Читаем без скачивания История балтийских славян - Александр Гильфердинг

Если бы дано было время восточному христианству, проповеданному народными славянскими просветителями, окрепнуть в Моравии и Чехии и с тем вместе укорениться между лабскими сербами, то оно, без всякого сомнения, скоро подвинулось бы оттуда далее на север и овладело бы племенами балтийских ляхов, стодорянами, бодричами, велетами, поморянами, как оно начинало уже проникать к восточным ляхам у Вислы. История всех этих земель приняла бы другой оборот, южный берег Балтийского моря остался бы славянской землей. Общение между чехами и балтийскими ляхами существовало. Сын и преемник первого чешского христианского князя Боривоя, Вратислав, женился (в последних годах IХ в.) на Драгомири, "родом из лютейшего народа Лютицкого, из земли, называвшейся Стодорскою". Она была матерью св. Вячеслава, знаменитого исповедника и мученика чешского, и Болеслава I, при котором Чешское государство достигло небывалого доселе могущества. Правда, Драгомирь не изменила характеру своего племени, сама была тверже камня, по выражению летописца, в языческом упорстве; она погубила своего родного сына Вячеслава за его ревность к христианству. Но при других условиях, общение между чехами и балтийскими ляхами могло бы продолжаться и принесло бы, рано или поздно, свои плоды; влияние чехов-христиан преодолело бы фанатизм поклонников Святовита; образ свирепой Драгомири, вероятно, сменился бы вскоре светлым образом другой женщины, подобной той Дубравке, которая из Чешской земли принесла христианство в Польшу.

Но вторжение венгров, уничтожение Велико-Моравской державы, истребление славянской народности и христианства в самом центре деятельности Кирилла и Мефодия, в одно мгновение заглушили главный источник просвещения для северо-западных славян. Племена прибалтийские еще не успели услышать слова христианской проповеди на родном языке, к ним не успела дойти страница Евангелия в славянском переводе, когда ученики Кирилла и Мефодия принуждены были удалиться за Дунай и сосредоточить свои действия исключительно между болгарами и сербами. Отделенные от южных славянских земель дикими язычниками мадьярами, чехи и надвисленские ляхи уже не в состоянии были сохранить учение, переданное им первыми их просветителями; славянское богослужение уступило у них место латинскому, общение с православными землями Востока заменилось подчинением главенству папы и верховной власти немецкой империи. Если предание Кирилла и Мефодия долго еще жило между чехами, то лишь в постоянном гонении, скрываясь от бдительности латинского духовенства, и действовать на другие славянские народы оно было не в состоянии. Еще легче и скорее заглушены были слабые зачатки православного славянского христианства у лабских сербов, если действительно оно успело проникнуть к ним, как мы предполагаем.

Снова сомкнулся, едва открывшись на несколько лет, тот круг, который отделял балтийских славян от всех источников свободного христианского просвещения и приковывал их к теократической Немецкой империи. Снова им представлялся единственный выбор: принять христианство от Германии и вместе с тем стать, в силу понятий романо-германской Европы, подданными немецкого государства, или биться до последней капли крови за свободу и язычество. Для чехов вследствие их внутренней сосредоточенности и благоприятных условий местности, для поляков вследствие их отдаленности, подчинение Западной державе не было особенно тягостно и, ограничиваясь вассальными отношениями их правителей к немецким государям, едва ощущалось самим народом. У балтийских ляхов, напротив, раздробленность и относительная слабость, близость к Германии и народная вражда с нею, все это должно было обратить подчинение Западной державе в непосредственное подданство, и в подданство не только главе государства, императору, но и проводникам его воли, пограничным саксонским начальникам и самому племени саксов, на которое падала обязанность держать императорский меч и римский крест над соседними варварами, славянами. Что же оставалось делать балтийским ляхам? Выбрать между неравной борьбой или тяжкой неволей. Выбор для них не мог быть сомнительным, и через сто лет после того, как над западно-славянским миром промелькнула народная проповедь восточного христианства и, заглушенная в самом начале, погасла там, не коснувшись прибалтийских племен, для которых она была бы единственным выходом, единственным средством спасения, — через сто лет, говорю я, после этой эпохи, историк саксов, Видукинд[128], мог уже ясно сознать роковые отношения балтийских славян к своему народу и написал эти знаменательные и в его время еще пророческие слова: "Много дней проходит, что они борются с переменным счастьем, Саксы для славы и обширного, пространного владычества, Балтийские Славяне, чтобы найти свободу или же крайнее рабство".

Х. Балтийские славяне во время полного упадка Германии в конце IX и начале X века; их вторжения и переселения в немецкие земли

Не скоро еще, однако, смогла Германия снова начать эту борьбу, завещанную ей Карлом Великим и всеми преданиями немецкого племени; и вот, в пору самого глубокого ее упадка, когда она казалась легкой добычей славян, напиравших на нее от Голштинии до Адриатического моря, судьба послала ей с дальнего востока, из-за Волги и Дона, на помощь степную орду: мадьяры, как мы сказали, задавили центр западно-славянского мира; они раздробили западно-славянский мир и приготовили будущее его падение перед немецким народом. Тяжело досталось на первых порах и самой Германии от этих дикарей. До Бремена, до Страсбурга и до Констанцского озера, через все немецкие земли, простирали мадьяры свои жестокие набеги, и вопли подымались со всех концов немецкой земли против свирепой орды. Но Германия должна признать, что эта орда спасла ее от опасности для нее бесконечно страшнейшей: она ее предохранила от соединения и развития сил у соседних славян, в то именно время, когда сам немецкий народ и весь запад Европы, переходя через хаотическое брожение к образованию органических народностей и государств, были безоружны перед юным славянским племенем, радостно ощутившим свое политическое бытие. Делом мадьяр было то, что этой хаотической Германии не противостала какая-нибудь стройная, цельная славянская держава, которая обняла бы всю ширину средне-европейского материка, что зародыш такой державы был уничтожен в самом зачатке, и что, затем, возле Германии остались по-прежнему, как было при Карле Великом, бессвязные племена славянские, ждавшие спокойно, пока немецкий народ выйдет из своего хаотического брожения, установится, сосредоточится и бросится на них.

Вся история балтийских славян с того времени, как Германия отказалась от владычества над ними, до той поры, когда она возобновила попытки покорить их, в продолжение сорока с лишком лет (877–919) не представляет ни одного блестящего, выдающегося факта. Славяне живут себе по-старому, пользуясь минутной независимостью, не помышляя о том, как бы упрочить ее в будущем. Германия не тревожит их, и этого с них довольно. Со своей стороны, и они не тревожат Германии, или тревожат так мало, что при большом протяжении границы, открытой их набегам, при слабости ее защиты и при множестве нанесенных им в прежнее время обид, эти нападения кажутся совершенно ничтожными; только изредка летописец упоминает о каком-нибудь частном набеге того или другого славянского племени на пограничные места Германии; а в то же время как часты, как обширны, как беспощадны были нападения на нее других, отдаленнейших от нее и несравненно слабейших народов, норманнов и мадьяр!

Связного исторического рассказа об этой эпохе в жизни балтийских славян мы не можем представить. Нам приходится здесь сохранить отрывочный способ повествования летописцев того времени.

В 880 году норманны устремились на Германию с особенной яростью и ударили на нее в двух местах: на Шельде и на Эльбе. На Шельде, в Нидерландах, они были отбиты; но в земле саксов (вероятно, в Нордалбингии) удальцы севера одержали одну из самых славных своих побед (2 февраля). Поражение саксов было полное; несколько столетий жило о нем воспоминание. Оружие норманнов и неожиданно выступившая из своих берегов река (без сомнения, Эльба) уничтожили все войско саксов: тут погиб герцог саксонский Брун, дядя знаменитого впоследствии короля Генриха Птицелова; с ним погибли 11 графов Саксонской земли со своими полками и 18 служилых королевских людей вместе с их дружинами; наконец, погибли два епископа, Тиотрих Минденский и Маркварт Гильдесгеймский, которые, по возникавшему в эту эпоху на западе обычаю, сражались в рядах войска. В этой великой победе участвовали и славяне — без сомнения ближайшие к саксам и датчанам бодричи и лютичи. О епископе Маркварте летописец говорит, что он убит был славянами; но главную роль в битве играли норманны: славяне составляли, как видно, только вспомогательную рать, которую норманны вызвали идти на немцев. Оттого большая часть летописцев даже не упомянула об их участии в этой войне.