Читаем без скачивания Стихотворения и поэмы (основное собрание) - Иосиф Бродский

в ту пустоту, чьи края -- края

некой обширной, глухой пустыни,

коей на картах, что вы и я

видеть могли, даже нет в помине.

Генерал! Если все-таки вы меня

слышите, значит, пустыня прячет

некий оазис в себе, маня

всадника этим; а всадник, значит,

я; я пришпориваю коня;

конь, генерал, никуда не скачет.

Генерал! Воевавший всегда как лев,

я оставляю пятно на флаге.

Генерал, даже карточный домик -- хлев.

Я пишу вам рапорт, припадаю к фляге.

Для переживших великий блеф

жизнь оставляет клочок бумаги.

осень 1968

-----------------

Почти элегия

В былые дни и я пережидал

холодный дождь под колоннадой Биржи.

И полагал, что это -- Божий дар.

И, может быть, не ошибался. Был же

и я когда-то счастлив. Жил в плену

у ангелов. Ходил на вурдалаков.

Сбегавшую по лестнице одну

красавицу в парадном, как Иаков,

подстерегал.

Куда-то навсегда

ушло все это. Спряталось. Однако

смотрю в окно и, написав "куда",

не ставлю вопросительного знака.

Теперь сентябрь. Передо мною -- сад.

Далекий гром закладывает уши.

В густой листве налившиеся груши

как мужеские признаки висят.

И только ливень в дремлющий мой ум,

как в кухню дальних родственников -- скаред,

мой слух об эту пору пропускает:

не музыку ещё, уже не шум.

осень 1968

-----------------

x x x

Весы качнулись. Молвить не греша,

ты спятила от жадности, Параша.

Такое что-то на душу, спеша

разбогатеть, взяла из ералаша,

что тотчас поплыла моя душа

наверх, как незагруженная чаша.

Отшельник без вещей и с багажом

пушинка и по форме и по смыслу,

коль двое на постель да нагишом

взойдут, скроив физиономью кислу;

и, хоть живешь ты выше этажом,

неможно не задраться коромыслу.

Параша, равновесию вредит

не только ненормальный аппетит,

но самое стремленье к равновесью,

что видно и в стараниях блудниц,

в запорах, и в стирании границ

намеренном меж городом и весью.

Параша, ты отныне далека.

Возносит тяготение к прелюбам.

И так как мне мешают облака,

рукой дындып сложимши перед клювом,

не покажу вам с другом кулака

и ангелов своих не покажу вам.

Прощай, Параша! Выключив часы

здесь наверху, как истинный сиделец

я забываю все твои красы,

которым я отныне не владелец,

и зрю вблизи полнощные Весы,

под коими родился наш младенец.

1968

-----------------

Неоконченный отрывок

F. W.

Самолет летит на Вест,

расширяя круг тех мест

-- от страны к другой стране, -

где тебя не встретить мне.

Обгоняя дни, года,

тенью крыльев "никогда"

на земле и на воде

превращается в "нигде".

Эта боль сильней, чем та:

слуху зренье не чета,

ибо время -- область фраз,

а пространство -- пища глаз.

На лесах, полях, жилье,

точно метка -- на белье,

эта тень везде -- хоть плачь

оттого, что просто зряч.

Частокол застав, границ

-- что горе' воззреть, что ниц, -

как он выглядит с высот,

лепрозорий для двухсот

миллионов?

1968

-----------------

Памяти Т. Б.

1

Пока не увяли цветы и лента

ещё не прошла через известь лета,

покуда черна и вольна цыганить,

ибо настолько длинна, что память

моя, как бы внемля ее призыву,

потянет ее, вероятно, в зиму, -

2

прими от меня эту рифмо-лепту,

которая если пройдет сквозь Лету,

то потому что пошла с тобою,

опередившей меня стопою;

и это будет тогда, подруга,

твоя последняя мне услуга.

3

Вот уж не думал увидеть столько

роз; это -- долг, процент, неустойка

лета тому, кто бесспорно должен

сам бы собрать их в полях, но дожил

лишь до цветенья, а им оставил

полную волю в трактовке правил.

4

То-то они тут и спят навалом.

Ибо природа честна и в малом,

если дело идет о боли

нашей; однако, не в нашей воле

эти мотивы назвать благими;

смерть -- это то, что бывает с другими.

5

Смерть -- это то, что бывает с другими.

Даже у каждой пускай богини

есть фавориты в разряде смертных,

точно известно, что вовсе нет их

у Персефоны; а рябь извилин

тем доверяет, чей брак стабилен.

6

Все это помнить, пока есть сила,

пока всё это свежо и сыро,

пока оболочка твоя, -- вернее,

прощанье с ней для меня больнее,

чем расставанье с твоей душою,

о каковой на себя с большою

7

радостью Бог -- о котором после,

будет ли то Магомет, Христос ли,

словом сама избрала кого ты

раньше, при жизни -- возьмет заботы

о несомненном грядущем благе -

пока сосуд беззащитной влаги.

8

С того разреши мне на этом свете

сказать о её, оболочки, смерти,

о том, что случилось в тот вечер в Финском

Заливе и стало на зависть сфинксам

загадкой -- ибо челнок твой вовсе

не затонул, но остался возле.

9

Вряд ли ты знала тогда об этом,

лодка не может и быть предметом

бденья души, у которой сразу

масса забот, недоступных глазу,

стоит ей только покинуть тело;

вряд ли ты знала, едва ль хотела

10

мучить нас тайной, чья сложность либо

усугубляет страданье (ибо

повод к разлуке важней разлуки);

либо она облегчает муки

при детективном душевном складе;

даже пускай ты старалась ради

11

этих последних, затем что всё же

их большинство, все равно похоже,

что и для них, чьи глаза от плача

ты пожелала сберечь, задача

неразрешима; и блеск на перлах

их многоточия -- слёзы первых.

12

Чаек не спросишь, и тучи скрылись.

Что бы смогли мы увидеть, силясь

глянуть на всё это птичьим взглядом?

Как ты качалась на волнах рядом

с лодкой, не внемля их резким крикам,

лежа в столь малом и столь великом

13

от челнока расстояньи. Точно

так и бывает во сне; но то, что

ты не цеплялась, -- победа яви:

ибо страдая во сне, мы вправе

разом проснуться и с дрожью в теле

впиться пальцами в край постели.

14

Чаек не спросишь, и нету толка

в гомоне волн. Остаются только

тучи -- но их разгоняет ветер.

Ибо у смерти всегда свидетель -

он же и жертва. И к этой новой

роли двойной ты была готовой.

15

Впрочем и так, при любом разбросе

складов душевных, в самом вопросе

"Чем это было?" разгадки средство.

Самоубийством? Разрывом сердца

в слишком холодной воде залива?

Жизнь позволяет поставить "либо".

16

Эта частица отнюдь не фора

воображенью, но просто форма

тождества двух вариантов, выбор

между которыми -- если выпал -

преображает недвижность чистых

двух параллельных в поток волнистых.

17

Эта частица -- кошмар пророков -

способ защиты от всех упрёков

в том, что я в саване хищно роюсь,

в том, что я "плохо о мёртвой" -- то есть

самоубийство есть грех и вето;

а я за тобой полагаю это.

18

Ибо, включая и этот случай,

всё ж ты была христианкой лучшей,

нежели я. И, быть может, с точки

зрения тюркских певцов, чьи строчки

пела ты мне, и вообще Ислама,

в этом нет ни греха, ни срама.

19

Толком не знаю. Но в каждой вере

есть та черта, что по крайней мере

объединяет её с другими:

то не запреты, а то, какими

люди были внизу, при жизни,

в полной серпов и крестов отчизне.

20

Так что ты можешь идти без страха:

ризы Христа иль чалма Аллаха,

соединенье газели с пловом

или цветущие кущи -- словом,

в два варианта Эдема двери

настежь открыты, смотря по вере.

21

То есть одетый в любое платье

Бог тебя примет в свое объятье,

и не в любови тут дело Отчей:

в том, что, нарушив довольно общий

смутный завет, ты другой, подробный,

твердо хранила: была ты доброй.

22

Это на счётах любых дороже:

здесь на земле, да и в горних тоже.

Время повсюду едино. Годы

жизни повсюду важней, чем воды,

рельсы, петля или вскрытие вены;

все эти вещи почти мгновенны.

23

Так что твой грех, говоря по сути,

равен -- относится к той минуте,

когда ты глотнула последний воздух,

в лёгких с которым лежать на водах

так и осталась, качаясь мерно.

А добродетель твоя, наверно,

24

эту минуту и ветра посвист

перерастёт, как уже твой возраст

переросла, ибо день, когда я