Читаем без скачивания Новый Мир ( № 6 2006) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последний раз имя Солженицына прозвучало в самом последнем письме Д. С. к Л. К.:
«Пора разумным людям соединить воедино два проекта — Сахарова и Солженицына. Я прежде недооценивал конструктивные стороны плана А<лександра> И<саевича>» 31 .
Какие именно — осталось недоговоренным. Но для отношений между Л. К. и Д. С., где доминировала все-таки художественная часть («пасти народы», по выражению Н. Гумилева, они не намеревались), эта сторона касательная.
Гораздо важнее другое, совсем недавнее напоминание из уст самого Александра Исаевича32. При всем глубочайшем уважении, при склоненной перед его гражданским подвигом голове нельзя не заметить, что статья написана мимо цели — поэзии как таковой. Частный случай — творчество Самойлова — лишь подчеркивает эту вненаходимость в поэтическом пространстве. Д. С. будто спрогнозировал-спровоцировал именно такое о себе сочинение. Как в воду глядел. А что бы, интересно, сказала Л. К., называвшая Д. С. «дорогой товарищ классик»33? Хорошо, что на сей раз ей не пришлось огорчаться. И лечиться от огорчения словами любимого Герцена — ими и закончу:
«В мире ничего нет великого, поэтического, что могло бы выдержать не глупый, да и не умный взгляд, взгляд обыденной, жизненной мудрости.
Попадись нищему лошадь, как говорит народ и повторяет критик „Вестминстерского обозрения”, — он на ней и ускачет к черту»34.
Публикация и подготовка текста Е. Ц. ЧУКОВСКОЙ. Вступительная статья Г. И. САМОЙЛОВОЙ-МЕДВЕДЕВОЙ.
1Реплика Д. С. после одного из разговоров о Солженицыне с Л. К. (См.: Самойлов Давид. Поденные записи. Т. 2. М., «Время», 2002, стр. 93. Запись от 15 декабря 1975 года. Далее — ПЗ).
2Крамовы — Ржевская Елена Моисеевна (род. в 1919), прозаик, и ее муж Крамов Исаак Наумович (1919 — 1979), критик.
3Виноградов Игорь Иванович (род. в 1930) — критик, в настоящее время главный редактор журнала «Континент», и его жена Нина Васильевна.
4ПЗ, 1 января 1975 года, стр. 84.
5М., «Новое литературное обозрение», 2004. Далее — «Переписка».
6Письмо, посвященное анализу романа «Август Четырнадцатого», впоследствии получило название «Вопросы»; это первый раздел солженицынских штудий Самойлова. Под общим заглавием «Александр Исаевич» они вошли в книгу прозы Д. С. «Памятные записки» (М., «Международные отношения», 1995, стр. 396 — 414).
7ПЗ, 7 января 1972 года, стр. 60.
8Когда Солженицын жил в Переделкине в доме Чуковских, он держал у себя в комнате вилы на случай физического нападения со стороны агентов КГБ.
9 ПЗ, 20 февраля 1974 года, стр. 73.
10ПЗ, 14 апреля 1974 года, стр. 77.
11Храмов Евгений Львович (1932 — 2001) — поэт.
12ПЗ, 26 ноября 1974 года, стр. 82.
13«Переписка», конец февраля 1978 года, стр. 55.
14Там же, 30 марта 1978 года, стр. 67.
15Блок А. Сочинения в двух томах, т. 2. М., 1955, стр. 272.
16ПЗ, 3 июля 1974 года, стр. 81.
17ПЗ, 22 ноября 1975 года, стр. 92.
18«Переписка», 14 декабря 1975 года, стр. 37.
19«Переписка», 19 января 1975 года, стр. 31.
20Кузнецов Юрий Поликарпович (1941 — 2003) — поэт.
21ПЗ, 27 апреля 1976 года, стр. 97.
22 ПЗ, 18 июня 1979, стр. 128 — 129.
23Письмо Л. К. от 15 января 1975 года, публикуемое ниже.
24Там же.
29С А. И. Солженицыным.
30«Переписка», 2 сентября 1981 года, стр. 176.
31Там же, 10 февраля 1990 года, стр. 86.
32Солженицын А. Давид Самойлов. Из «Литературной коллекции». — «Новый мир», 2003, № 6, стр. 171 — 178.
33«Переписка», 23 ноября 1980 года, стр. 151.
34Герцен А. И. Былое и думы. Т. 3. М., 1982, стр. 168.
Л. Чуковская — Д. Самойлову
15.1.75
Дорогой Давид Самойлович.
Сидя на председательском месте за своим добрым новогодним столом, Вы сказали (цитирую дословно), что А. И. Солженицын:
человек плохой
Пауза
да, самый лучший человек России — человек плохой
Пауза
пло-хой че-ло-век
Пауза
неблагодарность как принцип жизни
Пауза
плебей и хам
Пауза
жил в доме и не разговаривал с хозяйкой дома
Пауза
супермен
Пауза
плебей и хам
Каждый волен говорить и думать о чем угодно, о ком угодно что угодно. В том числе и Вы о Солженицыне. В особенности сейчас, когда он благополучен, превознесен, богат и наконец в безопасности. Теперь уж и выбранить его не грех. Но в Вашей брани одна фраза имеет опорой сведения, исходящие будто бы от меня, а этого я допустить не могу. Неправда, злая неправда.
А<лександр> И<саевич> С<олженицын> лет восемь периодически живал в двух домах — в Переделкине и в городе, — которых я могу считаться хозяйкой. Значит, это у нас на даче и у нас в городе он расположился, как плебей и хам, и это со мною, хозяйкой дома, будто бы не разговаривал?
Вы меня в ту минуту точно по голове стукнули, я потерялась и не ответила, как следовало. А за столом сидели люди, у которых сведений о домашней жизни А. И. С. нет и быть не может. Один из них очень благородно сказал, что ведь и Лев Николаевич и Федор Михайлович тоже были, кто их там знает, хорошие ли люди? Выходило так, будто где-то кем-то уже установлено: А. И. С. человек плохой, неблагодарный, неблагородный, но окажем ему снисхождение: он имеет заслуги.
Обсуждать, плох ли, хорош А. И. С., я не стану. Меня своим появлением в мире и присутствием в моей жизни он одарил несравненно. Я — вдова 37 года. Хорош ли, плох — молчу. Для меня хорош. Да и не берусь я писать сочинение на тему: “А. И. С. как человек”; я недостаточно глубоко и близко знала его. Но обязана Вам, судье, представить свои показания: “А. И. С. как жилец”.
У нас в доме (за исключением людей, дому нашему чужеродных и трусливых) А. И. С. преданно и нежно любили все: начиная с К<орнея> И<вановича> и кончая городской домработницей, тетей Марусей, которая не в силах была запомнить его имени и называла так: “кто по улице не ходит, а бежит” или “кому всегда обедать некогда”. Ее дочь открыла ей в 74 г. глаза на этого изменника родины. “Как же ты, мама, не знала?” Тетя Маруся ответила: “Неправда, Зинка, он хороший”.
Он ни разу не позволил ей выстирать себе рубаху. А если увидит с кошелкой во дворе — повернет и донесет тяжесть до лифта.
В нашей городской квартире он поселился в крошечной комнате возле кухни в пору разгрома “Нового мира” и начала преследований его самого. М<ожет> б<ыть>, несколько ранее. Жил тайком, мы о нем — никому; по нашему телефону он не говорил, чтоб не выдать себя и нас, бегал с монетками к автоматам, встречи назначал в скверике. Потом у него конфисковали архив — как раз в это время К. И. пригласил его к себе на дачу. Ал. Ис. и тут жил своей, отдельной, самостоятельной жизнью, избегая общих посиделок и разговоров, но К. И. сразу зауважал его необычайно — за многочасовость и неотступность труда. Жил Ал. Ис. внизу в светлой большой комнате, окнами в сад, но если К. И-чу случалось уезжать в Барвиху, он требовал, чтобы Ал. Ис. занимал его кабинет наверху, его стол: “тут удобнее... тут балкон... тут спокойнее... тише”. Помню, меня это всегда поражало, потому что писатели обычно не любят, чтобы в их отсутствие кто-нибудь работал у них за столом, среди их книг, писем, бумаг. Но Ал. Ис. как-то сразу внушал уверенность, что ни одна книга не окажется валяющейся на диване, ни один листок не будет стронут. Я никогда не видела человека, в такой степени умеющего сочетать полную независимость от чужого с полным уважением к чужому. Он покорял окружающих, но не угнетал их.
Мои показания в данном случае особенно важны. Я ведь контуженая и как ни стараюсь, приспособиться не могу ни к кому и ни к чему. И никто — ко мне. Если ломаю себя для чужого уклада, то кроме очередной болезни из этого не выходит ничего. (Поезд, больница — исключены.) В частности, не могу жить вместе ни в одной комнате, ни в смежной ни с кем. Не могу и помнить о сне: а вдруг сосед скрипнет дверью? Не могу писать. Не могу читать. Располагая огромной двухэтажной дачей, К. И. вынужден был в 55 г. выстроить для меня в лесу отдельную избушку: иначе мне мешали все и я — всем. В Переделкине отдельный домик, а в городе нас с Л<юшей>1 двое в 4-комнатной квартире, и между мною и ею — пустое пространство, столовая...