Читаем без скачивания Федор Годунов. Стылый ветер - Иван Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На какое-то время я растерялся, не зная что предпринять, закрутил по сторонам головой, страшась заметить среди деревьев фигуры ратников.
Что делать-то, а⁈ Этак враги всё моё войско раскатают, а я и поделать с этим ничего не смогу. Так и простою на одном месте, пока гремящее впереди сражение сюда не докатится.
— Так и они шибко не разгонятся, — возразил Семёну всё тот же воин. — Дорога узкая. Всей силой не навалишься.
А ведь верно! Тут даже если до деревьев цепочку из людей растянуть, больше десятка ратников плечом к плечу не встанут. А, значит, и враг большим числом на копейщиков Глеба навалится не сможет. И если первую сотню смяли, то остальные…
— Вы положенную дистанцию между сотнями соблюдали? — рявкнул я, развернувшись к Севастьяну. Так-то эту дистанцию должны были создавать как раз сани, задвинутые Глебом в хвост колонны.
— А как же, государь. На двадцать шагов друг от друга шли.
А вот это хорошо. Значит, если сотник во второй сотне не ротозей, то, пока, враги первую сотню рубили, он свою поперёк дороги построить должен был успеть и, раз уж мы с козлами так опростоволосились, стеной из копий вражину встретить. А там и другие сотни подоспеют, глубину строя создавая. Так что не всё ещё потеряно. Время есть. Раз враги с флангов атаковать не хотят, нужно нам это сделать попробовать.
— Арты! — во всю глотку заорал я, развернувшись к обозу. — Арты сюда по цепочке передавайте! Быстрее!
Возницы засуетились, соскочили с телег, потянули из саней короткие, широкие лыжи.
— Кердыба! — как родному обрадовался я подбежавшему ко мне сотнику. На ловца и зверь бежит. Хотя его две сотни стрелков входили в отряд Севастьяна, так что в том, что он оказался поблизости, ничего удивительного не было. — Твои стрелки далеко?
— Недалеко, государь, — мотнул головой Тимофей в сторону и не думающего затихать сражения.
— Пусть разбирают арты! Через лес, в обход пойдём!
— А я, государь?
— А ты обратно к коннице возвращайся, — отмахнулся я от Порохни. — Всё равно здесь от неё толку не будет. За дворянами проследи. В резерве будете.
— Так может и ты?
— Скачи, Порохня. Не доводи, до греха! Севастьян!
— Слушаю, государь!
— Козлы с саней забери и дорогу перегороди. Строй свою тысячу. Если что, хоть тут врага как положено встретим.
На то, чтобы доставить в нужном количестве арты и снарядить ими отряд Кердыбы, ушла целая прорва времени. Во всяком случае, мне именно так показалось. Но бой где-то там впереди не стихал, вражеские воины в пределах видимости не появлялись, а значит, их всё же смогли остановить и этот бой мы ещё не проиграли.
— Дай сюда.
Вырвав очередную пару арт, я, сев на сани, начал закреплять их на ногах кожаными ремешками. Покосился в сторону севшего прямо на снег Семёна, воинов из его десятка, отвернулся, ничего не сказав.
Этих хоть гони, хоть не гони; всё равно без толку. Не отстанут. Остановить не пытаются — уже хорошо.
Пошли ходко. Высокие сосны движению не мешали и стрелки, выстроившись в колонну по четыре лыжника, бодро двигались вперёд, каждые две минуты меняя протаптывающую лыжню четвёрку. Те, пропустив отряд, вставали сзади на уже набитую лыжню. Навстречу всё чаще попадались люди; испуганные, пораненные, увязающие по колено в снегу. Нам кричали вслед, кто-то пытался угнаться следом, проламывая набитую колею, кто-то, наоборот, шарахался в сторону, пытаясь затаится за толстыми стволами.
— Отойди-ка, государь, — неласково сдвинули меня в сторону, когда пришла моя очередь торить лыжню.
— А на дыбу⁈ — рявкнул я вслед удаляющейся спине, всё же пропуская мимо себя остальных.
— На всё твоя воля, государь.
— Вот, ирод, — пожаловался я вставшему рядом Семёну, в душе радуясь поступку неизвестного мне стрелка. Всё же запыхался я к этому моменту изрядно. Сам виноват. Стрелков постоянно на марш-броски гонял, а сам в это время на коняшке катался. Вот физика в нужный момент и подвела. Теперь, совсем бы не выдохнуться. Тогда весь отряд из-за меня встанет.
По счастью, бежать нам осталось совсем недалеко. Дорога впереди круто завернула вправо, перегораживая нам путь и вскоре мы затаились за деревьями, переводя дыхание и рассматривая открывшуюся картину.
— Смяли таки отряд Глеба, — зло сплюнул в снег Семён, вытирая шапкой пот с лица. — Вон сколько народишку полегло.
— А ещё больше по лесам бегает, — скрипнул я зубами на шарахающихся от нас бородачей, казалось заполонивших лес.
— Так куда им деваться, государь? — неожиданно решил заступиться за беглецов, прислонившийся к соседнему дереву Кердыба. — По всему видать, конница неожиданно на них наскочила и, не дав в строй встать, сразу в пешцев врубилась. Вот и посекли людишек.
— Вон туда деваться! — рявкнул я в ответ, ткнув в сторону ощетинившегося копьями строя. — Кривонос своих построить успел. Вот он бы этих паразитов к делу и пристроил! И Мизинец, молодец! Пушки развернул. Теперь бы ещё вражью конницу под картечь заманить, и совсем хорошо будет.
— Фитили пали, — не ответил мне сотник, потянувшись к кресалу. Стрелки тут же прислонили пищали к деревьям, начав выполнять команду.
Оно и правильно. Нужно дело делать, а поговорить мы и потом сможем.
— Вперёд, — крикнул Тимофей, как только фитили заискрились огоньками.
Я бросился вслед за остальными, сжимая в руках два колесцовых пистоля. Всё правильно. От нас до вражеской конницы метров триста будет. Для уверенного залпа нужно дистанцию хотя бы наполовину сократить.
Эти метры мы пробежали на одном дыхании. Остановились, поспешно выстраиваясь в две линии, положили пищали на сошки.
— Бей!
Сотня пищалей полыхнула пламенем, внося в ряды конницы сумятицу и стрелки отступили назад, потянувшись за бумажными патронами.
— Бей!
Второй залп, окончательно смешал вражеские ряды, заставив ослабить напор на копейщиков Кривоноса. Чем Кузьма тут же и воспользовался, отдав команду на сотни раз отработанное перестроение. Ощетинившаяся копьями стена неожиданно раздвинулась, сжимаясь к краям и в упор по крутящимся на месте всадникам разом жахнуло шесть пушек, заливая открывшееся пространство картечью.
Вражеский отряд превратился в бесформенную, мечущуюся во все стороны массу. Крики ужаса, беспомощно бьющие копытами, опрокинутые в снег лошади, стоны и плач раненых. И
