Читаем без скачивания Сердце Гудвина - Ида Мартин

– Не напоминай мне о козлах, пожалуйста. Я и так из-за Носовой не могу перестать об этом думать.

– О чем же?

– О том, чтобы отомстить Оболенцеву с помощью Лу, а заодно и выяснить, что там у них с Ромой.

– В последний раз твоя попытка замутить с Лу закончилась всеобщим скандалом.

– Но, Алис, это реальная возможность поставить Матвея на место. Не знаю почему, но на Лу его триггерит как быка на красную тряпку.

– «Не стоит искать причины конкретного преступления – его семена рассеяны повсюду».

– Что? – не поняла она.

– Эмманюэль Мунье.

– Ах да, точно. Цитаты. Но потом я все равно обязательно об этом подумаю.

Глава 37

До выходных перед экзаменом по математике мы с Ершовым встречались каждый день. В понедельник и вторник по вечерам сидели в ломбарде его дедушки, в среду после экзамена по русскому пошли к нему домой, а в четверг с самого утра укатили на электричке в подмосковный город Красноармейск, куда я попала пальцем, после того как Кеша, завязав мне глаза, предложил выбрать на карте место для путешествия. Город оказался маленький, без особых достопримечательностей, но они нас и не интересовали. Мы бродили по жарким улицам и фантазировали на тему загадочных преступлений, а потом купили в маленьком магазинчике горячие хачапури и, устроившись на траве возле небольшого мутного водоема, съели их, запивая газировкой. Кеша фотографировал меня с уличными котиками, и мы слушали сначала его плейлист, а потом мой. Дошли до конца города и просто бегали, широко раскинув руки и вопя «А-а-а!», по покрывшимся зеленой дымкой свежей растительности полям. Он катал меня на закорках, а я показывала, как умею делать колесо. После школы, духоты городских улиц и нескончаемых предэкзаменационных занятий оказаться под бескрайним, ослепительно ясным небом, вдали от обязательств, сроков, баллов, ссор, обид, тягостных признаний и необъяснимых приступов оказалось столь непередаваемо прекрасно, что я, пребывая в полном восторге от этой внезапной свободы и легкости, неожиданно расплакалась, и Ершов, аккуратно вытирая мне слезы бумажными платочками, чтобы не размазалась тушь, три раза сказал, что любит меня. Я спросила, зачем он все-таки сделал эту татуировку, а он вместо ответа вдруг стал рассказывать про своих родителей, их блогерскую деятельность в области туризма и свои отношения с ними, в которых он никогда не чувствовал себя несчастным, но и счастливым тоже, и только переехав к бабушке, впервые понял, что можно никому не принадлежать.

Мы долго целовались на пустынной автобусной остановке возле проселочной дороги и, выпив кофе на бензозаправке, отправились обратно в город, чтобы сесть на электричку и вернуться домой. На обратном пути и в поезде, и в метро, и когда он меня провожал, я просто умирала от любви, опасаясь, что не доживу до следующего дня.

Но на следующий день он зачем-то назначил мне встречу у школы. Привел в класс географии, где ЕГЭ не проводили, и, усадив за первую парту, попросил не оборачиваться и не разговаривать с ним. У меня хватило терпения только на пять минут, а повернувшись, я увидела, что он сидит сзади в соседнем ряду и просто смотрит на меня. Я спросила, в чем смысл происходящего, и он ответил, что всегда хотел, чтобы я училась в их классе и он мог смотреть на меня на уроках. Потом подошел и, заняв соседний стул, положил мне руку на колено.

– Я не могу сказать, в чем именно смысл этой татуировки, но я всегда был зол на тебя.

– За что? – удивилась я.

– За то, что ты такая красивая, свободная и беспечная и что при всей кажущейся доступности утекаешь, как вода из пальцев, ты и здесь, и там, и везде, но нигде конкретно и ни с кем по-настоящему. За то, что у тебя такие волосы, от вида которых у меня случался гормональный шок, и за то, что ты постоянно снилась мне. То заманивала меня в класс, то зажимала в туалете, то приходила в раздевалку и сама разводила на секс. Из-за этих снов мне начинало казаться, что между нами действительно что-то есть, но в реальности ты никогда и не обращала на меня внимания, если, конечно, не считать прошлый Новый год.

– Я очень плохо помню прошлый Новый год. Но то, что мы целовались, помню. Ты так на меня смотрел, ты всегда так смотришь… Не понимаю, что тебе мешало проявить себя раньше? Откуда мне было знать, что я тебе нравлюсь?

– И превратиться в еще одного Мартова? – Его рука переместилась с колена на внутреннюю сторону бедра, а пальцы другой ухватили за подбородок. – Пойдем завтра в клуб! Ты наденешь красное платье, и мы будем танцевать всю ночь.

– В понедельник математика. Какие танцы?

– С того дня в моих снах ты появляешься только в нем.

– А Мартову оно не нравится.

– Оно не может не нравиться.

В чем же его секрет? Как ему удалось занять собой все мои мысли? Почему раньше я боялась его, а теперь сердце замирало от каждого слова и все на свете становилось неважным?

Конечно же, я обращала на него внимание и прежде, но эта накопившаяся в нем злость на меня ощущалась всегда. Я боялась его, как боятся высоты под ногами, ослепляющих вспышек молний, несущих за собой грозу, или полуразрушенный старый дом в ночном поле.

Но теперь я будто шла по натянутому над пропастью канату, и адреналин, закипая в крови, превращался в заглушающую все страхи эйфорию.

Когда географичка вернулась в класс, она застала весьма откровенную для школьных стен сцену, однако стыдно нам не было. Только смешно. Отныне никакой власти над нами школа не имела, и можно было творить любую дичь. Вызов, провокация, азарт – чувства, которые пробуждал во мне Ершов, освобождали и придавали смелости. Такой же была и Ксюша, но до него ей было еще далеко.

Когда в субботу утром я зашла к ней в комнату, она весело прыгала на кровати в футболке и пижамных шортах и во все горло голосила под музыку:

  Звонки без ответа Твое холодное сердце запретно, но так безупречно И я на коленях Держу твое черное сердце…  

Рома, спрятавшись под подушкой, лежал, отвернувшись к стене.

– Я сегодня встречаюсь с Лу! – прокричала она. – Ты мне будешь нужна. Умоляю!

Я подошла к ноуту и нажала на паузу. Песня остановилась.

– Что ты задумала?

– Нужно нас пофоткать. Прощальный привет Оболенцеву. Чтобы знал, что мне на него наплевать и для меня он такой же проходной вариант, как и я для него. – Она протянула руки и втащила меня на кровать. – Ты же мне поможешь, правда?

– И где вы встречаетесь?

– Возле автошколы.

Я посмотрела на нее с недоверием.

– Это я предложила, – пояснила она. – Мы зайдем на территорию, а ты сможешь спокойно спрятаться за машиной и поснимать нас. Кроме фоток, мне от него ничего не нужно, так что все будет норм.

– А он не удивился?

– Немного удивился. Но это же Лу, ему все пофиг. Я сказала, что не хочу попадаться на глаза Марго, и он согласился.

– Ты же знаешь, мне эта затея не нравится, но, как я понимаю, выбора у меня нет.

– Именно! – Она весело чмокнула меня в щеку. – Выбора нет.

Дотянувшись до клавиатуры, она снова запустила песню, и мы начали танцевать на кровати вместе, а когда «Черное сердце»[8] сменилось на «Ультрафиолет»[9], Ксюша соскочила на пол и, перебежав на Ромину кровать, запрыгала прямо на нем.

«Наступая на шнурки… я палю твои чулки… Я не знаю слова «нет». Мне нужна только победа. В подворотне наш секрет покажет ультрафиолет».

– Блин! – Резким движением Рома стащил подушку с головы и швырнул ее в Ксюшу. – Уймись уже, пожалуйста, твои истерики достали!

Ксюша поймала подушку и с размаху шлепнула брата.

– Сам уймись!

И тут вдруг я поняла, как все обстоит на самом деле.

Ее чрезмерно веселое настроение было слишком нервным и бурным, в последние дни я не видела, чтобы Ксюша плакала, но знала, что она плачет тайком. В глубине зеленоватых миндалевидных глаз плескалось слишком много горечи, чтобы ее не замечать.

– Я наделаю кучу крутых фоток! – крикнула я. – И мы отправим их Оболенцеву рано утром в понедельник. Прямо перед математикой, и, если он ее провалит, это будет лучшая месть.

– Алиска, ты гения! – Ксюша попыталась перепрыгнуть с кровати