Читаем без скачивания Душехранитель - Сергей Гомонов

Карие глаза метали молнии, но в то же время взгляд, внезапно ставший и чужим, и знакомым, скользнул поверх Ренатиной головы, чтобы затем вновь обратиться к ее зрачкам:

— Стал бы он умирать за тебя, если бы тебя ненавидел! Артур придумал бы что-нибудь интереснее… Ты дура, которая плюет на собственное мнение, на свою душу, в угоду чужому злословию! Малолетка, не способная думать своими мозгами, решиться на самостоятельный поступок!

— Не надо! — простонала Рената. — Мне страшно! Перестань!

— Слушай! — крикнул он, точно боясь, что ему не хватит времени высказаться. — Слушай! Сегодня наш последний день, поэтому слушай и не перебивай! Когда Саша… я… когда я подошел к тебе в тот раз… я… узнал тебя. И не поверил… Целая вечность — восемнадцать человеческих поколений — и вдруг ты оказалась рядом, до этого мной не замеченная, а теперь — в смертельной опасности… Хотя он… я искал, так искал! Смерть стояла за твоей спиной, — (короткая внутренняя борьба мимически отразилась на его лице, и, наконец, победу одержал темноглазый красавец с бархатным южным взглядом). — Дай же мне сказать, Учитель, я долго терпел! Ей это не повредит! И я хочу поговорить с нею в последний раз — разве это преступление?! — (борьба прекратилась, а взгляд печальных карих глаза смягчился). — Он сделал над тобой и над нами все, что необходимо было сделать, он взял это на свои плечи… так не мешай, помоги ему, Попутчица! И… прости, если что было не так… Хочу, чтобы ты знала: я не ненавидел тебя, а… совсем наоборот… Прощай, — обняв ее (изумленная, потрясенная, уже близкая к разгадке, но боящаяся поверить, она не сопротивлялась), незнакомец тихо спросил: — Можно?..

Губы Ренаты затряслись, на глаза навернулись непрошеные слезы:

— Артур… Мой бедный верный Артур… — прошептала она.

Он взял ее за подбородок и, прикрыв глаза, поцеловал. Руки его подломились, сил больше не было.

Когда он поднял голову, на девушку посмотрели серые глаза Саши, и в них стояли слезы. Рената теперь почти не чувствовала его веса. Он медленно приблизил губы к уху девушки, от горячего, прерывистого дыхания заволновались рыжие волосы на ее виске:

— Прости… С ними со всеми так трудно… Они такие разные, но каждый имеет право поставить точку по-своему… Я очень сильно напугал тебя, маленькая?

— Да… и нет… — ее охватила целая гамма чувств под взглядом ласковых и каких-то неземных глаз Саши. — Значит, это я скоро умру? Да?

— Нет. Ни за что. Ты будешь здесь исейчас любой ценой…

— Но… какова эта… плата?.. — Рената, впрочем, поняла, о какой цене он только что сказал.

— Жить — еще не значит жить, умереть — не значит умереть. Податливей воды ничего не бывает, однако, ударившись о ее поверхность, можно разбиться насмерть. Вода точит камни. Иногда надо быть податливее воды, упорнее воды, терпеливее воды… Как жаль, что ты утратила это тогда… и теперь не в состоянии понять своей не взрослеющей, уснувшей душой… Ведь нам обоим было бы легче, захоти ты вернуться на наш Путь…

— На какой путь, Саша?! Мне сейчас не до твоих ребусов… Почему ты не хочешь спастись и уйти?!

— Потому что я вернусь, а ты — нет! Потому что сейчас мы в точке невозврата… Потому что обод давно должен стать осью, ступицей — и забыть о Колесе, полосующем Дорогу…

— Но что же делать?! Что мне делать?!

— Тебе? — он слегка удивился этому ее вопросу, но ответил: — Жить, конечно…

В спорткомплексе «Горный цветок» этим вечером было людно: накануне 7 Ноября руководство клуба решило провести межрайонные соревнования по рукопашному бою.

Дмитрий Аксенов был частым посетителем «Цветка», как и его бывший коллега Влад Ромальцев. И если размазня-Ромальцев (так называл его приятель) приходил в клуб поддержать форму и пообщаться с друзьями, то сам Дмитрий за тренажеры садился редко, а к «рукопашке» и подавно не имел никакого отношения. У него здесь были свои интересы, о которых молодой человек предпочитал не распространяться. Он вообще мало рассказывал о себе даже самым близким друзьям, которых у Аксенова было раз, два — и обчелся…

Под потолком огромного зала слегка колыхалось от слабого сквознячка полотно с эмблемой красно-синего герба города: коронованный щит, увитый дубовыми листьями, а на щите — башня, похожая на шахматную ладью, и человеческая фигурка.

На татами были вызваны бойцы от Советского и от Кировского районов. Дмитрий обратился во внимание: это были Хусейн Усманов (Горец) — богатырь славянской наружности, несмотря на кавказские корни, — и Костя Иванов (Самурай) — грозный противник, хоть и казался он поизящнее Горца.

Самурай насмешливо посмотрел на Горца своими раскосыми азиатскими глазами. Усманов что-то сказал, они засмеялись, но тут же подобрались, ожидая сигнала к началу боя.

— Как думаешь, кто? — спросил Влад, поворачиваясь к Дмитрию.

— Га! В том-то и интерес! — Аксенов протер очки и облокотился на барьер трибуны, с которой они наблюдали за происходящим. — Они равны…

Горец ткнул себя кулаком в ладонь и слегка поклонился противнику. Самурай повторил его жест. Зрители зааплодировали, а Дмитрий усмехнулся:

— Эти и в аду баловаться станут…

Влад пожал плечами. Пожалуй, заинтересовать его пока еще могли только такие мероприятия. Ко всему остальному в этой жизни двадцативосьмилетний Ромальцев давно охладел.

Володя-Афганец, сидевший вместе с судьями в президиуме, дал гонг.

Горец и Самурай кинулись друг на друга. Публика восторженно завопила.

А бились они красиво, в «русском стиле». И действительно были равны. Костя-Самурай, знавший особенности приятеля, сразу избрал тактику «взять измором». При его юркости — не такое уж сложное дело. Но и Горец-Хусейн был непрост. Зрители просто изнывали от нетерпения.

И тут, как назло, у Дмитрия запиликал сотовый. Бормоча проклятья, Аксенов протолкался к выходу с трибуны.

В коридоре было тихо, только из зала доносился приглушенный рев болельщиков.

— Дмитрий, это Оскольский.

— Ну, я понял, — недовольно отвечал Аксенов.

— Котов звонил. Евгений Борисович. Сообщил, что «саламандры» нашли объект, поэтому нужно сработать быстрее них. Приказал перетряхнуть «Чероки» по запчастям.

— Афанасич, я тебя Христом-богом заклинаю! Ну Обухов же Кирюха этим занимается! Запамятовал, или как?

— Ты своих-то хоть парочку подогнать можешь? Не в службу, а в дружбу?

— Не могу я, Афанасич, не могу! Соревнования у них ответственные, а завтра праздник и им снова выступать. Не могу «не в службу»! Не торгуйся, Афанасич! Не поймут меня…