Читаем без скачивания Перевёрнутый мир - Елена Сазанович

Я это знал с рождения. Так хотелось мне ответить и добавить: «К тому же ваша дочь была именно в меня сильно влюблена, а не в этого жалкого актеришку Неглинова». Но я вновь почему-то сказал другое:

— Как узнал? А вы как думаете, доктор?

Он неожиданно расхохотался и машинально оглядел себя.

— Ну, безусловно. Для актера, который привык ежедневно перевоплощаться, это не составит труда. Я типичный сельский врач. Пенсне на носу, кепка на лбу и чемоданчик в руках, что может быть проще? Вы, кстати, замечали, как во многом повторяются люди? А в профессии это видно особенно. Про вас никогда не скажешь, что вы… — он оглядел меня с ног до головы, — ну, к примеру, местный лесник.

И доктор рассмеялся, довольный удачной шуткой.

— И эта заметная хромота придает вашему облику печать меланхолии, интеллигентности и легкого эстетства.

— Вот вы меня уже с Оводом сравниваете. И все же, я считаю, что каждый человек — уникальный и единственный в своем роде, — упрямо не согласился я с доводами Кнутова.

— Безусловно! Но это если вторгаться в глубинную сущность человека. Но вы оглядитесь, — он обвел вокруг себя рукой. — Деревья тоже уникальны. И цветы. И птицы. Но нашему взгляду они предстают в одинаковом свете. Мы говорим — сосны, а не сосна, мы говорим — дрозды, а не дрозд. Мы их классифицируем на отряды и виды. Мы не вторгаемся в суть каждой сосны и каждого дрозда. И не одинаковы ли мы для них? Возможно, мы для них просто люди. Нос, рот, волосы, ходим на двух ногах. И все. А человека в отдельности они не распознают.

— Но они привыкают к отдельному человеку. И узнают его.

— Потому что этот отдельный человек их приручает. Он так же мог приручить любое другое животное. И оно так же станет его распознавать. Как и человек будет выделять только своего питомца. Но вы, безусловно, правы. В частности люди уникальны. И так и должно быть. Повторение невозможно. Хотя классификация, безусловно, существует. Вместо отрядов и видов — по профессии, по социальному статусу, по внешности… Вот вы, к примеру, мне очень кого-то напоминаете. Но кого — вот бы вспомнить… Увы… Я немало пожил, и вполне возможно, что встречал где-то в дальних краях очень похожего на вас человека.

Я усмехнулся. В дальние края забираться не надо. Но в ближних краях у доктора не возникло даже мысли меня искать. Как все-таки человек легко внушаем. А ведь доктор мне всегда казался человеком с собственным взглядом на жизнь. Взгляды на жизнь, увы, повторимы тоже. И мне уже совсем не хотелось раскрываться перед ним. Я решил начать с того, кто меня узнает. Скорее всего, с Вальки. Эту шуструю девчонку не проведешь. И мне от этой мысли стало легче. И я вдруг понял, насколько соскучился по этому взбалмошному чертенку. Как она все-таки отличается от всех женщин, с которыми меня столкнула судьба в городе.

— Кстати, — обратился я к Кнутову, слегка повеселев. — Вот вы утверждаете, что про меня никак не скажешь, что я местный лесник. А если отрастить бороду, волосы, надеть потрепанную ветровку, перебросить через плечо ружье…

— Всего лишь сценический образ, — уверенно констатировал доктор. — Я уверен, что вы прекрасно смогли бы сыграть лесника в кино. Но вот принять вас за него в жизни… Увы… Не хочу вас обижать, но я человек откровенный. У вас и взгляд другой, и повадки. Вы человек, начисто испорченный городом. И можете всего лишь перевоплотиться в лесничего. На экране, допускаю, даже поверят в это. Но в жизни, — доктор развел руками, всем видом показывая, насколько это пустая затея.

— Неужели лесники такие особенные?

— Не более, чем каждый человек на своем месте. Хотя… Вы знаете, наш лесник действительно особенный. Очень чистый человек. Как сама природа. Он словно все время пытается доказать, что люди не хуже ее. И знаете, доказывает! Это человек без ошибок.

— Неужели бывают такие люди?

— Люди разные, как мы с вами уже говорили. И такие бывают. Хотя встречаются, безусловно, реже.

Легкая ревность кольнула мое сердце. Как они меня легко и быстро забыли. Впрочем, и это вполне объяснимо. Если бы на мое место пришел кто-либо хуже меня, равнодушный к природе ремесленник, они бы долго вспоминали меня добрым словом. И жалели о моем исчезновении. Но все случилось наоборот. Я не был человеком без ошибок. И я, как оказалось, был не так уж и дорог моим землякам. Хотя ни за что не поверю, что мой продолжатель любит природу сильнее. Мне казалось, что сильнее любить невозможно.

Мы подошли к поселку. На деревню опустился легкий туман. Осеннее солнце настойчиво пробивало лучи сквозь его пелену. И поселок, казалось, утонул в розовых клубках дымки. Мне до боли в груди стало жаль, что это не мой поселок, не мое солнце, не мой туман. Мне так хотелось, чтобы здесь меня приняли за своего. И я осторожно попросил доктора Кнутова не сообщать, что артист Неглинов посетил эти замечательные края.

— У вас прекрасный санаторий, и там отдыхает много знаменитостей. Я не самый известный из них, — без ложной скромности добавил я. — Мне нужен полноценный отдых.

— Понимаю вас, Ростислав. Хотя очень жаль. Может, вы и не самый знаменитый, но фильм с вашим участием совсем недавно прошел по экранам, поэтому, безусловно, людям интересно было бы встретиться с главным героем. Но если вы настаиваете…

— Настаиваю, — сухо ответил я.

— Но моей дочери… Она так влюблена в вас… Вы позволите рассказать о нашей встрече лишь ей?

— Я с ней сам встречусь. — Мой голос вновь потеплел.

— Прекрасно! — доктор радостно всплеснул руками. — Я очень рад. Вы, несомненно, познакомитесь и с нашим лесником. Вам этот человек понравится обязательно. К тому же вам, как актеру, будет любопытно вникнуть в этот незнакомый для вас типаж. И тогда вы поймете мои слова. И простите за дерзость.

— Мне не за что вас прощать, доктор. У меня создалось впечатление, что я знаю вас тысячу лет.

— Вот видите, у нас и мысли во многом схожи. Кстати, вы действительно напоминаете Овода. При взгляде на вас создается впечатление, что вы не просто приехали в незнакомое место для отдыха. А возвращаетесь… Кстати, вечером я навещу вас и осмотрю, с вашего позволения, ногу. Вы можете мне доверять как врачу. Мне когда-то удалось спасти ногу одного лося. Казалось, был безнадежный случай. Поверьте, лечить животных бывает гораздо труднее. Потому что не несешь должную ответственность. И появляется чудовищная мысль, что можно сделать операцию спустя рукава. Ведь за животных не судят. И врачебные ошибки легко допускаются. Долг, он вот где! — Доктор постучал по своей груди.

— Вы ответственный человек, доктор. — Я тепло ему улыбнулся, вспомнив, как он достойно выполнил долг, спасая лося Димку.

Мы распрощались. И я, быстро миновав поселок, где меня так никто и не узнал, направился по знакомой тропе. Мне так хотелось домой. Но тут я вдруг вспомнил, что мой дом занят чужим человеком. Мое место теперь в пансионате, где меня наверняка встретят с распростертыми объятиями как актера. И не более. И я свернул на другую тропу. У меня пока не было сил даже пройти мимо своей сторожки, где меня никто не ждал, даже мой верный пес Чижик.

В пансионате мне все было знакомо. И никто во мне земляка не признал. Но я пока к этому и не стремился.

Со знанием дела я быстро оформил документы на место в доме отдыха. Даже администраторша, с которой я тысячу лет был знаком, ненароком заметила, что у меня прекрасная ориентация, словно я не один год провел в этом пансионате. И даже, проникшись ко мне участием, выделила лучший номер, с гордостью заявив, что в нем постоянно останавливалась необыкновенная женщина. И торжественно вручила мне ключи. Я уже знал, какую женщину она имеет в виду. И войдя в знакомый номер, огляделся.

Здесь все было по-прежнему. Только не было моей костюмерши Марианны Кирилловны. Знает ли она, что со мной случилось? И где она? Я теперь занимаю ее место в этом номере. И теперь я могу много рассказать о жизни в этом большом и непонятном городе. Но рассказывать было некому. И все же мне казалось, что моя костюмерша все-все про меня знает. И возможно, грустит о моей путаной-перепутаной судьбе. Я хотел отдохнуть, но понял, что бесполезно — уснуть я не смогу, пока не повидаю свой дом. Внешне я был на удивление спокоен. Но внутри все горело нетерпеливым огнем, прожигая мою память насквозь. Я наспех позавтракал и прямиком направился в лес. Я хотел убедиться, что там меня помнят, ждут и сумеют простить. Это люди легко забывают. Вряд ли природа, которую я всем сердцем любил, забыла своего лесного бога.

И не ошибся. Птицы радостно кричали, здороваясь со мной, деревья низко склонялись в уважительном поклоне, осеннее солнце словно разжало кулак, показав свои пальцы-лучи в знак приветствия, облака с любопытством выглядывали из сосен, пытаясь меня хорошо разглядеть. Я здесь по-прежнему был свой. Я по-прежнему для них оставался родным человеком. Я пожимал еловые лапки, обнимал толстые стволы сосен, махал рукой солнцу и радостно кричал в ответ птицам. Мне никогда так не было хорошо. Я нашел деревце, под которым похоронил Димку. Два сучка-рога смешно торчали вверх, они были усыпаны красными и желтыми листочками.