Читаем без скачивания Я-истребитель - Владимир Поселягин

– Вань, я возьму? – спросил я старшину Гатина.

– Конечно, чего спрашиваешь? – ответил он мне.

Скинув сапоги я лег на свою полку, покрытую матрасом и простыней, и на миг прижав к груди гитару, сделал перебор.

Я сегодня до зари встану, По широкому пройду полю, – Что-то с памятью моей стало, Все, что было не со мной, помню.

Бьют дождинки по щекам впалым, Для вселенной двадцать лет – мало.

Даже не был я знаком с парнем, Обещавшим: «Я вернусь, мама…»

А степная трава пахнет горечью.

Молодые ветра зелены.

Просыпаемся мы – и грохочет над полночью

То ли гроза, то ли эхо идущей войны…

Роберт Рождественский и Марк Фрадкин

После «За того парня», я спел «Он не вернулся из боя», «На безымянной высоте», «Огромное небо». По щекам текли слезы, но я не обращал на них внимание.

Туман, туман, слепая пелена, И всего в двух шагах за туманами война.

И гремят бои без нас, но за нами нет вины, Мы к земле прикованы туманом.

Воздушные рабочие войны.

Туман, туман, на прошлом, на былом, Далеко, далеко, за туманами наш дом.

А в землянке фронтовой нам про детство снятся сны, Видно, все мы рано повзрослели.

Воздушные рабочие войны.

Туман, туман, окутал землю вновь, Далеко, далеко, за туманами любовь.

Долго нас невестам ждать с чужедальней стороны, Мы не все вернемся из полета.

Воздушные рабочие войны.

А. Колкер – К. Рыжова

***

Чьи-то руки легли на мои пальцы, прерывая песню.

– Хватит Сева. Их уже не вернешь, – тихо сказал Никитин, забирая у меня гитару.

Я услышал как тренькнули струны, когда он ее передал кому-то.

– Извините, товарищ подполковник, что-то меня… – стараясь не дышать на него сказал я сонным голосом, как веки вдруг сомкнулись, и я провалился в темноту спасительного сна.

Холмики могил, ровными рядами высились на опушке. Поправив фанерный памятник со звездой на верху где была фамилия Карпова, я сделал шаг назад и приобнял Марину.

– Я с ними даже подружиться успел. Десять дней как знакомы, а тут… – тихо сказал я, не договорив.

Даже памяти не осталось, мы как-то хотели сделать общий снимок, но руки так не дошли. Сейчас я об этом очень жалел.

– Давай провожу тебя, мне к моему «ястребку» надо, так что нам по пути, – сказал я Марине. Шли мы не оборачиваясь, я хотел запомнить их живыми, а не свежей осыпавшейся землей.

Труд хорошо лечит от тяжелых мыслей, а очень тяжелый труд, вообще выбивает их из головы. Это хорошо знал не только я, но и мои командиры, потому-то они и загрузили меня работой так, что я только крякнул, выслушав приказ утром следующего дня. За день я успел смотаться к соседям, обговорив с ними совместный вылет, назначенный на вечернее время. Цель была железнодорожной станцией с сильным зенитным прикрытием, так что соседи должны были подавить зенитки, чтобы полк Никитина мог спокойно работать. После был занят проработкой вылета, с поминутным планом вылета. На краткий миг после столовой я забежал к Семенычу.

ЛаГГ был уже наполовину собран – сейчас механики возились с правым крылом состыковывая его. Снятый мотор, масляно сверкая цилиндрами лежал на самодельном верстаке. Поболтав с ними, я снова направился в штаб, нужно было помочь Смолину, но меня перехватили.

– Садись, – кивнув на стол, сказал Никифоров, как только я спустился в землянку.

Посмотрев на стопку бумаг и вскрытый пакет, с надписью «Совершенно секретно», лежавшие на столе, я почесал шею и присел на стул, вопросительно посмотрев на особиста.

– На, читай, – сказал он, толкнув в моем направлении несколько листов из стопки.

Подойдя к оконному проему полуземлянки он достал пачку «Казбека» и выбив папиросу, стал слегка мять ее в руках, изредка бросая на меня взгляды. Через некоторое время он закурил, и выпустив дым наружу, спросил:

– Ну и что ты думаешь?

К этому времени я успел быстро пробежаться по тексту, читая присланные показания Гейдриха, и сейчас просто просматривал заинтересовавшие меня моменты.

– Так это все из-за меня? То, что парни погибли?

– Не о том думаешь. Прочти еще раз, более внимательно, – снова выпустив наружу папиросный дым, сказал Никифоров.

– Подождите… Вот этот момент в допросе… Меня объявили врагом Германии? Странно, вы не находите? Мы и так враги.

– Это скорее политический аспект. Ты стал первым личным врагом Германии, – потушив бычок о свежее ошкуренное бревно стены, и бросив его в ведро в углу, Никифоров вернулся за стол. Потянувшись, отчего стул скрипнул, положил руки на стол, и чуть наклонившись вперед, он сказал:

– Ты понял, почему он охотился на тебя?

– Понять не трудно. Я уже на слуху, особенно среди населения СССР и шишек Германии, так что если бы он меня сбил, то это была бы мощная политическая платформа для дальнейшего роста по карьерной лестнице.

Сказав это, я осекся. Для простого мальчишки эмигранта, произнесенные слова были просто запредельными. Очнулся я от дроби пальцев. Пальцы правой руки Никифорова двигались как будто он играл на баяне. Посмотрев на его лицо я увидел что он чему-то доволен. Почти мгновенно, как только я на него посмотрел, его лицо снова стало бесстрастным.

На несколько секунд в комнате снова повисло молчание. Никифоров думал о чем-то своем, а я снова вдумчиво читал легкий опрос Гейдриха.

Он особо и не молчал. После того как его осмотрели врачи, и разрешили посещение, к нему немедленно направились следователи.

Группенфюрер, был зол на «несчастный случай» из-за которого он оказался в руках у русских, но при этом вел себя как будто находиться не в плену, а у своих подчиненных.

После нескольких мягких попыток разговорить его, следователям было запрещено вести допрос в жестком режиме, они смогли таки добиться своего.

Оказывается, меня расшифровали немецкие «слухачи». Быстрый обмен сообщений, выясняет что в районе ложного прорыва их войск летает неизвестно чей «мессершмит», который не отзывается на сигналы по радиосвязи, при этом передача данных на русском продолжалась. Один из «слухачей» опознал мой голос, в результате к вылету стала готовиться группа перехвата из восьми «мессеров».

А в это время Гейдрих с парой опытных экспертов был в ознакомительном полете, попутно тренируясь на всякой мелочи. Он перевелся с Украины, сразу же как только поступило сообщение о налете на их аэродром, и то что я в этом участвовал. Мостик был замечен еще по пути в ближний тыл русских, а теперь Гейдрих подкрадывается к нему на малой высоте и, разогнавшись до максимальной скорости, выполняет перед атакой небольшую горку и начинает атаку с пологого пикирования. Именно в этот момент его замечаю я. Пара прикрытия, которая тоже прозевала мой приход, бросается в атаку прекрасно понимая что с ними будет на аэродроме, когда они вернуться без своего подопечного. Думаю, тем что я сбил их, я оказал им не малую услугу.

На аэродром была отправлена группа бомбардировщиков с сильным истребительным прикрытием, а к месту боя направилась восьмерка асов. Гедрих знал об этом, получил сообщение по радио от командира эскадры, но не поберегся, и что случилось, то случилось.

– Прочитал?

– Да. Судя по всему, асы не успели. Хотя я видел как в стороне крутились какие-то самолеты, но кто это был не знал. Теперь все понятно, – кивнул я, возвращая тщательно изученные тексты.

Никифоров убрал их в папку, и задумчиво посмотрев на меня, спросил:

– Помнишь ты спрашивал про бойцов, что вытащил из плена?

– Вышли? – спросил я с надеждой.

– Вышли. Вчера еще, на рассвете, через немецкие опорные пункты прорвались с остатками одной из дивизий. Мало того они еще и технику вывели целой.

– Все вышли? – спросил я.

– Фельдмана не было. Твои сомнения в нем были не лишены основания.

– Все-таки на немцев работал?

Никифоров поморщился.

– Да нет. Просто обычный проворовавшийся алкаш. Его еще двадцать восьмого взяли, сидел на гауптвахте в Минской комендатуре. За три дня до полного окружения, в здание гауптвахты попала бомба, кто выжил успел разбежаться. Среди погибших Фельдмана не обнаружено. Так-то.

– Он был в форме медика, – вздохнул я.

– Это верно, служил он в окружном госпитале, выполняя административные функции.

– Понятно. Как ребята?

– Насколько я знаю, вышли все, только один был ранен при прорыве красноармеец…

– …Камов?

– Точно, Камов, – ответил особист, удивленно глянув на меня.

– Почему-то это меня не удивляет, – вздохнул я.

– Через полчаса у тебя встреча с двумя корреспондентами расскажешь про свой вылет. Командование решило осветить этот вылет, все-таки не часто сбивают такие фигуры, которые потом еще попадают в плен.

– Про дерево тоже? – спросил я с кривой улыбкой.

– А вот про это не надо, не будем портить репутацию знаменитого аса, которого простые бабы на дерево загнали.