Читаем без скачивания Бич небесный - Брюс Стерлинг

Однако видя, что напряжение в лагере продолжает расти, Алекс решил, что его положение стало уже достаточно солидным, чтобы он мог предпринять некоторые полезные шаги. Он пришел к Джо Брассье, чтобы посоветоваться с глазу на глаз относительно своей юридической и финансовой ситуации.

Алекс был привычен к юристам. Он вырос в окружении многочисленных наемных поверенных своего отца. Брассье был адвокатом-извращенцем: странным и исключительно редко встречающимся типом юриста, который сам лично не был состоятельным человеком. Алекс имел сильные подозрения, что во времена чрезвычайного положения Брассье оказался не на той стороне политического фронта. Большинство людей с грехом пополам пережили этот период истории и после сумели забыть, насколько специфическим образом они вели себя в то время, но Джо Брассье, как и остальные бригадиры, совершенно очевидно не принадлежал к большинству людей.

Алекс знал, что разговаривать с юристами не имеет смысла, если у тебя нет кучи интригующих вещей, которые ты хочешь им сообщить. Он был вполне уверен, что Брассье не является ни агентом по борьбе с наркотиками, ни подручным какого-нибудь копа, и поэтому подробно рассказал ему все о своих финансовых соглашениях с clнnica в Нуэво-Ларедо.

Большинство людей могло прожить всю жизнь, ни разу не воспользовавшись частной валютой. Впрочем, разумеется, большинство людей были бедны — они не обладали ни достаточным состоянием, чтобы покупать в частно-денежной системе, ни достаточными связями или торговой смекалкой, чтобы использовать частные валюты эффективно. Конечно, речь при этом не идет о временах чрезвычайного положения, когда любой американец, хоть богатый, хоть бедный, был вынужден использовать частную валюту, поскольку доллар США был приватизирован режимом.

Алекс не очень хорошо понимал, каким именно образом могла быть осуществлена «приватизация валюты». Примерно настолько же туманное представление он имел о произведенной режимом массированной «национализации данных». Джо Брассье, однако, по-видимому, превосходно разбирался в сути этих принципов. Брассье был ответственным за финансовые бумаги бригады, а они представляли собой настоящее крысиное гнездо разномастных частных валют.

У Алекса имелись деньги и парочка друзей-кудесников, так что главные условия у него были под рукой. Дальше дело сводилось лишь к невзламываемым кодам, цифровой идентификации, анонимной переписке и сетевой неотслеживаемости. Все это были компьютерные сетевые технологии, которые когда-то считались очень необычными и сложными, но вместе с тем были настолько элементарны, что после того, как они однажды заняли свое место, их было уже невозможно устранить, не разрушив всю Мировую Паутину.

Разумеется, заняв свое место, эти технологии окончательно нейтрализовали способность правительств контролировать потоки электронных фондов — их стало можно переводить куда угодно и когда угодно, для любых целей. Собственно говоря, этот процесс во многом нейтрализовал вообще любой человеческий контроль над современной электронной экономикой. К тому времени, когда люди осознали, что подобная бешеная нелинейная анархия работает не совсем на пользу кого-либо из заинтересованных лиц, процесс зашел уже слишком далеко, чтобы его можно было остановить. Все допустимые стандарты благосостояния испарились, перешли в цифровую форму и исчезли в непрекращающемся урагане электронного эфира. Даже физический обрыв оптоволокна не мог остановить этого; правительства, попробовавшие такой способ, обнаружили, что вся эта шифрованная сумятица тут же быстренько переключилась на голосовую почту и даже факс-машины.

Одним из серьезных последствий приватизации было то, что внезапно всплыли на поверхность крупные суммы с черного рынка. Очевидно, это изначально входило в план: даже несмотря на то, что правительство саботировало собственную способность успешно взимать хоть какой-то подоходный налог, оно всегда могло наверстать упущенное, подойдя с другого конца — облагая штрафами доселе находившиеся под спудом сделки черного рынка.

Правительства быстро обнаружили, однако, что масштабы теневого капитала были поистине титаническими. Богатства черного рынка, накопленные в результате уклонения от уплаты налогов, взяток, коррупции, воровства, растрат, продажи оружия, наркотиков, проституции, бартера и неучтенных финансовых операций, оказались значительно больше, нежели мог себе представить любой среднестатистический экономист. Мировой океан теневых денег имел настолько обширный объем, что стало немедленно, сокрушительно ясно, что стандартные доктрины, касавшиеся обычных финансов, в данном случае не имели никакой рабочей плоскости соприкосновения с реальностью. Экономисты, воображавшие, что они понимают базовую природу современной финансовой сферы, на деле жили в догматической стране грез, столь же не соотносящейся с действительностью, как марксизм. За этим ужасающим открытием последовало резкое падение курса большинства национальных валют, и фондовые биржи превратились в руины.

По мере того как чрезвычайное положение набирало обороты, паникующий режим принялся пропихивать через Конгресс свою национализацию данных, и в этом конвульсивном усилии сама природа денег и информации мутировала без надежды на восстановление.

Образовавшийся в итоге всего этого клубящийся хаос и стал для Алекса фундаментом его повседневного представления о нормальности.

Алекс не видел ничего удивительного в том, что такие сообщества, как китайская Триада или корсиканская Черная Рука, печатают собственные деньги в электронном эквиваленте. Он просто принимал это: существование электронных частных валют, за которыми не стояло никакое правительство, — неотслеживаемых, полностью анонимных, доступных по всему миру, молниеносных по скорости, вездесущих, взаимозаменяемых и, как правило, чрезвычайно неустойчивых. Разумеется, подобные фонды не заявляли прямо на оперативном экране: «Сицилийская мафия», они обычно использовали какой-нибудь занудный, официально звучащий псевдоним вроде «Banco Ambrosiano ATM Euro-DigiLira»; однако дельцы, имевшие дело с частными валютами, как правило, имели неплохое представление о кредитоспособности эмитентов.

Довольно часто случалось, что эти частные валюты прогорали вследствие обыкновенной жадности, плохого управления или просто невезения на рынке. Однако вездесущим плотоядным свободно-предпринимательским рыночным силам все же удалось внедрить в общую сумятицу некое подобие грубого порядка. В нынешние времена множество людей принимали частные валюты просто как естественный способ существования денег.