Читаем без скачивания Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas - Кассандра Клэр

Руки гриффиндорки сами собой сжались в кулаки: она умирала от желания кинуться на Рисенн, вцепиться ей в физиономию, подбить один из этих серых глаз, стереть улыбку с этих красных губ…

— Хочешь сказать, ты его пытала?

— Пытала? — зашлась смехом Рисенн. — Что ты, ни в коем случае: наносить ущерб Прорицателю строго запрещается — соответственно, и пытать тоже. Его разум слишком ценен… и хрупок. Я просто слегка его… поцеловала, — взгляд, устремлённый на Рона стал собственническим; длинные пальцы скользнули по его щеке к шее и погладили виднеющуюся в расстёгнутом вороте шею. — Мои поцелуи оказывают некое влияние на мужчин. С Гарри тоже произошло нечто подобное.

У Гермионы занялось дыхание — она даже услышала, как воздух со свистом вырывается сквозь сомкнутые зубы.

— Ах ты… — Гермиона поискала слово, как можно точнее выражающее, что она думает о Рисенн и не нашла. — Ты… лживая стерва, — скомканно закончила она.

— Прекрати обзываться, — рассмеялась Рисенн, — ты понятия не имеешь, кто я на самом деле.

— Суккуб, — припечатала Гермиона. — Ты высасываешь из мужчин души во время сна, оставляя только пустую оболочку, — процитировала она учебник по Тёмным Созданиям.

— Не во время сна — в этом нет никакого удовольствия, — поправила дьяволица, её пальцы нежно погладили пульсирующую на горле Рона жилку, он что-то проворчал во сне и, повернувшись, уткнулся ей в платье; его яркие волосы казались ещё одним кровавым пятном на белоснежном одеянии. — На чём же мы остановились? Ах, да — на Гарри. Он такой милашка! Так прикрывает глаза во время поцелуя… Знаешь, совсем немного — просто чуть опускает ресницы…

— Прекрати! — рявкнула Гермиона. — Я поняла: ты просто пытаешься сделать мне больно, хочешь добиться моей ревности…

— Вот уж кто бы говорил о ревности, — перебила Рисенн, стрельнув в гриффиндорку быстрым взглядом, — сама-то мечешься между ними, не в силах выбрать…

На миг Гермиона испугалась настолько, что могла только таращиться на древнюю деву, возвышающуюся в пене белоснежных одежд, бесчувственного юношу у неё на коленях и чёрному водопаду низвергающихся на них обоих волос. Бледное лицо, лишённое сейчас всякой привлекательности, окаменело — будто одним движением захлопнули веер.

— Не понимаю, о чём ты. Между кем и кем я не могу выбрать?

— Между твоим Гарри, — медленно, словно что-то растолковывая туповатому ребёнку, ответила Рисенн, — и Драко, который, на самом деле не твой — потому что ты его не захотела. Вот только проблема в том, что на деле-то ты его всё же хочешь. И никогда не перестанешь хотеть — просто сказала себе, будто с этим покончено. И потому ты по-прежнему стоишь между ним и той, которая могла бы оказаться рядом с ним; той, которую он мог бы пожелать, — стоишь просто ради того, чтобы стоять…

— Я никогда не говорила ему ничего подобного! Никогда!

— Я помню ночь, — произнесла дьяволица, — зимнюю ночь: чёрное с серебром небо, ступени школьной лестницы в снежной глазури… Помню юношу, стоящего на тех ступенях, помню девушку, бегущую к нему, желающую коснуться его рук — распахнутый плащ, дабы он мог лицезреть прекрасное новое платье и свои подарки: подарки, которые она надела…

— У него был такой невыносимо одинокий вид, — глаза Гермионы наполнились слезами, и она торопливо смахнула их тыльной стороной руки, — только и всего…

— Одинокий? — усмехнулась Рисенн. — Ты хочешь сказать — без тебя?

— Нет, — прошептала Гермиона.

— А ведь существует девушка, которая была бы счастлива оказаться рядом с ним, кабы ты позволила.

— Он её не любит, — резко отмахнулась Гермиона, забыв, как секунду назад изображала непонимание. — Он не любит Джинни, он мне сказал…

— Так прямо и заявил: «я её не люблю»?

— Он это подразумевал, — в ушах Гермионы зазвучал голос Драко — чёткий, безучастный: «А есть ли какой-нибудь ответ на „я люблю тебя“, кроме как — „я тоже тебя люблю“?»

— Он любит тебя только за якобы бескорыстие. Знал бы он, насколько эгоистична ты на самом деле…

— Я ничего не могу сделать… Ничего не получается с этой любовью: я не хочу любить его, но люблю — он словно часть меня, часть, которую я временами ненавижу, однако же я нуждаюсь в нём и — нужна ему…

— Ты сама это сделала, — безжалостно отрезала Рисенн. — Ты решила, будто единственная способна сделать противоядие, необходимое ему для продления жизни, да ты бы контролировала их общение с Гарри, если бы…

— Я никогда этого не делала. И не стала бы делать.

— И тем не менее, ты задумывалась об этом.

Гермиона уставилась на Рисенн.

— А ты жестока.

— Это любовь жестока, — уточнила дьяволица, — любовь и желание. Ачтояесть, вконцеконцов, еслинелюбовьижелание? И можешь смотреть на меня как угодно, однако я, по крайней мере, отдаю себе отчёт в своей природе. Пусть ты зло смеёшься над моим вынужденным рабством, однако, согласись, я-то никого не держу в плену — особенно того, с кем играю в любовь. И я честна в своих желаниях. Можешь ли ты сказать подобное о себе?

— Я… — Гермиона опустила глаза и увидела, что её блузка на груди совсем сырая: оказывается, не отдавая себе отчёта, она плакала — плакала так долго, что слёзы успели пропитать ткань насквозь. Снова подняв взгляд, девушка обнаружила в распахнутых дверях спальни двух мужчин: толстого коротышку с серебряной рукой и рядом с ним второго — высокого, худого, бледного, словно кость.

Червехвост и Тёмный Лорд.

Сопровождаемый своим верным слугой, Тёмный Лорд беззвучно скользнул в комнату. Бесцветные брови нависали над холодными глазами цвета застоявшейся крови. Посмотрев на Гермиону, он обернулся к Рисенн:

— Судя по всему, ты попользовалась этой грязнокровкой без моего на то дозволения?

— Без указания моего господина я её и пальцем бы тронуть не посмела, — склонив голову, ответствовала Рисенн.

— Полагаю, она плачет не от боли, а от страха, хозяин, — встрял Червехвост.

— Вот как… — тёмные глаза цвета застоявшейся крови скользнули к Гермионе, губы растянулись в улыбке. — Ожидание боли — страшная вещь…. Пожалуй, стоит положить этому конец, — он поднял руку и прошипел сквозь зубы: — Crucio.

Зима превратила поля в снежно-коричневую шахматную доску с миниатюрными фигурками домов — во всяком случае, они казались таковыми с высоты фестрального полёта. Драко подёргал Гарри за рубашку.

— Чего тебе, Малфой?

— Я есть хочу, — даже сквозь выбитые ветром из глаз слёзы, и мешающие смотреть волосы Гарри увидел унылое выражение лица Драко.