Читаем без скачивания Консультант по счастливой жизни - Анастасия Славина

После этого разговора я весь день будто летаю на крыльях. Одно простое решение осчастливило сразу столько человек! И пусть мама пустила слезу из-за того, что через пару дней внуки съезжают, мы обе понимаем, что так ей будет проще и спокойнее. А внуки никуда не денутся. Полчаса — и вот мы, в полном составе.

Вечереет.

Я надеваю рукавицы-прихватки и достаю из духовки керамическое блюдо, вдоль которого растянулась скумбрия, услаждая мой взор золотистой корочкой, зелеными кустиками брокколи и желтыми дольками лимона. А запах!..

Ставлю блюдо на край празднично сервированного стола. Правда, сегодня по календарю обычный будний день. И рыбу в моей семье люблю только я. Но если слушать советы Лео, такие мелочи не должны вставать на пути к моему счастью.

Лео, надеюсь, ты прав. Во всем.

Это время без тебя было мучительным.

Я вслушиваюсь в тишину квартиры. Дети с мамой еще не вернулись с улицы. Отлично.

Включаю Сardigans «And Then You Kissed Me».

Нанизываю на вилку кусочек филе.

Остается добавить важный ингредиент этого вечера — шейный платок. Я завязываю им глаза, представляя, что это галстук Лео. Чувствую прикосновение шелка. Почти чувствую прикосновение Лео. Кладу рыбу на язык — и ощущаю кисло-сладкий сок. Вдыхаю аромат…

Сначала сквозь звуки музыки я слышу скрип двери и только потом понимаю, что это значит. Срываю с глаз платок.

— Мам, подожди!

Мама оборачивается. У нее такой добрый и такой уставший взгляд…

— Чем тебе помочь? — спрашивает она.

— Ничем. Садись, — я отодвигаю от стола соседний стул. — Чайник только закипел. Попьем чая? Я сегодня с дачи привезла мяту. Помнишь, как летом в деревне мы пили чай с мятой?

— И с листьями смородины, — мама улыбается, садится рядом со мной.

— Да! И заварник у нас был такой огромный, пузатый. Листья постоянно застревали в носике. Помнишь, чай все не льется, не льется, а потом как захлещет потопом! Вся скатерть залита, ты ругаешься, а бабушка вытирает стол такой странной мочалкой, сшитой из колготок. Как она называлась?

— Вехтик.

— Вехтик, — повторяю я, улыбаясь. — Все же здорово, что появились губки, правда?

Мама тоже улыбается, но печально, и от этого ее усталость чувствуется еще больше. Может, это эгоизм — то, что делаю? Может, ее стоит отпустить? Пусть отдохнет, поспит.

Но вдруг наше общение даст ей больше сил, чем «лишний» час сна? К тому же сон заряжает бодростью на день, а душевная близость — на годы.

— Мам, как у тебя дела?

Она не сразу отвечает: не привыкла к таким разговорам. В этом и моя вина. Но я все исправлю.

Мы так редко общаемся по душам! Если начистоту, я не помню, когда это происходило в последний раз. Все нет времени: скорее, скорее. Думала, сбегу из Москвы к маме ― и мы станем близки, как в детстве. А на самом деле, она стала бесплатной няней для моих детей. Привет-пока. Даже сейчас, ко­гда мы живем в одной квартире.

— У меня все, как обычно, Аннушка. Ты же знаешь.

— Я знаю твой распорядок дня, знаю, что ты ешь на завтрак и что пьешь от головной боли. Но я совсем не знаю, что у тебя на душе.

Мама раскрывает ладони — и снова складывает их на коленях.

— О чем ты мечтаешь? — настаиваю я.

— Чтобы внуки были здоровы. Чтобы зарплату повысили. Чтобы в отпуск летом отпустили, а не осенью.

— Нет, мам, я не об этом. О чем ты мечтаешь? — последнее слово я произношу с такой воздушной, зачарованной интонацией, что мама понимает, о чем я.

Задумывается.

И я чувствую укол страха за нее.

Она же была молодой, красивой, она столько всего хотела! А потом ушел отец, заболел дедушка, и я с детьми как снег на голову.

— Я бы хотела съездить в Париж.

Париж! Я едва не подпрыгиваю от радости. И мама тоже сияет.

— Мам, мы обязательно съездим с тобой в Париж!

Мы болтаем с ней до глубокой ночи. Обнимаемся, вспоминаем прошлое, мечтаем о будущем.

Мечты напоминают мне о детях, а в спальне подозрительно тихо. С легким беспокойством я открываю дверь — и застываю, умиленная картинкой. Оба малыша спят, переплетясь телами, раскинув руки. Не переодетые, с нечищенными зубами… Я осторожно скручиваюсь в калачик на матрасе, расстеленном на полу, возле сладко сопящих детей.

Как же странно, как непостижимо устроен человек! Год назад я жила в этой же квартире, спала на этой же кровати и не чувствовала в себе сил творить, просыпаться по утрам, дышать. А сейчас, в этот момент, я совершенно счастлива.

Откуда я знаю, что справляюсь со всеми трудностями? Что дает мне такую уверенность в своих силах? Может, образ Лео, всплывающего с аквалангом из глубины, чтобы ответить на мой звонок. Каждый раз улыбаюсь, когда представляю эту картину.

Лео далеко от меня, но в то же время удивительно близко. Я засыпаю с его образом перед глазами, а просыпаясь, первым делом включаю телефон, чтобы сказать его фотографии: «Доб­рое утро, моя любовь!».

Примечание

— Только после вас, — Тарас распахнул дверь квартиры и жестом предложил Катерине войти первой.

Она инстинктивно крепче прижала к себе спящего Матвея. Переступила порог.

То, что Катерина чувствовала сейчас, не было паникой. Но, казалось, что-то липкое, гадкое стекало по позвоночнику.

Это была квартира Анны. Похоже, все осталось так же, как после ее побега: разбросанные игрушки, раскрытые дверцы шкафчиков, отпечаток пятерни на зеркале в коридоре. Из раковины на кухне воняло немытой уже месяц посудой.

Тарас даже не удосужился нанять кого-нибудь, чтобы привести квартиру в порядок.

Чтоб знала свое место.

Возможно, теперь это и в самом деле было ее место. Помойка.

Кто-то рассказал отцу Матвея о тайном клубе и о мужчинах в ее доме. Она лишь отвлеклась на телефонный звонок. Агент из страховой компании оказался крайне въедливым. Когда, повесив трубку, Катерина вернулась на крыльцо, ее любовника уже и след простыл. Сначала она думала, что он просто отъехал по делам. А спустя несколько часов получила сообщение от его секретарши: неделя на сборы, иначе Матвея с его мамой вытащат на улицу силой.

Рассказать о ее тайне могли несколько человек: Анна, Герасим, Лео. Но Катерина ставила на Тараса. Он ее обыграл. Лишил всего, а взамен дал самую малость.