Читаем без скачивания Дерианур - море света - Ольга Елисеева

Но неожиданно нахлынувшая волна отвращения победила.

-- Почему же он должен рисковать? - Только и спросила Като. - Мог бы не отвечать на записку. Сжег и все. Кто его принуждает? К чему эти спектакли?

Матрена уставилась на нее в полном замешательстве.

-- Как же? - Прошептала она. - Вот здесь сказано, -- женщина развернула записку и приблизила к глазам, -- "Приходите вечером в Монбижон. Я буду ждать там. Любящая вас Е."

Като подавила желание немедленно выхватить листок из рук соперницы.

-- И что? Эти слова нельзя сжечь? - Резко осведомилась она.

-- Это приказ, - робко возразила Матрена. - Вы можете ему приказывать. Вы великая княгиня. И он не смеет ослушаться.

-- Я слышала, -- язвительно заметила Като, -- что даже в воинском артикуле у подчиненного есть право обжаловать приказ командира перед вышестоящим лицом. Он может обжаловать мою записку перед императрицей.

Матрена ахнула и прижала ладони к щекам.

-- Не бойтесь, я пошутила.

-- Вы можете шутить, - убитым голосом подтвердила гостья.

Като налила ей еще вина.

-- А почему же он сам не пришел объясниться? - Спросила она. - Почему послал вас? Ведь это, согласитесь, мучительно нам сидеть вот так и обсуждать дела вашего мужа.

Матрена кивнула.

-- Но это безопаснее. Что было бы с ним, если б он пришел сюда, а его схватили? - Женщина отхлебнула вина и покачала головой. - Я не хотела бы лишиться мужа и лишить своего еще не родившегося ребенка отца.

-- Вы знаете, -- Като взяла свой бокал, -- я много лет живу в России и уже не чувствую себя немкой. Но иногда мне кажется, что русские женщины слишком опекают своих мужей. Хотя последние, -- она залпом осушила вино, -отнюдь этого не стоят.

-- Не стоят? - Выпитое, кажется, предало госпоже Салтыковой смелости. На ее щеках заиграл румянец, губы сложились в подобие усмешки. - Позвольте вернуть вам ваши слова. Вы рискуете собой для того, чтоб вновь увидеться с моим мужем. Сами устраиваете встречу, отправляете посыльного с письмом. Назначаете день и час. Все берете на себя. Боюсь, вы не просто перестали чувствовать себя немкой, мадам.

-- Остановитесь. - Екатерина подняла руку. - Не забывайте, что вы пришли сюда отнюдь не оскорблять меня. - она встала. - Я сделаю все, о чем вы просите. Идите и не бойтесь. Скажите вашему супругу, что я больше не побеспокою его.

У Екатерины хватило сил проводить свою гостью до дверей, а когда та наклонилась, чтоб поцеловать великой княгине руку, тоже поцеловать ее в лоб и пожелать счастливого разрешения от бремени.

-- Клянусь вам, -- тихо прошептала она, закрывая за Матреной дверь, -- что я никогда и ни ради кого не буду больше рисковать. Пусть рискуют ради меня.

Като поднялась по лестнице наверх в столовую, взяла с полки хрустальный колокольчик, распахнула дверь на балкон, позвала сонных рыб и стала, давясь нервным смехом, крошить им булочки, приготовленные для Сережи. А потом вылила со второго этажа в пруд остатки токая.

-- Ваше здоровье, - сообщила великая княгиня рыбам и удалилась.

До утра она пластом пролежала на сырой кровати, всем телом вбирая ее промозглую стынь. Шелк на пологе был алым с разводами, как подбой плаща Салтыкова в первый, проведенный ими вместе, день и как внутренняя обивка кареты, в которой великая княгиня сидела сейчас.

-- Извините, граф, я отвлеклась. - Като отодвинула пальцами край шелковой занавески и выглянула на улицу.

Там рядом с ее каретой переминался с ноги на ногу Григорий. Он бросал по сторонам тревожные взгляды, явно недовольный тем, что беседа затягивается. Его рука машинально похлопывала лошадь по теплой большой скуле: "Ну, ну, скоро".

-- Знаете, почему я люблю этого человека? - С неожиданной откровенностью спросила Екатерина.

-- Он дает вам уверенность в себе, - немедленно ответил Сен-Жермен. А скоро даст власть.

-- Он дает мне уверенность в том, что вокруг меня далеко не все рабы, - решительно заявила великая княгиня. - Что мне есть, ради кого начинать свое дело. - Она улыбнулась светло и спокойно. - Он не боится. И его друзья тоже. Бог знает, откуда это в них? Они плохо образованы, не получили воспитания. Но они свободны. В отличие от толпы придворных холопов, с версальскими манерами и от рождения выпоротой душой.

Граф кивнул.

-- Кажется мы достигли согласия?

Цесаревна откинулась на алые шелковые подушки.

-- Кстати, а почему вы представляетесь Салтыковым?

Сен-Жермен слабо рассмеялся.

-- Я взял это инкогнито лишь для того, чтоб разбудить ваши воспоминания. От них так легко было перейти к разговору от свободе. Наше братство уже много столетий трудится, расчищая человечеству путь к справедливости и счастью. Вы могли бы подарить народу, над которым властвуете, мудрые законы, соблюдая которые всякий частный человек был бы защищен от произвола как со стороны власти, так и со стороны своих же сограждан...

Екатерина кивала в такт словам собеседника, сузив глаза и пытаясь уловить скрытый подвох. Но его пока не было. Все, что говорил граф, казалось созвучно ее собственным мыслям.

-- Если вы хотите избавить свою страну от диких суеверий, -продолжал граф, -- вам придется устранить церковь от влияния на жизнь общества.

Екатерина поморщилась. Она не любила, когда в ее присутствии касались вопросов веры.

-- Церковь и вера - разные вещи, - вкрадчиво сказал граф.

-- Вы очень обяжите меня, ваша светлость, -- строго отчеканила Екатерина, -- если больше не будете заглядывать в мою голову и удовольствуетесь тем, что слышите из моих уст.

Ее собеседник покраснел. "Почему с ней так трудно? Этот мальчик Алексей просто позволил мне привести в порядок его мысли. Но есть разница между простым смертным и..."

-- В основном мы пришли к согласию, - сказал граф, заглянув в глаза Екатерины. Но они оставались непроницаемыми. "Такая может дать согласие на что угодно, -- подумалось ему. -- А потом переиграть все по-своему". - А сейчас, я покажу вам одну вещь.

Сен-Жермен извлек из кармана камзола заветный мешочек с Дериануром и вытряхнул камень на ладонь.

-- Вот половина суммы, о которой я говорил.

Ему показалось, что Екатерина его не слышит. Лицо великой княгини осветилось, глаза зажглись. Со стороны казалось, что и она, и бриллиант источают одно и тоже золотистое сияние. Да, они были родня друг другу. Граф сразу понял это, и не ошибся.

-- Душа алмаза спит, - сказа он. - Дохните на него, и, если вы действительно та, за кого Вас принимают пославшие меня, вам удастся ее разбудить.

Като наклонила голову и дохнула на камень, почти поцеловала его холодные грани. В глубине в ответ на ее ласку развернулось крошечное облачко тумана, точно бриллиант запотел изнутри.

-- Боже! Что я наделала! - В голосе цесаревны было столько сожаления, что граф рассмеялся.