Читаем без скачивания Влюбленный виконт - Эмма Уайлдс

— Я не знаю подробностей, и никогда о них не расспрашивала, но это как-то связано с женщиной и войной. — Регина посмотрела в свою чашку и тихо добавила: — Он ее любил, и она умерла.

Элизабет была потрясена. Люк всегда казался таким собранным, таким неуязвимым.

— Откуда вы это знаете? Мне он никогда ничего такого не говорил.

— Конечно, не говорил, Лиз. И мне он тоже не говорил. И явно не собирается. Зачем вспоминать боль, если существует способ этого избежать? Но все равно эта боль всегда с ним. Он несет ее в себе, и теперь он собирается принять какое-то решение относительно леди Бруэр, и это постоянно занимает его мысли. Но я заметила, что сейчас он хотя бы спит по ночам.

— А я и не знала, что он не спит по ночам, — пробормотала Элизабет, отбрасывая назад выпавшую из прически прядь. — Очевидно, я не очень наблюдательна. Откуда вы это знаете? Вы ведь живете здесь.

— Именно так я и узнала. Теперь он больше не приходит повидаться со мной среди ночи.

У Элизабет не было оснований чувствовать, что брат предал ее, она была моложе, она не была его доверенным лицом, и все же отчасти она почувствовала ревность к этим простым отношениям между Люком и Региной.

— Люк ничего мне не говорит, — призналась Элизабет, — но я полагаю, это не причина, чтобы я не была более настойчива и не попыталась понять, почему он держится от меня на таком расстоянии. Я спрашивала его, но он заговорил о другом.

— Вам девятнадцать лет. Когда человеку девятнадцать, позволительно быть поглощенным собой. — Регина улыбнулась со своей неподражаемой безмятежностью. — Я думаю, что именно поэтому вы никогда не замечали Майлза и его влюбленности. — Она нахмурилась. — На самом деле я несправедлива к нему, называя это так. Это продолжается слишком долго, чтобы быть простой влюбленностью в эротическом смысле.

— Неужели?

Она пришла поговорить о Майлзе, но когда Регина заговорила о нем в таком тоне, испугалась.

— Подумайте сами. Он всегда был рядом с вами, верно?

— Мы вместе росли, — преданно сказала Элизабет. — Он немного старше, так что, естественно, присматривал за мной.

— Разумеется, когда вы были детьми. Но я сказала бы, что теперь это выражение — что он за вами присматривает — более уместно.

Если бы Элизабет не думала, что это так и есть, то не сидела бы сейчас в этой эклектичной гостиной своей сестры. Она порывисто вскочила и подошла к рисунку, изображавшему скорее всего индийского слона — длинный хобот, бивни и все такое. Это действительно была потрясающая вещь. Она тихо выговорила:

— Он поцеловал меня.

— Рада за него. Ну и как?

Элизабет обернулась. Лицо у нее пылало.

— Откуда мне знать как? Меня никогда никто еще не целовал.

— А я и не знала, что предыдущий опыт — необходимое условие, чтобы понять, захватило у тебя дух от поцелуя или нет.

Конечно, Регина, с ее глянцевитыми темными волосами и роскошной фигурой, привлекала к себе немало мужчин. Элизабет всегда было любопытно, почему ее сестра не вы шла замуж. Законная или нет, она все равно дочь виконта.

— Я, наверное, немного задохнулась, — призналась она. — И ничего не могла с этим поделать, даже когда Люк увидел нас и вышел в сад. Он велел мне идти в дом. Я понятия не имею, что он сказал Майлзу, но теперь Майлз держится от меня на расстоянии.

— И вы скучаете по нему.

Это прозвучало как утверждение.

Скучает ли она? Да, очень даже. Элизабет кивнула.

— Но… что же мне делать?

— Вы считаете, что я не только старше вас, но и мудрее. — Регина вздернула бровь. — Я знаю, что первое верно, но вот во втором я не уверена, когда речь заходит о мужчинах. Но если хотите, я могу высказать вам свое мнение.

— За этим я и пришла.

— Это зависит от того, чего вы хотите, Лиз. Что для вас самое важное? Титулы? Деньги? Положение в обществе?

— Все это не имеет для меня значения.

Элизабет проговорила эти слова твердо, и это была правда.

— Вы верите в глубине души, что Майлз сделает вас счастливой'? Когда вы были детьми, он казался прекрасным товарищем. Ничто не могло разлучить вас. Такая дружба и любовь — разные вещи, но если вы сможете сочетать и то и другое… я думаю, это может быть воистину чудом.

Чудо. Она все еще помнила легкое прикосновение его губ к своим губам, и его горячие руки, властно обнимавшие ее.

— Возможно. — Ее голос превратился в шепот. — Но вы так и не сказали, что мне делать. Я не… ну, я совершенно не понимаю, как мне подойти к нему.

— Милочка, — сухо сказала Регина, — вы знаете его лучше, чем кто бы то ни был. Насколько я поняла из нашего разговора, будет очень просто убедить Майлза, что, если он хочет признаться в своей пылкой преданности, вы отнесетесь к его ухаживаниям положительно.

— Вряд ли он испытывает пылкую преданность.

А может быть, испытывает? Элизабет знала, что никогда не забудет, какое у него было мучительное выражение на лице, когда они разошлись.

— Единственный способ выяснить это наверняка, — сказала Регина с полной убежденностью, — это поговорить с ним.

Когда она последний раз пыталась поговорить с ним, это ничему не помогло. Вместо этого он поцеловал ее.

Но вообще-то, подумала Элизабет, это неплохой аргумент, чтобы попытаться еще раз.

Люк смотрел, как его сестра поправляет у локтя перчатку из шелка кремового цвета, не зная, удивляться ли ему или стать на сторону своего друга.

— Я прошу только, — сказала Элизабет сжато, — разрешения побыть с ним наедине несколько минут.

— Большинство опекунов, — сказал он, сознавая, что большинство опекунов невинных юных леди не имеют такой репутации, как у него, — считают своим непременным долгом предохранять своих уязвимых подопечных от попадания в тиски поклонников с дурными намерениями.

— Неужели вы когда-нибудь думали, что у Майлза могут быть дурные намерения? Он говорил с вами об этом? Что вы ему ответили? Как…

Он поднял руку, чтобы остановить поток нетерпеливых вопросов.

— Перестань, Элизабет.

Она замолчала. Она казалась очень юной, когда стояла рядом с его письменным столом, одетая в вечернее платье из какой-то мерцающей серебристой ткани. По мнению Люка это платье просто поставит Майлза на колени. В качестве старшего брата Люк хотел бросить вызов мнению своей матери, которая одобрила этот несколько откровенный туалет. Впрочем, платье было лишь чуточку нескромным, неохотно признался он, но Элизабет — его сестра, и он предпочел бы платье, застегнутое до самого горла, и может быть, даже мантилью, наброшенную на весь ансамбль в целом.

Было что-то новое в том, чтобы находиться на другой стороне уравнения. Он заметил взгляды, которые мать Мэдлин и ее тетка бросили на него, когда он присоединился к ним в ложе в оперном театре в тот роковой вечер.