Читаем без скачивания Штандарт - Александр Лернет-Холения

— Да.

Я мог бы спросить, зачем ей это, что на самом деле она хочет знать. Она спросила, куда я иду. Я ответил. Но в общем, я был не против, чтобы она пошла со мной. Может быть, я не хотел идти один.

— Ну? — спросила она. — Ты позволишь мне пойти с тобой?

Секунду я колебался, потом сказал:

— Да. Пойдем.

Она взяла шубку и надела ее. Мы вышли из дома. Было около половины седьмого вечера.

На улице ждала пара взятых напрокат машин, видимо, для гостей. Я подошел к одному из шоферов, наклонился и тихо сказал, куда нас нужно отвезти.

Он с удивлением посмотрел на меня, и мы сели в машину.

Машина была такой же плохой, как и все остальные в те времена, она жутко громыхала на плохом асфальте. Шел дождь, и в тусклом свете фар дома отражались в воде. Мы ехали около получаса, сперва по предместьям, затем по длинным, плохо освещенным улицам, по которым, как тени, брели редкие прохожие. Наконец, мы свернули в аллею, засыпанную опавшими листьями, и остановились перед воротами с большими распахнутыми решетками.

Это был Шенбрунн.

Мы вышли из машины и попросили водителя ждать. В воротах стояли двое гвардейцев. Винтовки у них висели на шее, руки были в карманах, они курили. Они не пытались нас остановить, и мы зашагали через большой двор к дворцу. Мокрый штормовой ветер гнал облака. Дворец был ярко освещен. Свет лился изо всех окон. На подъездной дорожке стояло несколько темно-зеленых машин с работающими двигателями. Вокруг переминались стража и лакеи.

— Останься здесь и подожди меня, — сказал я Резе.

Затем я вошел внутрь. Здесь меня тоже никто не остановил. Я миновал весь коридор на первом этаже, затем две стеклянные двери. Несколько человек прошли мимо, как будто не заметив меня. Я поднялся по большой лестнице и вошел в антикамеру сада, там никого не было, я открыл двери в следующие два зала, это были залы для аудиенций, везде горел свет, но тоже никого не было. Я вернулся во двор, все было тихо, но слева до меня донеслось что-то вроде многоголосого бормотания. Сначала я решил, что мне вновь слышатся голоса, но потом понял, что на сей раз голоса настоящие. Я открыл дверь слева, вошел в огромный бело-золотой зал, но никого не увидел. Тем временем голоса стали громче, и звучали они, очевидно, откуда-то по соседству.

Я пересек зал, разделенный на два пространства рядом колонн, стены второго зала были обтянуты бордовым шелком, и повернул направо, на звук голосов. Это действительно было множество голосов, они приглушенно переговаривались друг с другом, они звучали повсюду, как если бы говорившие люди стояли сразу во многих местах. Теперь было ясно, что они доносятся из вестибюля, ведущего к трону. Я шел через бело-золотой зал и багрово-красный зал с шелковыми стенами, три или четыре пуговицы у меня на груди были расстегнуты, рука лежала на штандарте. Я был полон решимости пройти мимо всех этих людей, собравшихся в вестибюле, и не позволить, чтобы меня задержали придворные, стража или адъютанты, никто больше не вправе был отдавать мне приказы, император забрал у нас присягу, и я мог делать что хочу и идти куда хочу. Я собирался подойти к императору и сказать:

— Штандарт полка Марии-Изабеллы! Ваши мертвые возвращают Вам штандарт!

Мои шаги по паркету эхом отдавались в зале, а разговор многих людей рокотал по соседству. Вдруг он смолк, и наступила почти полная тишина. Я вступил в вестибюль и увидел длинную, двойную вереницу придворных, чиновников, офицеров, слуг. Она тянулась через анфиладу богато украшенных комнат, все двери которых были открыты. Огромные стеклянные люстры ослепительно сверкали.

Люди стояли молча и неподвижно. Когда я вошел и мои шаги отозвались эхом, никто не повернулся ко мне, все они смотрели в другую сторону. Я остановился, затем шагнул к ним. Присутствующие по-прежнему не замечали меня, они смотрели вперед, и на их лицах застыло удивление. Все молчали.

— Что здесь происходит? — спросил я господина в расшитом золотом парадном мундире и в пенсне, со шляпой под мышкой.

Он взглянул на меня, но ничего не ответил и отошел. Меня это удивило. Рядом со мной стоял старый слуга в шикарной ливрее, чем-то походящий на Антона. Вид у него был подавленный. Я наклонился к нему.

— Что здесь происходит? — тихо спросил я.

Он ответил не сразу.

— Их Величества, — наконец отозвался он, не поднимая головы, — покидают нас.

Я не сразу осознал смысл его слов, но тут все присутствующие пришли в движение. Справа послышались шаги: показались император и императрица, за ними несколько придворных. Люди кланялись. Императрица шла с достоинством, император натянул фуражку почти на глаза, он почти ни на кого не смотрел, только то и дело благодарил и кивал. Процессия быстро миновала меня и скрылась в большом зале слева. Собравшиеся снова выпрямились, но на месте оставались уже недолго. Снизу было слышно, как машины, вероятно, те самые, что я видел у подъезда, уезжают.

Люди расходились. Я стоял неподвижно — минуту или две. Затем выпрямился и пошел вперед. Я не последовал за теми, кто уходил, я продолжал идти в том же направлении, что и шел, как будто император все еще был там, а я шел к нему, чтобы вернуть штандарт. Он ушел, а я все равно шел к нему. Я прошел через желтый зал с огромными батальными картинами на стенах, затем через синий с изображениями пеших и конных полков на параде и через кабинет, в котором на небольших постаментах у стен стояли китайские фарфоровые вазы.

Наконец я оказался в зале, где в камине горел огонь. Несколько унтер-офицеров несли к огню флаги и знамена. Я смотрел на них секунду-другую, затем спросил, что они делают.

— Мы сжигаем флаги, — ответили они, — чтобы они не попали в руки врага.

Шелковые полотнища, которые они несли к камину, словно ветви волочились по полу и шуршали как сухие листья. Длинные ленты и хрупкий, древний окровавленный шелк хрустел и шелестел. Они жгли знамена всей армии: ломали расписанные и узорные древки об колено и бросали парчу, дерево, шелк и остатки венков в огонь. Пламя высоко взмывало в ответ. И пожирало всё.

Знамена, вокруг которых веками падали полки, орлов, олицетворявших честь империи. Полыхали знамена павших, трещали ломающиеся древки, все новые шелка летели в огонь. Император приказал сжечь флаги, которые вернули ему мертвые. Я вынул штандарт, который носил у сердца, и тоже