Читаем без скачивания Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники - Уилбур Смит

— Фу, грубиян!

Катинка надула губы.

— Но он беглец. Он и его банда убили двадцать наших солдат, которые пытались их схватить. Я не могу его освободить.

— Это я понимаю. Но я хочу, чтобы ты сохранил ему жизнь. Можешь поставить его на работу на стенах замка.

— Не могу! — Он покачал головой. — Даже для тебя.

Катинка вышла из-за кресла и склонилась перед ним. Пальцы ее снова заработали над завязками панталон. Он попытался сесть, но она толкнула его на спинку и просунула руки.

«Да будут свидетелями все святые, как мне трудно справиться с этим старым содомитом. Да у него мягкий и белый, как невзошедшее тесто», — думала она, гладя его член.

— Даже ради твоей любящей жены? — прошептала она, глядя полными слез фиалковыми глазами и думая при этом: «Вот так-то лучше. Увядшая лилия начинает подниматься».

— Я хочу сказать, это будет очень трудно.

Губернатор оказался в затруднительном положении.

— Я понимаю, — прошептала она. — Но мне так же трудно было написать письмо отцу. Мне не хотелось бы сжигать его.

Она встала и подняла юбки, как будто собиралась перелезть через изгородь. Ниже пояса она была обнажена, и у губернатора глаза выпучились, как у трески, которую вытащили из воды. Он попытался сесть и схватить ее.

«Нет, больше ты на мне лежать не будешь, кусок жирной свинины, — думала Катинка, нежно ему улыбаясь. — В последний раз ты едва не задавил меня насмерть».

Она оседлала его, как садилась верхом на кобылу.

— О Боже, как ты силен! — воскликнула она, вводя его в себя. Единственное удовольствие, какое она при этом получала, давала ей мысль о Сакине, прислушивающейся за дверью. Катинка закрыла глаза и представила себе стройные ноги Сакины и сокровище, которое лежит между ними. Эта мысль воспламенила ее; она знала, что муж почувствует ее возбуждение и решит, что он — его причина.

— Катинка! — Он булькал, словно тонул. — Я люблю тебя.

— А помилование? — спросила она.

— Не могу.

— Тогда и я не могу, — сказала она и приподнялась у него на коленях.

Она с трудом удерживалась от смеха, глядя, как раздуваются его щеки и еще больше выпучиваются глаза. Он дергался и извивался под ней, тщетно пронзая воздух.

— Пожалуйста! — взмолился он. — Пожалуйста!

— Помилование?

Она дразняще нависала над ним.

— Да, — всхлипнул он. — Все, что хочешь. Я сделаю все, что ты хочешь.

— Я люблю тебя, муж мой, — прошептала она ему на ухо и опустилась, как птица на гнездо.

Она помнила, что в последний раз он продержался, пока она считала до ста. «Попробую заставить его кончить к пятидесяти».

И она принялась раскачиваться, чтобы улучшить свое прежнее достижение.

Мансеер открыл дверь камеры Альтуды и проревел:

— Выходи, собака! По приказу губернатора будешь работать на стенах.

Альтуда вышел, и Мансеер сердито посмотрел на него.

— Похоже, ты не будешь плясать на виселице кадриль с Неторопливым Джоном. Но не радуйся: на стенах ты доставишь нам не меньше развлечений. Об этом позаботится Барнард со своими псами. Ставлю сто гульденов, что зиму ты не продержишься.

Хэл первым в цепочке выходил из подземелья и остановился возле Альтуды. Они долго и пристально смотрели друг на друга. Обоим увиденное понравилось.

— Если подумать, внешность твоей сестры нравится мне больше, — улыбнулся Хэл.

Альтуда был миниатюрнее, чем Хэл мог предположить по голосу, и в его внешности ясно сказывались долгие месяцы заключения. Кожа бледная, а волосы спутанные.

Но тело, видное сквозь дыры в одежде, аккуратное, сильное и гибкое. Взгляд откровенный, лицо красивое и открытое. Хотя глаза у него миндалевидные, а волосы прямые и черные, в его наружности видна и английская кровь. Голова сидит гордо, челюсть упрямая.

— А ты из какой колыбели выпал? — с улыбкой спросил он Хэла. Было видно, что он очень рад возможности выйти из тени виселицы. — Я ждал мужчину, а вижу мальчишку.

— Выходи, жалкий убийца и предатель! — закричал Барнард, когда тюремщик передал ему заключенных. — Может, ты до поры избежал виселицы, но у меня приготовлено для тебя несколько радостей. Это ты перерезал в горах горло моим приятелям.

Он явно был очень недоволен помилованием Альтуды. Затем Барнард повернулся к Хэлу.

— А что касается тебя, вонючий пират, ты слишком распустил язык. Еще одно слово, и я сброшу тебя со стены и скормлю собакам.

Барнард разделил их. Хэла он отправил на леса, а Альтуда с группой заключенных работал во дворе, разгружая каменные блоки, которые на телегах, запряженных быками, привозили из каменоломни.

Однако вечером Альтуду загнали в общую камеру. Дэниел и все остальные в темноте обступили его, чтобы выслушать его подробный рассказ и задать множество вопросов, которые не могли задать раньше. Он был чем-то новым, оживившим однообразие плена и изнурительной работы. И только когда из кухни принесли котел с похлебкой и все занялись скудным ужином, у Хэла появилась возможность поговорить с Альтудой.

— Если ты сбежал один раз, Альтуда, мы сможем сбежать снова.

— Я тогда был в лучшей форме. И у меня была рыбачья лодка. Хозяин доверял мне и разрешал выходить из колонии. А как сбежать из-за этих стен? Боюсь, это невозможно.

— Ты говоришь «боюсь» и «невозможно». Я такого языка не понимаю. Мне казалось, ты мужчина, а не малодушный трус.

— Сбереги такие слова для врагов. — Альтуда ответил ему жестким взглядом. — Чем хвастать, какой ты герой, расскажи, как ты получаешь сообщения извне.

Хэл улыбнулся. Ему понравился дух этого человека, его умение отвечать залпом на залп. Придвинувшись ближе и понизив голос, он объяснил, как это делается. Потом протянул ему последнее полученное письмо. Альтуда поднес его к решетке и стал разглядывать в свете факела, который горел на верху лестницу.

— Да, — сказал он, — это почерк моей сестры. Не знаю никого другого, кто мог бы написать так мелко.

В этот вечер они написали записку, которую должен был забрать Аболи. В ней сообщалось, что Альтуду выпустили из камеры Логова Скелета.

Однако, похоже, Сакина об этом уже знала, потому что на следующий день она сопровождала госпожу, явившуюся в замок. Девушка сидела рядом с Аболи на козлах кареты. У лестницы она помогла хозяйке выйти. Странно, но к этому времени Хэл так привык к посещениям Катинки, что без гнева и горечи глядел на ее ангельское лицо. На сей раз он едва заметил ее, все внимание уделив рабыне. Стоя у начала лестницы, Сакина бросала по сторонам быстрые взгляды, пытаясь увидеть брата среди заключенных.