Читаем без скачивания Передача лампы - Бхагван Раджниш

Атеист, который просто отрицает наличие души — как делают коммунисты по всему миру, — приносит огромный вред, потому что отрицает возможность человеческого роста. Он подбрасывает вам идею, что вы материальны и останетесь материальным, ничего больше. Вы рождаетесь материей, вы умрете материей, и ничего не останется; жизнь есть только между рождением и смертью, ни до, ни после.

Это опасное мировоззрение, но полмира поддерживают его. Похоже, оно удовлетворяет какую-то внутреннюю потребность человека.

Человек не хочет быть духовным, потому что быть духовным значит бороться за свободу, бороться за личность, бороться, чтобы жить тотально. Как только вы признаете душу, вы признаете всю высоту духовного роста. Тем людям, которые не хотят бороться за все это, проще всего думать, что души нет, чтобы не возникало никакого вопроса о росте.

Это не совпадение, что половина мира или даже больше впервые за всю историю человечества атеисты. Атеисты были всегда, но как отдельные мыслители или небольшие группы, но такого количества людей не было никогда.

На одной стороне все религии, и один атеизм, равный им по силе, — на другой. Это происходит впервые.

Похоже, это месть; месть всем тем, кого мы зовем просветленными, пробужденными; месть Гаутаме Будде, Махакашьяпу, Бодхидхарме, потому что их положение — неумышленно — унижает вас. Они никогда не хотели, чтобы так получилось. Они хотели помочь вам достичь еще больших высот, чем достигли они. Но это было только в теории.

Человечество осталось глубоко укорененным в земле. Тысячи лет оно поклонялось пробужденным. Всегда помните основополагающий жизненный принцип: если вы кому-то поклоняетесь, однажды вы отомстите.

Это заявление: «Души нет, поэтому все, о чем говорят эти люди, — пустая болтовня. Она ничего не значит. Они говорят о душе и ее росте только для того, чтобы превратить вас в материальных, неполноценных человеческих существ», — месть карликов всем духовным гигантам.

Это случилось при дворе одного из великих императоров Индии, Акбара. Ему очень хотелось собрать при дворе всех гениев — и у него при дворе были действительно великие люди. Однажды он пришел и нарисовал линию на стене, сказав своим придворным: «Вы можете сделать эту линию маленькой, не прикасаясь к ней?»

Они размышляли так и этак, но как ее уменьшить, не прикасаясь? В конце концов, один из них встал и нарисовал выше нарисованной линии еще одну, более длинную; он не прикасался к той линии, которую нарисовал император, но сделал ее маленькой.

Веками человечество копило месть тем, кто на самом деле был гигантом, но до их уровня подняться массы так и не смогли. А как долго вы можете жить в позоре? Лучше принять философию, которая отрицает всякую возможность всякого роста и считает, что все эти великие пробужденные — выдумка.

Духовный рост — это не то, что можно предложить людям. Это нечто невидимое — либо вы чувствуете его, либо нет. Если вы отрицаете его, независимо от причины вашего отрицания неосознанно вы будете отрицать и свой собственный рост и саму его возможность. Поэтому невозможно представить, чтобы Гаутама Будда родился в Советском Союзе. Это невозможно.

В прошлом атеизм не был распространен, но, тем не менее, он препятствовал росту людей. Теизм предполагал, что каждый рождается с душой. И все, что ему нужно сделать, — это раскрыть ее — ничего не нужно создавать, никаких напряженных усилий. Простое осознание себя — и завеса поднимается, и вы встречаетесь лицом к лицу с самим собой. И в этот момент познания ваша жизнь меняется. В вашей жизни меняется все.

Эти люди думали, что, настойчиво утверждая, будто мы рождаемся с душой, они помогут массам начать свой путь — потому что не нужно напряженных усилий, чтобы создать ее, а нужно всего лишь открыть ее.

Но массы поняли это иначе. Они истолковали так: «Если душа уже есть, к чему спешить? — у тебя есть эта вечная жизнь, ты можешь открыть ее в любое время. Но мимолетные жизненные наслаждения — которые не вечны — их нельзя упустить!

Ты не можешь упустить душу, потому что она всегда здесь и останется с тобой навсегда — откроешь ты ее или нет. Следовательно, это можно отсрочить, отложить до следующей или какой-либо другой жизни; но мимолетные жизненные наслаждения… вкушай их!» Даже самую блестящую идею можно истолковать так, что она превратится в полную противоположность.

Поэтому все религии мира находились в странном положении. Были атеисты, которые отрицали душу, и люди не прилагали никаких усилий — в чем вопрос, если она не существует. И были теисты, которые верили в душу, но, когда она уже есть, зачем спешить — прежде чем ты откроешь ее, насладись мирскими благами.

И в том, и в другом случае люди оставались материалистами.

И в противовес этим двум точкам зрения Гурджиев высказал новую, оригинальную мысль, что вы не рождаетесь с душой. Помните: если вы не сотворите ее, вы просто умрете, ничего не останется, вы не переживете смерть своего тела. Но вы можете, если будете усердно трудиться, сотворить душу. Дело не в ее открытии — у вас ее пока нет, — она должна быть кристаллизирована.

Но следствием этой теории — а она кажется многообещающей, потому что в ней нет места просчетам ни теистов, ни атеистов — становится новая проблема. Она заключается в том, что широкие массы невозможно воодушевить на напряженные усилия; только нескольких разумных людей…

И я говорю: только нескольких, потому что даже интеллектуалы скажут: «Если я умру и ничего не останется, что тогда? Когда-то меня не было; для меня это не было проблемой. До рождения меня не было; это не было для меня проблемой, потому что если меня нет, то как что-то может быть для меня проблемой? Если меня не будет после смерти — это кажется лучшим решением всей проблемы».

Поэтому только немногие разумные люди заинтересовались Гурджиевым. И он никогда не критиковал укоренившиеся в обществе права, никогда не критиковал религиозные предрассудки, никогда не критиковал социально-политические условия. Ему это было неинтересно. Все его усилия были направлены на то, чтобы подготовить несколько человек с кристаллизированным существом.

Его не интересовали массы. И вы не можете на него жаловаться. Массы таковы, что интересоваться ими — значит позволить забросать себя камнями, распять, отравить, убить. Те люди, ради которых ты усердно трудился, уничтожат тебя.

Причина та же: непреднамеренно ты указываешь массам на их невежество. Ты знаешь — и ты можешь указать им путь, по которому можно прийти к тому же знанию. Но они не знают, и их большинство — весь мир.

Вместо того чтобы задуматься о твоем пути и его тайнах, проще прикончить тебя, чтобы ты не надоедал им; иначе ты вызовешь беспокойство в умах людей. Они были удовлетворены «ешь, пей и веселись»; и вдруг приходишь ты и начинаешь говорить о просветлении. Ты потревожил их серую жизнь — серую, но приносящую удовлетворение.

П. Д. Успенский, прежде чем он предал Гурджиева, написал книгу о его учении — «В поисках чудотворного». Он посвятил ее «человеку, который потревожил мой сон».

Но никто не любит, когда его тревожат во сне, а духовный сон настолько глубокий, что потревожить его… чревато гневом. Гурджиев точно знал, что случилось с Сократом, что случилось с Иисусом, что случилось с аль-Хиллай Мансуром, что случилось с Сармадом — и тысячами других, кто пытался освободить человечество. Человечество отблагодарило их смертью.

Он был тотально иным человеком — очень практичным и прагматичным. Он сказал: «Какой смысл переживать об этих людях и тратить зря свое время? Я выберу тех, кто готов пройти со мной весь путь».

Именно поэтому у него не возникало противоречий со всем миром. Несколько человек в Америке, несколько человек во Франции, несколько человек из России, несколько человек из Англии — всего не больше двухсот — работали по его принципам. Если только двести человек работают по неким принципам и эти принципы не противоречат ортодоксальной системе, религии, традициям, прошлому, общество не придаст этому значения.

Все подумали, что он несколько эксцентричный человек и к нему идут те, кто на него похож. Но он не мог растревожить весь мир, не мог наделать шуму, да и не хотел. И даже если бы хотел, то не смог: он не умел хорошо выражать свои мысли.

За всю свою жизнь он не прочитал ни одной лекции; он никогда не разговаривал, даже со своими учениками. Он предпочитал писать; кто-то другой зачитывал, а он наблюдал за лицами своих учеников, чтобы понять, какое впечатление производит на них чтение статьи. И в зависимости от этого впечатления он изменял статью, и ее снова зачитывали. Одну и ту же статью могли читать целый год, пока он не был удовлетворен тем, что она производит нужное впечатление на каждого.

Такой человек не может потрясти мир. Одна лекция за целый год… Он написал всего три книги — таким способом. Кажется, будто он писал эти книги больше для себя, чем для кого-то еще, потому что он писал их в странном месте. Он был странным человеком.