Читаем без скачивания Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2 - Александр Солженицын

– Ах, я теперь уже ничему не верю. Ничего не знаю. Если кто-то смеет остановить Государя – я ничего уже не понимаю!

Сказать ли, не сказать?

– Начальник станции Вырица говорил мне, будто у него сведения: императорские поезда сегодня проходили Дно.

– Дно?? – с новой надеждой острунилась государыня. – Но тогда он должен быть уже здесь? уже подъезжать?

Николай Иудович развёл большими мужицкими ладонями:

– Не могу знать. А может куда иначе поехал?

– Но куда ж иначе? – дрожало горло под властным длинным лицом царицы. – Куда ж иначе, если он едет к семье?

– Ну, может быть в Ставку? – невозмутимо рокотал Николай Иудович.

– В Ставку? – задумчиво повторяла царица. – Но ему надо ехать сюда!

Старый генерал был горько озадачен:

– Но я не представляю, чтобы посмели задержать Государя.

Как будто сами кости государыни смякли. Ей стало трудно сидеть без прислона – она поднялась – (вскочил и генерал) – перешла не слишком уверенным шагом и села в кресло – (генерал опустился).

– Ах, генерал! – сказала она. – Мы давно страдали от того, что нас окружают неискренние люди. Так мало осталось верных!

Николай Иудович преданно смотрел на государыню.

– Не хочу верить, – говорила сильным низким голосом. – Но нам принесли известие, что сегодня великий князь Кирилл Владимирович с гвардейским экипажем ходил в Думу на поклон! Если великие князья так ведут гвардию – сами посудите, на кого нам надеяться!

Старый генерал отемнился, бедняга. Такого предательства он не мог даже вообразить.

Но подтвердил, что и он имеет такие грустные сведения о гвардейском экипаже.

– А я не верила! И невозможно поверить! Мы гвардейский экипаж так любили всегда! И две их роты сейчас тут, во дворце, нас охраняют!

В выразительных её серых глазах вспыхивали искры, но погасающие. Её строгое решительное лицо только и жило верой. А с потерей веры теряло форму.

Но честный генерал ничего не мог поделать с этими изменниками.

Уже менее волнуясь, переходя к деловому тону:

– Когда же, генерал, вы думаете вступить в Петроград?

Николай Иудович сильно вздохнул богатырски-широкой грудью:

– Затруднительно сказать, Ваше Величество. Ведь со мной сейчас восемьсот человек, что я могу? Я приехал командовать войсками Округа – а меня просто арестовать можно.

Простоватое лицо генерала выражало расступленье ума.

– Да, но к вам же идут полки! – Императрица уже сидела не напруженно, откинувшись на высокую спинку и придерживаясь за сердце, это не был жест чувства, а, кажется, прямой боли, но неумирающие глаза её пылали снова: – В Петрограде – ужасы творятся! Грабят квартиры, разоряют дома, вот Фредерикса жгут, перепились, убивают офицеров. Всё это надо остановить немедленно! Но – не проливая крови.

– В Петрограде, – благообразно и светлооко возразил Николай Иудович, – уже всё успокоилось.

– Как успокоилось? Когда? – изумилась императрица. – Откуда у вас такие сведения? Я например знаю… Вот только что… Да даже у нас в Царском…

– Никак нет, Ваше Величество, – качал широким лбом генерал. – Нам известно, что в Петрограде всё успокоилось.

– Да откуда же?! Совсем не так!

– Изволите видеть, я только что получил телеграмму из Ставки. В Петрограде – новое правительство, прежних министров, правда, поарестовали, это сугубо прискорбно, но и новое правительство примкнуло к монархическому началу – и мне приказано вступить в переговоры.

– Ка-кие переговоры?! – ахнула императрица. – Там – разбойники, воры, враги Государя! – какие с ними переговоры? Это пьяная банда или изменники отечества, надо немедленно её разогнать! переарестовать!

Она – чётко это бросала, и такое решительное жёсткое выраженье взялось на её лице, подпрыгнули нити ожерелья на груди, – кажется, сама бы сейчас повела войска.

– Но Ставка…

– Да что может оттуда понимать Ставка? Государя нет, Алексеев ещё больной, что он может решить? – гневалась царица, гнев очень шёл к её лицу.

Но в Иудовича никак не вкинулось её возбуждение, он оставался совсем покоен: почтителен – а не согласен.

– Изволите видеть, Ваше Императорское Величество, – приказ. Приказано – не открывать междуусобицы. – Он даже с грустью отвечал ей, что не давали ему проявить свою генеральскую власть. Но ведь и не свой же народ укладывать, когда такая война идёт.

– Междуусобицы? Конечно не надо! Кровопролития? Ни в коем случае! Но вы соберите все свои полки и торжественным маршем с музыкой вступите в город! И всё! И одни – сразу разбегутся, а другие сразу подчинятся и успокоятся. И всё. Лишь бы был проявлен авторитет власти! Кровопролития – конечно не должно быть, ни в коем случае!

Ну, так это же самое и генерал говорил. Так же ему и приказывали.

– Но – какие переговоры? Какое «новое правительство»? – поднялась государыня в досаде, – и тотчас же поднялся генерал. Она пошла по комнате, а он поворачивался в ту сторону, где она.

Это «новое правительство» досадней всего её и прижигало, она знать его не хотела (хотя вынуждена была просить у Родзянки защиты), – самозванцы, думские мерзавцы!

Она бессильно выхрустывала кистями. Акцент её стал сильней:

– Но ведь этот же приказ – не Государя?!

– Начальника штаба Верховного Главнокомандующего, – почтительно напоминал генерал. – А с Его Величеством у меня связи нет.

Да! Всё возвращалось к тому же! – нет связи с Государем! Надо искать и вызволять Государя!

Остановилась. И сплела руки на груди, как бы молитвенно:

– Вы правы, генерал. Прежде чем действовать – сейчас самое важное нам: найти и освободить Государя.

Самое важное сейчас – государыне соединиться с Государем. Сейчас под защитой генерала можно было бы всей семье поехать к нему. Но – нельзя вырывать больных из постелей, превратности пути, да и неизвестно, куда ехать, и отряд генерала – не больший, чем у них тут защитники во дворце.

– Надо выручить Государя! – решила она окончательно. – И открыть ему путь сюда. Можете вы привести поезд Государя – сюда?

Вздохнула широкая испытанная грудь богатыря, колыхнулась сивая борода:

– Ваше Императорское Величество! Я – с полной готовностью! Если бы мне удалось прорваться до Дна – я бы там дальше поискал бы поезд Его Величества, высвободил бы его – и он смог бы приехать к вам!

Генерал стоял – не колебнулся, смотрел – не моргал, мудрый старый полководец.

(Тогда освобождался он – не только от похода на Петроград, но даже и – штаб обосновывать в Царском).

Ему, правда, было жалко государыню при больных детях и в двух верстах от взбунтовавшихся полков. Но тут – охрана была неплохая.

Государыня смотрела с надеждой и благодарностью на милого старика, постепенно уразумевшего положение. Просветлилась от новой мысли:

– Генерал! У меня – письмо для Государя, которое нельзя, чтобы попало в их руки. Я там откровенно пишу об обстоятельствах, о планах…

Договаривала уже на ходу. Чуть приподнимая долгую юбку, быстро вышла из комнаты. Из-за портьеры послышался шорох, разговор по-английски.

Иудович быстро соображал. Упаси Бог брать такое письмо. Ведь его, как самого простого офицера, могут в любой момент захватить, обыскать, да хоть вот сейчас, в пустынном Царском Селе, ещё до вокзала. За такое письмо не погладят: участник заговора.

Государыня возвращалась с письмом в руках, одаряя улыбкой. И протянула – пальцами в перстнях и с обручальным кольцом Государя – конверт.

Иудович, всё с тем же старо-генеральским благородством, преданно и проникновенно отрапортовал:

– Ваше Императорское Величество, это никак не возможно. Я могу пасть в бою. На моих руках – отряд. И я не уверен, что так быстро достигну Государя сам.

– Но пошлите кого-нибудь! – ещё всё не отняла она протянутого конверта.

– Никак нет, Ваше Величество. Не имею такого надёжного человека, с кем бы послать.

Государыня вскинула голову породистым движением, в царственном недоумении.

Иудович исклонился весь, объясняя:

– Ваше Императорское Величество, моя офицерская служба, чуждая искательств… Сорок семь с половиной лет… Ведь я – не из-за себя. Как же можно вашим драгоценным письмом рисковать? Как же можно ваши августейшие планы допустить в руки какого-нибудь негодяя?…

Генерал Иванов очень спешил прочь из дворца, но в ярком вестибюле его нагнал дежурный офицер – и подал ему с дворцового телеграфа ещё новую телеграмму в сером запечатанном конверте с дворцовым гербом – только что пришедшую.

Досадуя, что не успел уйти, генерал вскрыл.

Такая же была, с дворцовым гербом, толстая бумага, и на ней красивым каллиграфическим почерком выведено:

«Псков, 0 ч. 20 мин. Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не принимать. Николай».