Читаем без скачивания Замена (СИ) - Дормиенс Сергей Анатольевич

— Ты еще не дочитала ее? Или не поняла? Мама читала мне книгу, но я не понял, что случилось с девочкой. А потом еще одну книгу. Там мальчики пошли куда-то, и в общем, глупая книга.

У новенького на голове остались три хохолка волос, и девочка заглядывала под клочки волос, видела там названия странных книг. Ему осталось мучиться недолго — неделю, не больше.

— А кто дочитает нам книгу? Ты или профессор?

— Я не знаю.

— Ты ничего не знаешь, «Ты-умрешь», — насупился мальчик. — Ты скучная. Меня зовут…

Он икнул, и его губы побелели. Сейчас, решила девочка.

— Я прочитаю книги, которые тебе читала мама. И объясню.

Новенький поморгал: у него слезились глаза.

— Когда? — выдавил он.

— Послезавтра.

Он помотал головой и зажал рот ладонью. «Такие большие книги, ты не успеешь», — прочитала девочка под его хохолками.

«Хотел бы я дожить до послезавтра».

«Я сейчас блевану прямо перед ней. Фигово».

«Она страшненькая».

Девочка чувствовала его рвоту у себя в горле, ей было плохо, и она перестала заглядывать в голову новенькому.

— Приходи завтра. Я прочитаю «Пеппи Длинный чулок».

Он кивнул и убежал. Девочка знала, у кого она попросит книгу.

Задняя стена класса была стеной только с одной стороны, и она знала, что профессор Икари никуда на самом деле не спешил. Ни он, ни десятки странных устройств, которые всегда там работали.

* * *

— Он пришел? — спросила Элли.

«Нет. Его убил Каору».

Я покачала головой.

Они все молчали. Сначала я долго описывала классную комнату, парты-ящики, вспоминала, как лился сверху свет, не дающий теней. Я говорила, ожидая, пока они не замолчат. Говорила, пока звучали требования объяснить. Я описывала в пустоту.

Дети всегда пропускают описание в экспозиции.

Сейчас они спросят, кто этот профессор. Они спросят еще что-то и тотчас же вернутся к своему положению, снова заметят красные точки на мне, взрывные устройства перед собой и несколько этажей подвала над нами.

Но я смогла.

Откровенность. Личное. И никакой светотени.

«Интересно, что бы сказали об этом учебники». Я видела глаза своих учеников, видела в них вопросы и решила, что правда — это до конца.

— Вы знаете, кто такие Ангелы?

Растерянные взгляды детей, бесстрастные взгляды детонаторов — так начался мой настоящий урок, последний урок правды. Он начался, и я поняла, что это на самом деле легко, легче легкого, потому что мягкий свет без теней не оглушает, потому что они все просто хотят слышать учителя, потому что иначе нечестно.

— Можно войти? Я опоздала.

В открытых дверях стояла Аска.

Я кивнула, и Ленгли сделал шаг в класс. За ее спиной был темный коридор, освещенный оранжевыми лампами, сырой и неуютный — и устремленный в свободу.

— Нам надо поговорить, — сказала Ленгли. — Сейчас.

Она ни разу не оглянулась на детей, их словно не существовало в мире Аски.

«Она переоделась. В чем она была утром? И… сколько времени прошло?»

Понимание было горячим и острым: Синдзи, другие учителя, время — я не знала ничего, а передо мной стоял ответ на десятки вопросов.

— Где Икари?

— В таком же классе, только под другим крылом.

Аска легко взобралась на стол, за которым я сидела. Она вертела в руках свой телефон-планшет, и запонки ее рубашки звучали насыщенной синевой.

— Мисс Ленгли, что происходит?

— Мисс Ленгли!

— Мисс Ленгли!

Она не обернулась, и только я увидела досадливую гримасу на лице Аски.

— Я разговариваю с вашей учительницей, — сварливо сказала она. — Помолчите.

— Мисс Ленгли, пожалуйста!

— Мисс Ленгли!

Они кричали, и я задыхалась от отчаяния в их голосах. Боль в груди стала почти невыносимой, когда из багровой пелены вынырнула рука и ухватила меня за щеку.

— Нам надо поговорить, — сказал звенящий голос, и в багрянце мелькнула сталь.

— Мисс Ленгли…

— Заткнитесь, — негромко сказала Ленгли. — Вас притащили сюда, нацепили вам подгузники поверх одежды и приковали к партам. Вам, мать вашу, поставили бомбы перед носом. Вы всего лишь предохранители, а предохранители должны молчать и работать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Аска смотрела только на меня, но ее услышали все.

— Аска, что…

— Не здесь.

Она напряжена, вдруг поняла я. И ее паясничанье в дверях, и злой тон в ответ детям, и аккуратно расчесанная челка, и даже свежая помада на тонких губах — это все якоря, за которые она держится.

— Не здесь, — повторила Ленгли.

И я увидела, как в ее синих глазах тает серость.

И увидела, что Аска Ленгли сидит на столе между мной и лазерными детонаторами.

— Не здесь, — в третий раз сказала она. — И поживее.

И я нырнула.

Коридоры смещались в стороны, как стрелки, ныряли и возносились прочь с моего пути. Стоял гул, стоял скрежет — я словно двигалась внутри механизма. Кафельная плитка дождем текла вниз, таяла со звенящим скрежетом, и в этом месиве я впервые подумала о том, что могу увидеть впереди знакомые синие нити.

Гул и грохот коридоров стихли: передо мной лежала первая ветвь памяти.

«Что это?»

Она была ровная, прямая и непрерывная. Из серой пустоты ткались новые ветви — гладкие, чистые, без лакун.

Идеальные.

И слишком плотные, чтобы просто пройти насквозь.

* * *

Раскаленное небо. Зеленые блики над горизонтом, чьи-то крики, чаще всего повторяется слово «Ангел» — примерно семнадцать процентов. Остальное трудно оценить: я плохо знаю болгарский.

— Вы Ленгли?

Погоны поверх скафандра. Он не спал трое суток, не соображает. Сорок пять лет, опыт бронетанковых боев. Шрамы, темперамент холерический. Слишком много смертей.

— Так точно, сэр.

— Я не знаю, что они там себе думают, лейтенант, но у меня полтора миллиона беженцев, из которых тридцать процентов — херовы повстанцы.

Взрыв. Он не реагирует. Профессионализм? Нет. Зрачки не среагировали — просто усталость. Наркотики? Нет. Потливость повышена — сбои в системе кондиционирования его скафандра.

— Я знакома с диспозицией, сэр.

— Да вы нихера не знакомы! У нас гуманитарный кризис, а штаб присылает мне рыжего лейтенанта? Каждый третий прячет самопал под своими лохмотьями!

Много говорит. Небрит. Звук рации убран.

Вестовые вокруг укреппункта курят, снабжение организовано слабо.

Вывод: некомпетентен.

— Расстреляйте каждого третьего, сэр.

— Ч… Что?!

— Виновата, сэр. Я пошутила. Дайте мне пять «страйкеров» и пятьдесят человек.

Огромная котловина, ставшая лагерем. Тринадцать условных ядер, не горят костры у северной окраины — первая вероятная цель. Горизонт полыхает. Полковник смотрит на мою задницу.

— Здесь кризис, лейтенант. Я звоню в штаб, они ошиблись.

Он хрипит. Поражение голосовых связок. Курит? Нет. Сорвал? Возможно. Среднее звуковое давление в лагере беженцев… Восемьдесят децибел. Сорвал.

Здание на западе должно быть занято, но там почти никто не шевелится — вторая цель. Это «Скарабеи»: не умеют не прятаться, не умеют рассредоточиваться. Идиоты. Пока модель оправдывается.

— Именно кризис, полковник. Именно поэтому я здесь.

* * *

— Второй тест — второй результат. Кадет Ленгли, вы издеваетесь?

— Никак нет, сэр!

— Держите третий бланк. И будь те добры сделать так, чтобы я получил релевантные показатели.

— Сэр, да, сэр!

— Есть вопросы, кадет?

— Так точно! Если и третий тест получится иным, сэр?

— Вы шизоид, кадет Ленгли?

— Никак нет, сэр!

— Тогда напишите этот тест. Нельзя менять темперамент, как перчатки, кадет.

— Понимаю, сэр.

«Можно!»

* * *

— Слушай, Ленгли, это все странно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— М?

— Я проиграл тебе спарринг, а на тактическом планировании ты…

— Положи руку вот сюда.

— Э-э…

— Ты неудачник. И ты сейчас держишь меня за грудь. Нравится?