Читаем без скачивания Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны) - Валентин Катаев

Надпись: "Послушай, песик!"

- Всегда готов служить начальству!

- В данном случае объявляю заседание жилкомиссии открытым. На повестке - вопрос о предоставлении неотразимой Монаховой комнаты. Возражений нет?

8. Честоковский продолжает стоять на задних лапках и ласково вилять пушистым хвостом. Крупным планом: торжествующее лицо мистера Климова.

Надпись: "Принято единогласно".

9. Мистер Климов становится на одно колено и галантерейно передает неотразимой телеграфистке ордер на комнату и ключ. Крупным планом: целуются. Диафрагма. Экран темнеет.

10. Честоковский посылает протокол "заседания" на подпись ШЧ-6, ДН-6, ТЧ-11. Они категорически отказываются подписать.

Надпись: "Мы не желаем подписывать незаконный протокол. Мы не присутствовали на заседании. Кроме того, есть лица, более нуждающиеся в квартире, чем неотразимая телеграфистка. Одним словом, пошел вон!"

11. Честоковский бежит, поджав задние ноги и свесив язык. Крупным планом: перед Честоковским встает большой вопрос.

Надпись. "А как же я теперь буду посылать протокол в доржилкомиссию???"

12. Неотразимая телеграфистка игриво въезжает в комнату.

13. Бурная ночь. Луна как сумасшедшая ныряет в чернильных тучах. Ветер гнет деревья. Мистер Климов и мистер Честоковский, закутанные в плащи, пробираются в канцелярию, где хранится книга протоколов.

Надпись: "Но бандиты не дремлют".

14. Крупным планом: открытая книга протоколов. Рука мистера Климова заклеивает протокол от 24 января 1927 года и пишет заднее число, то есть 21 января, где вызывают уже других представителей, совершенно не вызывавшихся в первый раз.

Надпись: "Дело сделано... Шито-крыто".

15. Крупным планом: неотразимая телеграфистка и мистер Климов целуются. У их ног сидит, поджав под себя пушистый хвост, Честоковский и умильно облизывается.

Надпись: "Друзья ликуют".

16. Вагон, где ютятся семьи рабочих с маленькими ребятишками. Теснота. Нищета.

Надпись: "А они получили вместо квартиры - фигу".

17. Летит московский поезд.

Надпись: "Но..."

18. Крупным планом: из вагона выгружают "Гудок".

19. Мистер Климов раскрывает номер "Гудка" и медленно зеленеет.

Крупным планом надпись:

"Маленький фельетон Митрофана Горчицы: "Неотразимая телеграфистка, или Преступление мистера Климова".

Конец.

1927

КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ?

- Вы меня вызывали? - спросил ПДР 5-го участка службы пути Московско-Курской железной дороги, входя к ПЧ-5 Былову.

- Вызывал.

- Чем могу?

- В газете "Орловская правда" писал?

- Писал.

- Так, так. А в стенгазете "Скребок" про меня писал?

- А что такое?

- Да ничего такого особенного. Писал про меня в "Скребке"?

- Это редакционная тайна.

- Ах, тайна! Скаж-жите пожалуйста! А это чей почерк?

- Мой.

- Ага! Очень приятно! Так и запишем-с. Уходи.

- Как это "уходи"?

- А так, очень просто - уходи! Со службы уходи.

- У меня семья из восьми человек!

- Так и нечего в газетах сотрудничать. Уходи.

- Товарищ!

- Я тебе не товарищ. И нечего тут околачиваться. Сеанс окончен. Уходи. А не хочешь уходить, так я тебя уйду. Понял?

Сказано - сделано. Ровнехонько через две недели рабкор Третьяков был уволен. Дело о его незаконном увольнении попало к губпрокурору, и, конечно, последний через доринтрудпути постановил Третьякова восстановить в должности.

Однако неукротимый Былов уперся руками и ногами.

- Не желаю принять обратно - и никаких! Пускай служит на другом участке!

- Хорошо, - покорно сказал Третьяков и согласился перейти на 2-й участок службы пути.

- Переходи, переходи, - пробурчал ему вслед мрачный Былов, - я тебя, брат, и на втором участке докопаю! Будешь у меня знать, как в газетах писать!..

Третьяков пришел в ПЧ-2 к Неведрову и сказал:

- Товарищ Неведров, я служу на дороге двадцать лет...

- Так-с.

- Являюсь кандидатом ПД с двадцать второго года.

- Так-с.

- Выдержал экзамен при правлении дороги на эту должность.

- Так-с.

- А на нашем участке есть свободная вакансия ПД.

- Есть вакансия. Верно.

- Так прошу меня назначить.

- Увы, Третьяков! - тяжело вздохнул Неведров. - Не могу я тебя назначить на эту вакансию. Работник ты хороший, это факт. Служишь двадцать лет - факт. И все права на должность ПД имеешь - это тоже факт. А назначить не могу.

- Почему же?

- По тому самому. Мне о тебе много говорил Былов. Беспокойный ты человек, Третьяков. Писать очень любишь, Третьяков. И по этому самому не бывать тебе, Третьяков, ПД. Уж такая, значит, твоя судьба рабкоровская. До свиданьичка, Третьяков!

У рабкора Третьякова шесть душ детей, из которых трое учатся в Серпухове, а живет он, рабкор Третьяков, на перегоне, в трех верстах от станции, так что ребятишкам приходится ежедневно молотить пешком по шести верст. Туговато.

Желая облегчить положение своей семьи, рабкор Третьяков подал заявление о перемещении его на свободную вакансию в Люблино по той же должности ПДР.

Вопрос о перемещении был согласован в соответствующих инстанциях, и Третьякову было предписано переместиться на 1-й участок.

Третьяков явился к ПЧ 1-го участка и побледнел. На месте ПЧ-1 сидел не кто иной, как сам грозный Былов собственной персоной.

- Как! - воскликнул Былов. - Ты опять здесь? Не потерплю! Не допущу! Не р-р-разрешу! Не надо мне тут никаких писателей!

- Так ведь я же имею официальный перевод!

- А я не пущу!

- УДР знает...

- А мне наплевать на УДР!

- Това...

- Молчать! Молчать! Молчать!

И что же вы думаете, дорогие товарищи? Так и не принял, несмотря ни на что, грозный Былов рабкора Третьякова на свой участок.

И продолжают ребятишки Третьякова ежедневно переть пешком по шести верст. И продолжает оставаться сам Третьяков в должности ПДР...

Совершенно невероятно, но факт.

Хоть "караул!" кричи!

1927

"НА ГОЛОМ МЕСТЕ..."

"Полтора года назад тут еще было абсолютно голое место..."

Именно такими словами начинаются почти все очерки о Магнитогорске. Когда я уезжал из Магнитогорска, мои магнитогорские друзья сухо предупредили меня на вокзале:

- Имей в виду. Напишешь: "Полтора года назад тут еще было абсолютно голое место" - и твоя карьера как писателя и человека безвозвратно погибла.

- Ладно. Не погибну, - сказал я друзьям, и поезд тронулся.

Кстати, о магнитогорском вокзале.

Полтора года назад на месте магнитогорского вокзала было еще абсолютно голое ме...

Извиняюсь!..

Голого места не было. И полтора года назад не было. Вообще ничего не было.

Магнитогорский вокзал при всем моем глубоком уважении к советскому транспорту не может быть отнесен к чудесам строительной техники.

Нельзя сказать, чтобы он мог успешно конкурировать по красоте и великолепию с лучшими мировыми вокзалами. Больше того. Даже скромный кунцевский вокзал в сравнении с магнитогорским может показаться шедевром вокзальной архитектуры.

Магнитогорский вокзал представляет собой три вышедших из употребления железнодорожных вагона, уютно разукрашенных соответствующими надписями.

Но не в этом ли его прелесть?

Он как бы является скромным символом общего строительного движения. Вокзал, дескать, и тот на колесах.

Между прочим, про магнитогорский вокзал комсомольцы сложили такую частушку:

В наших транспортных вопросах

Есть один большой вопрос.

Наш вокзальчик - на колесах,

Только транспорт... без колес.

Полтора года назад...

Виноват!

Не полтора года назад, а двенадцать часов назад! Таковы магнитогорские темпы.

Картинка.

Раннее утро Первого мая. Просыпаюсь в номере гостиницы (полтора года назад на месте гостиницы было абсолютно го... Ох, извиняюсь!..). Мой товарищ по номеру, магнитогорский старожил, стоит перед широким итальянским окном и пожимает плечами. Чем удивлен мой товарищ? В окно виден широкий строительный пейзаж. Экскаваторы. Тепляки. Фундаменты. Подъемные краны.

- Н-ни ч-черта не понимаю... Гм... Хоть зарежь...

- Да в чем дело?

- Как это в чем дело? Видите?

- Пейзаж вижу.

- Пейзаж... Гм... А посреди пейзажа?

- А посреди пейзажа - большая труба.

- Большая труба?

- Ну да. Большая труба. А что?

- А ничего. Поздравляю вас! Мы оба сошли с ума и галлюцинируем. Здесь не может быть трубы. Вчера здесь ее не было.

- И тем не менее труба. Большая железная труба. Вышиной в два порядочных дома.

- Позвольте... Ведь сегодня Первое мая. Понимаю, понимаю! Это первомайские штучки. Макет трубы. Не иначе. Уф! Гора с плеч!