Читаем без скачивания История балтийских славян - Александр Гильфердинг

Мы видели, как скудны известия немецких летописцев; к тому же летописи составлялись в то время еще только в средней и южной Германии, во Франконии, Швабии, Лотарингии, и т. д. В земле саксов стали вести летописи только во второй половине Х века, когда тяжелые для Германии события первых годов этого столетия частью изгладились из памяти, частью обратились в общие, неопределенные воспоминания. Вот почему до нас не дошло никаких подробностей о тогдашних нашествиях балтийских славян на Германию. Мы знаем только, что балтийские славяне вторгались в то время в немецкие земли, что они действовали там заодно с датчанами и, вероятно даже, как прежде, были ими побуждаемы к этим предприятиям, наконец, что они, вместе с датчанами, разорив сначала Нордалбингию, стали потом переходить за Эльбу и, по словам летописца, "наполнили землю Саксов великим ужасом": обо всем этом сохранил нам воспоминание Адам Бременский. Самое сильное нападение датчан на немецкие области, сопровождаемое, как видно, и вторжением славян за Эльбу, произошло в 919 году. А в это самое время король немецкий Конрад, слабый и беспомощный, на смертном одре, завещал престол своему сопернику и врагу, герцогу саксонскому Генриху и поручил его крепкой руке спасение Германии, и немецкий народ провозгласил своим королем этого мужественного, настойчивого, могучего душой и телом саксонца. Началась новая эпоха, в которую немецкий народ стал главным двигателем и решителем судеб Европы; началась новая эпоха и для балтийских славян, та эпоха, в которую Германия возобновила и стала приводить в исполнение неудавшееся предприятие Карла Великого — завоевание и порабощение славянских племен на южном берегу Балтийского моря. Племена же эти, как мы видели, в пору отдыха, которую судьба им послала, — в пору полной независимости и торжества над немцами, — ничего не сделали для того, чтобы обеспечить себя от возобновления и исполнения замысла Карла Великого.

ПРИЛОЖЕНИЕ. Сказания об Оттоне Бамбергском в отношении славянской истории и древности

А. Котляревский

Осипу Максимовичу Бодянскому, моему первому

учителю в славяноведении

Историческая справка

В истории последних времен немецкой империи мы встречаем одно имя, которое с равным почтением называют летописи политической жизни, летописи церкви, культуры и искусства. Как бы в противовес бурным стремлениям и раздорам века, своеобразная личность одиноко идет вперед дорогою мира и плодотворной примиряющей любви; на этом скромном пути она оставляет прочные, хотя и не одинаково видные, следы своей неутомимой человеческой энергии, и потому справедливо вызывает признательность современников и потомства.

Мы говорим об Оттоне I, епископе бамбергском.

Оттон принадлежал к тем замечательным личностям цельной природы, которые, отдаваясь известной идее, умеют и найти средства к ее выполнению, и достигнуть желаемого. Он обладал преимущественно практическими талантами в благороднейшем смысле этого слова: с умом образованным, ясным и проницательным он соединял характер твердый, деятельный и находчивый, но в то же время — ровный, спокойный, чуждый крайностей и проникнутый гуманизмом, способный разрешать противоречия и вносить мир среди вражды и разлада. Хотя душа и чувства его не были чужды увлечениям, он строго держался твердой почвы реальности; самые помыслы его, бесспорно чистые и возвышенные, не переходили за черту выполнимого, везде он умел соблюсти меру и стремился только к возможному, осуществимому благу. Вот почему его деятельность приносила такие обильные плоды, и он так редко испытывал горечь неудачи или обманутой надежды.

На дорогу жизненного опыта Оттон вышел довольно рано: нужда заставила его, еще юношу, отказаться от изучения "высших наук" того времени и побудила искать деятельности. Узнав, что в Польше нуждаются в ученых, он переселился туда и стал наставником мужской школы. На первое время новое положение было хорошо тем, что, обеспечив существование Оттона, дало ему средства восполнить пробелы своего образования; вскоре, однако, миролюбивый характер, ум, ученость и достоинство жизни его приобрели общее уважение и открыли ему более широкую деятельность. Положение наставника юношества ставило его в прямые, непосредственные отношения ко многим знатным и влиятельным лицам государства; узнав его способности, они нередко прибегали к его совету и поручали ему деловые переговоры. Так стал он известен и самому князю Владиславу Герману, который принял его ко двору и сделал своим капелланом. К сожалению, биографы не входят в подробности этого периода жизни Оттона; можно, однако, предположить, что и тогда уже его влияние на общественные дела было довольно значительно; так, известно, что, стремясь теснее связать Польшу с Германской Империей, он подал Владиславу Герману мысль вступить в брак со вдовствующей сестрой императора Генриха IV, Юдитою, и сам, в качестве польского посланника, с достоинством и успехом выполнил это предприятие; известно также, что и дальнейшие сношения Польши с Империей происходили при его прямом участии и посредничестве. В таких обстоятельствах узнал его Генрих IV; он полюбил молодого, способного капеллана и, желая предоставить ему деятельность, более достойную его талантов, призвал к себе. С этого времени Оттон принимает участие в судьбах немецкой Империи. С императором особенно сближало его одинаковое направление религиозного чувства. Если верить биографу, Оттон скоро возвысился до звания канцлера Империи и хранителя печати, и его заботе поручена была постройка знаменитого собора в Шпейере. Счастливое окончание этого трудного, но славного дела доставило ему епископскую кафедру. В 1102 г. скончался Руперт, епископ бамбергский, и Генрих, оставив без внимания желание многих знатных людей занять освободившееся место, назначил ему в преемники Оттона и утвердил его "кольцом и посохом".

Бамбергская епископия была средоточием церковной и политической деятельности того времени; Оттон, таким образом, становился одним из главных лиц Империи. Положение его было трудное и по обширности обязанностей, и по историческим обстоятельствам: спор папы и императора об инвеституре епископов посредством "кольца и посоха" находился в самом разгаре. Требовались необыкновенные дарования, чтобы держаться с достоинством среди борьбы и выйти из нее с добрым именем, требовалось много самоотвержения, чтобы в такое сложное время не отдаться личным интересам и не пренебречь ради них служением общему благу. С большинством духовных лиц того времени Оттон вполне разделял начала, поставленные знаменитым Гильдебрандом: императорская инвеститура епископов представлялась ему нарушением святыни, и авторитет папы стоял в его мнении гораздо выше авторитета императора; но, в то же время, он не мог забыть, чем был обязан последнему, и потому стоял в стороне от борьбы и вступал в нее только тогда, когда виделась хоть малейшая возможность соглашения интересов церкви и государства, и только затем, чтобы согласовать эти интересы и внести мир среди враждующих сторон. Политика мира вполне отвечала естественным наклонностям Оттоновой природы, и если — как нередко бывает при столкновении двух интересов, она не всегда сохраняла Оттона от подозрений и упреков в двусмысленных поступках, то все же удержала за ним высокое положение и тем дала средства выполнить те направленные к благу человечества задачи и предприятия, которыми особенно славно имя Оттона. Не останавливаясь на важных трудах его по восстановлению бамбергского епископата, трудах, которые снискали полную признательность истории, укажем только на образовательную и художественную его деятельность: ученые занятия находили в нем дружественного покровителя, двух известных историков времени (Еккегарда и Вольфрама) он сделал настоятелями своих монастырей, и их усилиями здесь принялись и утвердились науки; в особенности же старался он распространить образование среди народа на родном ему языке, и сам был отличным народным проповедником. С именем Оттона история искусства соединяет некоторые знаменитые памятники благородного романского стиля: соборы (напр. шпейерский и бамбергский), церкви и монастыри, которые не только воздвигнуты на его средства, но и, можно сказать, при его личном художественном участии, как знатока и любителя архитектуры и искусства вообще. Биографы его подробно рассказывают о его любви к изящным постройкам, любви, источником которой было столько же религиозное воодушевление, сколько и образованный вкус и развитое чувство художника.

Оттон был уже в преклонном возрасте, когда новая сильная и смелая идея овладела его душой: он решился идти к отдаленному народу Севера, чтобы вывести его из мрака язычества на свет божественной истины. Оттона не устрашили опасности трудного предприятия, с самоотвержением и свежестью юноши он взялся за него, настойчивостью, умом и любовью победил препятствия — и полный успех увенчал его славный подвиг.