Читаем без скачивания Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой - Джоан Флетчер

Пока он ждал в гордом одиночестве на опустевшем форуме, царственная гостья не спешила ступить на его территорию и оставалась под балдахином как богиня в своем святилище. Ибо сейчас разгоралась битва волевых личностей, которую Клеопатра намеревалась выиграть. Поэтому она отклонила приглашение Антония к обеду и сама позвала его со свитой на свой корабль. Антонию ничего не оставалось, как согласиться, и с этого момента она начала одерживать верх.

Когда Антоний в сопровождении эскорта с зажженными факелами вышел на берег, где ее позолоченный корабль продолжал сиять, хотя солнце уже давно зашло за горизонт, сотни огней сверкали как звезды среди оснастки, так «что трудно было оторвать взгляд или представить себе зрелище прекраснее»[432]. Официальная встреча Антония, происходившая на глазах изумленных жителей, напоминала праздник огней в честь Исиды. Когда наконец его провели к царице, он, «пораженный, помимо внешности, также и умом Клеопатры, тотчас влюбился в нее, как юноша, хотя ему в это время исполнилось уже сорок лет»[433].

В огромной обеденной зале с золотыми и пурпурными портьерами Клеопатра «устроила в честь его царское пиршество, на котором все было из золота, всё в драгоценных камнях, всё самой тонкой работы. <…> При виде несметного богатства Антоний остановился как вкопанный, Клеопатра же с улыбкой сказала, что это ее подарок»[434].

После окончания этой чрезвычайно важной встречи, в ходе которой Клеопатра объяснила свои действия в недавнем конфликте, она пригласила Антония и сопровождавших его лиц к себе на обед на следующий вечер. «Второй пир был еще великолепнее, так что первый показался убогим. И опять она подарила всё это ему, а военачальникам позволила унести с собой каждому свое ложе; чаши и покрывала тоже были розданы гостям. А когда настало время расходиться, она предоставила высшим чинам носилки и слуг, прочим же гостям — коней с серебряной сбруей; и каждому был приставлен эфиопский раб с факелом»[435].

Во время последней встречи Клеопатра устроила такое же представление, только на этот раз пол обеденной залы был выстлан ковром из лепестков роз высотой несколько футов. И только когда она удовлетворилась произведенным эффектом, она наконец приняла приглашение Антония, который «приложил все усилия к тому, чтобы превзойти ее роскошью и изысканностью, но, видя себя побежденным и в том и в другом, первый принялся насмехаться над убожеством и отсутствием вкуса, царившими в его пиршественной зале»[436]. Ибо, несмотря на греческое образование и любовь к греческой культуре, Антоний всегда, в сущности, оставался грубоватым солдафоном, и Клеопатра, поняв, что ей придется иметь с ним дело на этом уровне, так и стала делать «смело и без всяких стеснений»[437], прежде чем приступить к реализации своего плана по приведению его политических амбиций в соответствие со своими собственными.

Клеопатра намеревалась возродить планы, которые она строила с Цезарем, вспомнив о пророчестве в «Книгах Сивилл» о том, что бессмертный царь вместе с вдовствующей царицей покорит Рим. И «женщина миром всецело тогда завладеет, и станет он ей во всем подчиняться и слушаться беспрекословно. <…> Вдова окажется мира царицей»[438], и наступит новый золотой век единства между Востоком и Западом. Представив свой визит в Таре как наступление нового золотого века, Клеопатра предложила Антонию блестящее будущее со всеми ресурсами, необходимыми для покорения Парфии и установления единоличной власти над римским миром. За это он устранил бы ее оставшихся врагов.

Располагая сведениями, что «царица» Арсиноя пытается выдавать себя за истинную правительницу Египта, вынужденную жить в Эфесе, и что она уговорила египетского наместника на Кипре Серапиона помогать Кассию, Клеопатра настояла на немедленной казни сестры, и Антоний согласился. И «что бы ни требовала Клеопатра, все выполнялось без всякого внимания к священному или справедливому. Сестру Клеопатры Арсиною, находившуюся просительницей <…> в храме Артемиды, Антоний приказал убить посланным к ней людям»[439]. Так в храме, где издавна забивали скот для всего города, теперь лишили жизни бывшую царицу Египта.

Хотя Клеопатра пощадила верховного жреца храма, воздававшего Арсиное царские почести, Антоний приказал казнить Серапиона и самозванца, выдававшего себя за воскресшего Птолемея XIII, в действительности утонувшего в Ниле. Сейчас, когда все соперники Клеопатры и претенденты на египетский трон были ликвидированы, а ее позиции закреплены печатью одобрения со стороны Рима, Антоний пожаловал ей римскую Киликию, сделав подарок, не уступавший подаренному ей Цезарем Кипру. Добившись всего, чего хотела, и даже большего, ликующая Клеопатра объявила, что возвращается домой, и пригласила Антония к себе в гости.

Подавив восстание в Сирии в конце 41 года до н. э., он прибыл в Александрию, город, где ему довелось побывать за четырнадцать лет до этого, когда римляне силой вернули трон Авлету. Горожане были рады его возвращению, как и Клеопатра, которая «оказала ему великолепный прием. <…> Выходил из дому Антоний только в храмы и гимнасии или для беседы с учеными; время проводил с греками и Клеопатрой, которой, несомненно, он главным образом и посвящал все свое время»[440].

В ту зиму из-за сильных штормов корабли не выходили в открытое море, и военную кампанию пришлось отложить. Антоний остался в Александрии и проводил время, как в Афинах, на положении частного лица. Он ходил в греческой одежде, поддерживал физическую форму, и Клеопатра «бывала в числе зрителей, когда он упражнялся с оружием»[441]. Он брал ее на охоту, бывшую любимым времяпрепровождением коронованных особ, и даже они вместе ловили рыбу. Как-то раз «он велел рыбакам незаметно подплывать под водою и насаживать добычу ему на крючок и так вытащил две или три рыбы. Египтянка разгадала его хитрость, но прикинулась изумленной, рассказывала об этом замечательном лове друзьям и приглашала их поглядеть, что будет на другой день. Назавтра лодки были полны народу, Антоний закинул лесу, и тут Клеопатра велела одному из своих людей нырнуть и, упредивши рыбаков Антония, потихоньку насадить на крючок понтийскую вяленую рыбу. В уверенности, что снасть не пуста, Антоний вытянул лесу и под общий хохот, которым, как и следовало ожидать, встретили «добычу» все присутствующие, Клеопатра промолвила: «Удочки, император, оставь нам, государям фаросским и канопским. Твой улов — города, цари и материки»»[442].

Хотя с октября по март на море свирепствовали бури, не позволявшие совершать плавания, Клеопатре вменяют в вину то, что Антоний надолго задержался в Египте. Ее упрекали в том, что Антоний, «обезоруженный и околдованный Клеопатрой, не раз оставлял важнейшие дела и откладывал неотложные походы, чтобы разгуливать и развлекаться с нею на морском берегу близ Канопа или Тафосириды»[443].

Римляне считали Каноп чем-то вроде «легкомысленного» морского курорта. В этом культовом центре Исиды и Осириса собирались огромные толпы верующих на праздник воскресения Осириса. Его культовый образ выносили из храма и на золотой барке везли в Тафосириду. После того как при Птолемеях Осирис стал Сераписом, храм в Канопе превратился в великолепный Серапейон. Как писал Страбон, «даже самые уважаемые люди верят в его целительную силу и <…> спят там»[444], чтобы чародеи-жрецы всемогущей Исиды даровали им чудесное исцеление. Клеопатра регулярно посещала это место, облаченная как земное воплощение Исиды. В Канопе также находилось святилище Геракла, куда приходил Антоний, одетый как его божественный предок и выглядевший «подобно тому, как на картинах мы видим Омфалу, которая отбирает у Геракла палицу или сбрасывает с его плеч львиную шкуру»[445], прежде чем предложить ему предметы женского туалета.

В Риме на него обрушились с критикой за такое поведение, а также за то, что они с Клеопатрой менялись ролями, предаваясь развлечениям или устраивая драматические представления. Антония обвинили в том, что он, «забыв свою родину, свое имя, тогу»[446], стал «цимбалистом из Канопа, игравшим на потеху Клеопатре»[447]. На самом деле он принимал участие в традиционных египетских мистериях и почитал своих греческих предков, за что был вознагражден Клеопатрой: она приказала изготовить его бюст из темно-зеленого египетского базальта. Бюст установили в культовом центре Канопа по случаю признания Антония воплощением Диониса-Осириса.

Большую часть зимы Антоний и Клеопатра провели в Александрии. Любители драматических постановок, они часто посещали самый большой в городе театр, сообщавшийся с дворцом крытой галереей, которая проходила вдоль дворцовых садов и рядом с борцовской ареной. В честь Осириса, отождествлявшегося с Дионисом, в храмах устраивались драматические представления. Постановки на сюжеты египетских мифов, как и греческие комедии, исполняли вне храмов актеры в масках, пользовавшиеся популярностью у александрийцев за острый язык и грубоватые шутки.