моро.

Вот что генерал ответил фельдъегерю, посланному первым консулом в дом Моро спросить, не согласится ли тот быть награжденным новым орденом: «Он, что, с ума сошел? Я уже десять лет как состою в Почетном легионе».

Что до Наполеона, то он смотрел сквозь пальцы на эти выходки популярного генерала в силу слабости характера Моро и отсутствия у него силы воли. Моро много говорил, но был не способен на серьезный поступок.

Так, как полагают, считал Наполеон.

В ходе обеда, который Моро давал в честь своих друзей, многие из них очень хвалили блюда, приготовленные его шеф-поваром. Услышав эти комплименты, генерал велел привести своего главного кулинара и многозначительно объявил, что «награждает повара кавалером ордена кастрюли». Возможно, это выражение Моро не совсем точно, так как в мемуарах доктора О'Мира, опубликованных под названием «Голос с острова Святой Елены», он пишет со слов Наполеона следующее: «Моро высмеивал идею образования ордена Почетного легиона. Когда он от кого-то услыхал, что предполагается награждать орденом Почетного легиона также и тех, кто отличился в области науки, а не только тех, кто совершил ратный подвиг, то насмешливо заявил: “Ну что ж, тогда я представлю моего повара к званию командора ордена, так как его таланты в области поварской науки не поддаются описанию”». Как бы то ни было, сейчас точно нельзя сказать, действительно ли Моро произнес те или иные слова, но вполне естественно то, что их приписывают именно ему, так как они отражают глубину его мысли и тонкого юмора. Мнение Моро, как и мнение всей республиканской партии, состояло в том, что первый консул учреждал этот орден с единственной целью — увеличить число своих сторонников.

В этой связи вполне понятным и более справедливым представляется возмущение генерала, когда Сенатус-консульт в августе 1802 года провозгласил Бонапарта пожизненным консулом с правом назначения себе наследника. Этот факт ознаменовал канун установления диктатуры во Франции. В этом не было ничего удивительного, что могло бы огорчить старого федералиста из Понтиви, который продолжал верить в утопические идеалы своей молодости. Однако Моро был не единственным кадровым офицером высшего ранга, кого поразила трусливая снисходительность Законодательного корпуса. И хотя в Законодательном собрании существовала оппозиция в лице Грегуара, Ганиеля, Малларме, Андриэ, Дюпюи и Констана, вдохновляемая госпожой де Сталь, этот очаг сопротивления был не столь силен, как в армии. Ее профессиональные кадры состояли из убежденных республиканцев. Разве не революции обязаны были генералы и офицеры своим продвижением по служебной лестнице? «То, что они принимали за любовь к Республике, — пишет Токвиль, — являлось скорее любовью к Революции. В самом деле, армия во Франции оказалась единственным организмом, все части которого так или иначе выиграли от Революции, извлекли из нее выгоду». А вот что говорит по этому поводу Жан Тюлар — крупнейший специалист по Наполеоновской эпохе: «…вынужденная праздность, как следствие мира на континенте, зависть к более удачливым или более дерзским командирам, также порождали немало злобы. Недовольные группировались вокруг Моро, Ожеро, Лекурба, Дельмаса и вели подстрекательские разговоры». Среди офицеров и солдат, в основном из числа тех, кто служил в Рейнской армии, начались волнения. Некоторые даже предлагали свергнуть правительство. Стали образовываться заговоры. Наиболее известный из них был раскрыт в Ренне, который в полицейских анналах Консулата назывался «делом пасквилей». Задушенный в зародыше префектом Иль-э-Вилена бывшим членом Конвента Монье, заговор дал ход короткому и незаметному процессу, в который был вовлечен капитан Рапатель, в прошлом адъютант Моро, а также бригадный генерал Симон, действующий адъютант Бернадота. Первый консул поручил Фуше допросить Моро по этому делу, на что министр полиции получил следующий ироничный ответ генерала: «Ваше “дело” — это заговор масляных горшков» (горшки использовались для нелегальной транспортировки антибонапартистских памфлетов из Бретани в Париж. Весь «заговор» памфлетами и ограничился. — А. З.). Ирония этих слов не дошла до наших дней в полной мере, но соль выражения была настолько язвительной, что привела в бешенство Бонапарта, который воскликнул: «Этому надо положить конец!» И он заговорил об отправке своих секундантов к Моро. Дуэль Бонапарта и Моро? Вот это скандал! В этой связи нам представляется интересным привести здесь выдержки из статьи Ирины Данченко, опубликованной в виртуальной газете Заневский летописец (№ 911 от 10 января 2003 г.): «…мятеж в Ванде все никак не утихал. Известно было, что тамошнее население крайне набожно и суеверно. Возможно, как-то удастся сыграть на этом… в конце 1800 года первый консул, известный тщательным подходом к решению любой задачи, потребовал от министра полиции Фуше собрать сведения о суевериях, бытовавших в западных провинциях Франции. В донесении, которое ему было представлено, особое внимание уделялось одному жителю Нижней Нормандии, некоему Капиу. Тот славился тем, что умел предсказывать будущее. “Влияние этого человека так велико, — писал Фуше, — что в ходе последнего восстания в Вандее большинство мятежников действовало против республики лишь потому, что так им посоветовал Капиу. Полагаю, что этот необразованный мужлан чрезвычайно опасен”. Наполеон тотчас оценил пользу, которую мог бы принести ему этот необычный простолюдин, если найти к нему подход. И велел привезти его в Париж. Как только Капиу доставили во дворец, первый консул попросил, чтобы их оставили наедине.

— Знаешь ли ты, зачем тебя привезли сюда? — спросил он. — Догадываюсь, — спокойно ответил Капиу. — Спрашивайте

о чем угодно, но прежде я должен посмотреть вашу левую руку. Наполеон протянул предсказателю свою белую нежную руку. Тот поглядел на нее и вдруг вдохновенно произнес:

— Вы помирите Францию с Папой, гражданин первый консул, — и очень хорошо сделаете!

Этого было довольно, чтобы произвести впечатление на Бонапарта. Он любил все необычное и верил в чудеса, не поддающиеся объяснению.

Вскоре Наполеон действительно заключил Конкордат с Папой, а гражданина Капиу он повелел оставить в покое и обеспечить всем необходимым для жизни. Но сам о нем больше не вспоминал.

Однажды всеми забытый Капиу пришел к Фуше.

— Отпустите меня на родину, гражданин министр, — сказал он, — я чувствую, что более не нужен здесь… А между тем дело республики в опасности.