Читаем без скачивания Штормовое предупреждение (Сборник) - Кирилл Бенедиктов

Озимандия с интересом посмотрел на него.

— Откуда ты родом, говоришь? Из Эпидафнии?..

— Почти, — уклончиво ответил Лэн, который никак не мог вспомнить, упоминал ли он о своем родном городе. — А в чем, собственно, дело?

— И ты полагаешь, Эпидафнией правят люди? — Великан хмыкнул и закинул свой страшный молот на плечо. — Да ты, приятель, похоже, ничего не знаешь о мире.

— Постой, постой. — Бар-Аммон оглядел превращенный в кладбище зал и вдруг почувствовал себя одиноким и беспомощным. — И кто же, по-твоему, сидит на Яшмовом Троне?..

— Расскажу по дороге, — буркнул Озимандия, поворачиваясь к дверям. — А теперь поспеши!

И вышел, не оглядываясь.

ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

1

Шестигранные зеркала из отшлифованного халцедона отражали лестницу, ведущую в никуда.

Туннель освещался скудно. Пламя гигантского костра, разведенного Вильях-Уму на вершине скалы, должно было преломляться в специальных линзах из горного хрусталя и давать ровный спокойный свет на всем протяжении подземной тропы к Пещере Снов. Но то ли великий жрец разучился складывать костры, то ли линзы не протирали последние лет десять — вместо холодного сияния хрусталя его окружали какие-то багровые отблески, мечущиеся тени, наплывы кровавой тьмы. Он чувствовал себя спускающимся в огненные бездны Нижнего Мира грешником.

«Возможно, скоро так и случится, — подумал старый жрец. — Я слишком много позволял себе в этой жизни, чтобы надеяться на снисходительность отца нашего, Солнца. Это здесь, на земле, сан Верховного Жреца и золотые серьги-блюдца, оттягивающие уши до плеч, дают право почти на все. А там, на небесах, никто и не посмотрит, какого цвета у меня плащ и как коротко пострижены волосы. Скажут лишь: «Грешил? Ну так и отправляйся к Супаю, греховодник…»

«И все же мне повезло, — сказал себе Вильях-Уму. — Я не доживу до того страшного дня, когда живые позавидуют мертвым. Пусть к Супаю, пусть в подземелья Нижнего Мира. На земле будет хуже. Много хуже».

Размышляя о своей посмертной судьбе, он добрался до места, где коридор поворачивал, а хрустальные линзы были врезаны в камень стены таким образом, чтобы не посылать за угол ни единого лучика света. Старик, придерживаясь рукой за шершавую низкую притолоку, нащупал ногой невидимую ступеньку, шагнул… и провалился в абсолютную темноту.

Здесь было страшно — каждому, попавшему сюда, казалось, что он стоит на узком каменном мосту, повисшем над невообразимо огромной пропастью. Вильях-Уму, бывавший в Пещере Снов много раз, знал, что это только символ того поистине черного и бессознательного состояния, которое в древней традиции действительно называется Мостом Через Бездну и всегда предшествует истинным снам. Но сердцу, глупому человеческому сердцу, этого не объяснишь — здесь оно неизбежно начинало колотиться в бешеном ритме боевого барабана. «Тихо, тихо, — прикрикнул на свое сердце Вильях-Уму, — если ты и дальше будешь стучать так быстро, я не доживу до Сна Четырех…»

Подождав, пока колотушка в груди смолкнет, он, не дрогнув, прошел по прячущейся в темноте каменной колее и, отсчитав шестнадцать шагов, остановился. Медленно, чтобы не потерять направления, повернулся вполоборота влево. Пошарил рукой в непроглядном мраке и едва сдержал вздох облегчения, когда там, как и десять лет назад, обнаружилась стена с длинными рядами отверстий. Ощущение раскинувшейся вокруг бездонной пустоты тут же исчезло — он по-прежнему находился в подземелье, просто очень тихом и темном.

К левой руке жреца была тонкой золотой цепью прикована связка из четырех каменных цилиндриков. Стараясь унять дрожь в пальцах, он отцепил первый цилиндрик и погрузил его в верхнее отверстие в стене. Шевеля губами, отсчитал от него несколько углублений вниз и вставил второй. Когда последний стержень исчез в скале, давящее безмолвие подземелья взорвалось изнутри невыносимо резким скрежетом — это поворачивалась на оси гигантская каменная глыба, закрывавшая вход в Пещеру Снов.

Здесь, согласно ритуалу, дозволялось зажигать свет. Старик вслепую порылся в куче деревяшек, наваленных у порога, выбрал длинный и крепкий факел, обмотанный промасленной тряпкой, зажал его худыми коленями, звонко щелкнул кресалом. Обычный огонь, вспыхнувший в этой нечеловеческой тьме, показался ему знаком присутствия божества. Вильях-Уму укрепил зажженный факел в каменное кольцо над дверью, собрал упавшие на пол каменные цилиндры и, поднапрягшись, притворил массивную каменную дверь за собой.

Святилище было очень, очень древним. Когда первый Инка Манко Капак пришел в долину Куско полтысячелетия тому назад, горы вокруг были уже изрыты лабиринтами пещер и подземных галерей, созданных безымянными исчезнувшими народами для каких-то им одним известных целей. Пещера Снов была одной из немногих, чье назначение жрецам и ученым инков в конце концов удалось разгадать. Низкий каменный ящик, похожий на усыпальницу горного вождя. Ложе, вырубленное из глыбы диорита и застеленное полуистлевшим покрывалом из шерсти альпаки. Сталактит, монотонно роняющий ледяные капли в искусно выложенный бирюзой и нефритом водоем. В дальнем углу — причудливой формы камень, напоминающий то ли зверя, то ли демона, с плоской широкой головой. В середине головы чернело отверстие, забранное золотой решеткой. Решетку установили лет триста назад, все остальное убранство пещеры пребывало в том же виде, в котором его оставили неизвестные творцы, сгинувшие в бездне времен.

Последний раз Вильях-Уму был здесь десять лет назад — и не очень-то хотел спускаться сюда снова. В Пещере смутно чувствовалось что-то безмерно чуждое тому светлому солнечному божеству, которому он служил на поверхности. Может быть, это ощущение рождала близость хозяина Нижнего Мира — Супая, может быть, народ, создавший Пещеру, не любил и боялся солнца, только каждый раз, спускаясь сюда, великий жрец чувствовал себя вероотступником. И он ни за что не вернулся бы в Пещеру Снов без достаточного на то основания. Но сны, мучившие его последние годы… но видения, явно проступавшие в Зеркалах Пачакамака… но безмолвный зов собратьев, доносившийся к нему сквозь медитации на берегу океана… И в конце концов Вильях-Уму не выдержал. Прошлой весной он снарядил трех гонцов и перевязал каждого поясом из разноцветных нитей. Гонцы умчались, как быстрый весенний ветер, он глядел им вслед, и перед его мысленным взором тянулись дороги, по которым им предстояло пройти. Он видел скрытые за густой облачной пеленой горные вершины, песчаные пустыни, дающие приют в своих безводных просторах злым и буйным духам, сочную зелень джунглей и унылые пространства болот. Весь огромный континент, погруженный в сонное безмолвие, обитель племен, без зазрения совести пользующихся щедрыми дарами своих богов и забывших о том, что боги умеют не только давать, но и отнимать.