Читаем без скачивания Серебряный молот - Вера Хенриксен

— Я говорю о том, что нас разбили, взяли на абордаж наши корабли, что Свейну пришлось рубить мачту на своем корабле, чтобы спастись… и вот мы вернулись назад ни с чем! — Он ударил кулаком по спинке кровати. — И потом… потом… — голос его так дрожал, что он не мог говорить дальше. Но, немного передохнув, сказал: — Никогда бы не поверил, что мне придется называть Свейна трусом и свиньей! — Сигрид притихла, зная, что свиньей называли того, кто струсил в бою. — Он удрал в Свею, словно пес с поджатым хвостом, — сказал он, — чтобы просить помощь у свейского короля, — голос его снова окреп. — А Турир, твой брат, думал только о том, чтобы спасти свою шкуру. Это он дал ярлу позорный совет удрать в Свею!

— И Сигурд тоже? — спросила Сигрид.

— Нет, — ответил он, — Сигурд был одним из тех, кто решил вместе со мной и Эрлингом, что нужно собрать более сильное войско и снова идти на Олава.

Он немного успокоился, и Сигрид попыталась уложить его в постель: она встала и обняла его за шею, и на этот раз он не оттолкнул ее. Возбуждение его прошло, он наклонил голову и ткнулся лбом в ее волосы.

— Вы с ярлом расстались как недруги? — осторожно спросила она. Он не ответил; отпустив ее, он шагнул к кровати и лег.

Сигрид стала укладывать детей.

И когда она вернулась к нему, он уже спал. Он лежал поперек кровати, хрипло дыша полуоткрытым ртом. Она хотела переложить его, но он был слишком тяжел для нее.

Она укрыла его, потушила свечу и легла среди детей.

В усадьбе Стейнкьер стали спешно готовиться к отъезду, как только вернулись корабли и Холмфрид получила известие о том, что ярл отправился к ее брату в Свею. Все, что можно было, погрузили на вьючных лошадей, а то, что невозможно было увезти, раздали. Так что Олава Харальдссона, если бы он решил вернуться в Стейнкьер, ожидали бы пустые стены.

С тяжелым сердцем Сигрид пошла прощаться с Холмфрид дочерью Эрика. Ей хотелось взять с собой Эльвира, она считала, что его обязывает к этому давняя дружба с Холмфрид, даже если он и не дружит больше с ярлом. И она ждала до последнего, вместо того, чтобы ехать вместе с Торой, все еще надеясь, что его можно уговорить.

Но Эльвир отказался. Он был просто невыносим все эти дни после возвращения с юга. С Туриром они не обменялись ни словом. Сигрид пыталась примирить их, но от этого стало еще хуже. Ей удалось уговорить Турира остаться на несколько дней в Эгга, прежде чем отправиться на север.

Направляясь на пристань, Сигрид думала, что ей сказать. Она очень не любила расставания; она вспомнила, как в детстве пряталась, когда кто-нибудь уезжал из Бьяркея. А это прощание было для нее тяжелее остальных.

Она вспомнила первый год в Эгга, когда Холмфрид сказала, что она может приходить в Стейнкьер, если ей понадобится помощь. В доме Холмфрид двери были для нее открыты настежь, но Сигрид была слишком гордой, чтобы переступить порог этого дома. В ту последнюю зиму Сигрид полюбила Холмфрид. И теперь она думала, что жизнь ее стала беднее из-за того, что в тот раз она не откликнулась на приглашение Холмфрид.

Прощание оказалось еще более трудным, чем ожидала Сигрид, но в ином плане.

Холмфрид спросила, где Эльвир, и Сигрид пришлось сказать, что он вне себя от такого поворота событий и из-за бегства ярла. Холмфрид кивнула, сказав, что слышала о размолвке Эльвира с ярлом и о том, что они сказали друг другу резкие слова.

Сигрид не ответила, и Холмфрид продолжала:

— Эльвир всегда с неприязнью отзывался о тех, кто называет себя христианином и одновременно отстаивает свои права с помощью меча. Если он подумал бы как следует, он не стал бы, я уверена, упрекать Свейна в том, что тот человек совершенно мирный. Если бы он поразмыслил, он бы согласился со Свейном в том, что все должны решать законы и тинг, а не отдельные люди.

Сигрид подумала, что Холмфрид в этом права. И не было ничего удивительного в ее осведомленности, ведь Эльвир не скрывал ни от кого своих настроений. И даже в присутствии посторонних он говорил такие вещи, которые могли бы обидеть Холмфрид.

Видя неуверенность Сигрид, Холмфрид улыбнулась и продолжала:

— Эльвир разочарован. Он не в себе, и он страдает. Поэтому он и говорит то, в чем сам не уверен и о чем будет сожалеть, когда одумается. Я понимаю его и считаю, что мы с ним остаемся хорошими друзьями, как и прежде. И я могу поручиться за Свейна, что он того же мнения, что и я.

Тронутая ее словами, Сигрид с трудом удерживала слезы. И когда Холмфрид протянула ей руки, она бросилась ей на шею и дала волю слезам.

Тора сказала, что Энунд решил уехать на восток вместе с домочадцами Холмфрид. Сигрид решила попрощаться с ним и пришла в церковь. Она не видела его уже несколько дней и была просто напугана его видом.

— Как дела у Эльвира? — спросил он. — Он не захотел придти?

Сигрид покачала головой.

— Он пьет, — коротко сказала она.

Сигрид знала, что Энунд знает обо всех местных событиях, так что ей незачем было приукрашивать правду.

— Мне хотелось бы переговорить с ним до отъезда, — сказал он.

— Не думаю, что это доставит тебе удовольствие, — ответила Сигрид. — Он ведет себя ужасно и ругается так, что все просто радуются, когда он переходит на иностранный язык.

Священник долго молчал.

Они стояли у дверей церкви, взгляд Энунда блуждал по окрестным холмам, все время возвращаясь к одной и той же точке: усадьбе Эгга на вершине холма.

И мысли его тоже сходились в одну точку, как это часто бывало в последнее время: смог бы он помочь Эльвиру, если бы сам не испытывал затруднений?

Сигрид подумала, что сказала глупость; и она хотела уже уходить, но тут Энунд опять заговорил.

— Скажи ему, что я буду за него молиться, даже если в моих молитвах мало толку, — сказал он. — И передай ему, что он может найти себе лучшего священника, способного помочь ему. Но самое главное, скажи ему, чтобы он полагался на Божественную любовь! Сам же я утешаюсь словами, сказанными одним английским священником: когда сомнения и отчаяние поглощают нас настолько, что свет веры не доходит до нас, тогда нас ведет Божественная любовь — и она нас не покидает. И тот, кто ищет ее в истине и не изменяет ей, тому Он в своей любви не дает погибнуть.

— Что будет с местными христианами, когда ты уедешь? — спросила она.

— Все в руках Божьих, — ответил Энунд. — После того случая с матерью Эльвира для нас всех будет лучше, если мы расстанемся. Надеюсь, мне удастся прислать сюда священника из Свей.

Сигрид было о чем подумать, когда она возвращалась в Эгга.

На следующий вечер Эльвир был трезв — впервые за все время после возвращения, так что с ним теперь можно было говорить. И он без промедления занялся ранами Финна. Он рассказал Ингерид, как все нужно делать, как ухаживать за больным.