Читаем без скачивания Бастионы Дита - Юрий Брайдер

— Думаю, он двинется с ними дальше. На златобронников, а может, и на Дит.

— А как твой брат все же узнал о нашем походе? Ведь конечную его цель знал ты один? Да и все приготовления к вылазке происходили в тайне. А тем не менее шпионы Замухрышки заранее ждали нас за стенами города.

— Знаешь, как отец поддерживал связь со мной? В случае нужды он посылал ко мне гонцов — этих самых несчастных обезьян. Десятки их скитались по всем окрестным дорогам от Окоема до Окоема и орали: «Живущий в Дупле повелевает сыну…» Ну а далее все в подробностях. В конце концов какая-нибудь все-таки добиралась до Дита или попадалась мне во время странствий по Заоколью. Посторонних ушей мы не боялись, язык посланий был понятен только нам с отцом. Как оказалось, им владеет и Замухрышка.

— Последнее сообщение отца касалось меня?

— Да. Братец перехватил и его…

— Послушай, а как бы твой отец отнесся к тому, что ты заставил меня хлебнуть зелейника?

— Скорее всего ему это было бы безразлично. Он выполнил повеление своих покровителей, и только. Дальнейшее его мало интересует. Тем более что все это дело кажется мне весьма странным. Ведь тебе все равно не суждено уйти далеко от нашего мира. Ты обречен. Хотя воля Предвечных и сбудется. Таково пророчество, весьма неясное в целом, но в отношении тебя вполне определенное.

— Если бы я верил пророчествам, то давно лежал бы в могиле… Кстати, разве, став преемником отца или, как я привык называть подобных людей, Всевидящим Отче, ты утратил бы зависимость от зелейника?

— Всевидящий Отче? Хм, сказано неплохо… А относительно зелейника точно не знаю. Отче уже не совсем человек. Не такой, как ты или я. Пища и сон почти не нужны ему. Меняется не только душа, но и тело. А в крайней случае… Ты ведь убедился, что зелейник можно раздобыть и в Заоколье. Да и необязательно мне жить в дупле. Можно и в Дит вернуться. В новом качестве, думаю, меня бы там не отвергли. Не все в городе думают, как Ирлеф.

— Это верно. Кое-кто там соскучился по железной руке и сытой жизни. Ты бы пришелся весьма кстати.

— Могу уступить Дит тебе. Будешь править там вместе с Ирлеф. — Хавр скривился.

— Между прочим, если я вырвусь отсюда, как мне ее выручить?

— Нет тебе покоя… Пойдешь по Забытой Дороге до того самого места, где мы на нее в первый раз вышли. Потом ищи Соленое Озеро. Воды в нем на палец, а под ним — окаменевшая соль. Посреди озера торчит гранитный остров. Называется он Черный Камень. Вот там моя сестричка обычно и обитает. Только будь с ней осторожен. Та еще мегера… Конечно, без выкупа она тебе Ирлеф не отдаст. Выкручивайся как сумеешь. Если даже и придушишь ее, никто не зарыдает. Но повторяю, будь предельно осторожен. Она знается со всякими темными силами.

В это время чернокожие засуетились, сбились толпой у дерева, в котором обитал Всевидящий Отче, и приставили к отверстию дупла наскоро сколоченную лестницу.

— Кажется, что-то там случилось, — задумчиво вымолвил Хавр, а затем заговорил сбивчиво и торопливо: — Последние слова, которые хотел тебе сказать старик, примерно таковы. Так получилось, что он не смог полностью выполнить волю Предвечных. Ты не можешь двигаться против хода Мировремени. Твой Дух для этого недостаточно изощрен. Но это поправимо. Помнишь, мы не раз говорили о каких-то живоглотах? По словам отца, они действительно существуют. Это разум, очень чужой, почти потусторонний, непонятно почему лишенный собственного тела. Оболочка, в которой он существует, — лишь временное его прибежище. Вселяясь в человека, он вытесняет его собственный Дух и становится хозяином тела. Но это грозит лишь слабому, а тем более застигнутому врасплох Духу. Если человек оказывает достойное сопротивление, живоглот остается на окраине его сознания и уже не может причинить вреда новому хозяину. Наоборот, его советы и помощь могут быть весьма полезны. А главное, он имеет то, что отсутствует в тебе самом, с его помощью можно свободно перемещаться в Мировремени. Отец уверен: если ты постараешься, непременно одолеешь живоглота.

— Где хоть его искать?

— Найдешь, если захочешь, — бросил Хавр, похоже, уже утративший ко мне всякий интерес. — Или он тебя сам найдет.

По лестнице неторопливо спустился тщедушный и колченогий человечишка — действительно Замухрышка, ни дать ни взять. Семейство Хавра вообще не отличалось статью, но этот всех переплюнул. Шел он скособочась, переваливаясь, как утка, да еще упираясь правой рукой в поясницу. В левой он держал за шкирку обезьяньего детеныша, жалобно скулившего и поджимавшего задние лапки.

— Ишь, гаденыш, спрятался! — сказал он надтреснутым тенорком. — Затаился и слушает, о чем люди говорят… Кто дупло обыскивал? Чей отряд? Кто старший?

Один из чернокожих бросил оружие и на карачках быстро-быстро пополз к Замухрышке. «Встань!» — приказал тот и, когда команда была выполнена, безжалостно отхлестал провинившегося визжащей обезьянкой по лицу.

— На первый раз я тебя пощажу, — сказал Замухрышка. — Пойдешь пока носильщиком в обоз. А с этой твари сдери шкуру. Вишь, какая мягкая. Да чтоб ни одной дырочки не было! Живьем обдирай, если иначе не умеешь! На!

Еще раз хорошенько огрев по морде разжалованного в носильщики командира, он заковылял в нашу сторону. Две или три дюжины воинов следовали за ним, а в середине отряда несли изящные одноместные носилки и все стяги, до этого украшавшие дупло.

— Слушай, каким гадом наш старик оказался! — пожаловался Замухрышка брату. — Просил ведь его, умолял: «Сделай меня наследником!» Не хочет. Не такой я какой-то, оказывается! И ты не такой! Кто ему нужен, не знаю. Может, этот? — Он ткнул в меня кривым пальцем, но тут же, не дожидаясь ответа, отвернулся. — Ведь подыхает, давно подыхает, а за шкуру собственную цепляется не хуже этих хвостатых тварей. Разве это справедливо? Пожил сам, уступи место другому. Тем более что это твое собственное дитя… Я его часов шесть в этой бурде топил. Устал, руки затекли… — Он продемонстрировал нам свои натруженные ладони. — Мучается, гад, помереть не может, со своими знаниями не расставшись, а не сдается!

— Но сдался все же, — как будто с легкой иронией уточнил Хавр.

— Сдался! Куда ж ему деваться? Если надо, я бы его еще год из своих рук не выпускал. А все его фокусы стариковские мне давно известны. Не из таких ловкачей душу вытряхивал… Да, повозиться пришлось. Но потом, гляжу, стал слабеть, последние пузыри пустил и подох. Отмучился. С просветленным лицом отошел. А меня в тот же момент словно обухом по голове огрели. Мудрость его, значит, ко мне перешла. Все тут теперь. — Он похлопал по своей облезлой макушке. — Теперь Предвечные со мной совет держать будут. Я средь людей наиглавнейший. И ты, братец, о том тоже не забывай.