Читаем без скачивания Мой Шелковый путь - Алимжан Тохтахунов

Повторяю: вы давно сидели бы в американской тюрьме, если бы ФБР поставило перед собой задачу заполучить вас.

Глава 20

Конец спектакля

Для меня не важно, на чьей стороне сила; важно то, на чьей стороне право.

Жизнь — не страдание и не наслаждение, а дело, которое мы обязаны делать и честно довести его до конца.

За два дня до рассмотрения кассационной жалобы ко мне приехал адвокат.

— Алимжан, через два дня вы будете на свободе, — твердо сказал Коррадо.

— Вы уверены?

— Уверен. Все закончилось. Американцам нужен был только шум. Этого они добились. Они хотели выпачкать Россию, воспользовавшись вашим именем и в очередной раз представив Россию, как страну зла. Что ж, в какой-то степени им это удалось. Но этим пусть занимаются политики. Наша с вами задача — выиграть дело. Через два дня состоится рассмотрение кассационной жалобы, и я хочу уже сейчас поздравить вас.

— Вы настолько уверены в решении суда, Лото?

— Уверен. Теперь это уже чистая формальность. Они давно должны были рассмотреть нашу жалобу, но тянули под давлением американцев. Сейчас ФБР потеряло интерес к этой игре, поэтому Италия решит вопрос так, как должна была решить его давно. Закон на вашей стороне, Алимжан.

— Меня повезут в Рим на заседание кассационного суда?

— Нет…

Несмотря на абсолютную уверенность моего адвоката в положительном для меня решении суда, я сильно нервничал. Слишком уж долго я ждал завершения этого дела. Слишком сильны были тревоги, не покидавшие меня долгие десять месяцев.

— Алик, не нужно волноваться, — говорил Володя, глядя на меня. — Раз Коррадо утверждает, значит, все будет путем. Он же настоящих мафиози из трясины вытаскивал, а уж твое дело для него совсем пустяковое…

В душе я соглашался с Володей, но жизнь успела поднести мне столько неприятных сюрпризов, что я каждую минуту готов был к худшему повороту, хоть и надеялся на лучшее.

— Собирай вещички, Алик, — говорил Володя, грустно глядя на меня. — Хорошо мне было в твоей компании. Теперь останусь опять один. Мне еще долго тянуть. За пролитую кровь надо платить. За буйный нрав надо отвечать. Как же я завидую тебе, Алик! Как рад за тебя! И как мне тошно думать, что я не скоро еще увижу родной Питер…

Вещей у меня особенно не было. Но я очень хотел забрать из тюрьмы всю прессу, где говорилось обо мне и о моем деле. Почему-то мне казалось, что эти газеты и журналы, пролистанные не по одному разу, должны быть со мной до конца жизни. Мысли обо всех тех статьях превратились в наваждение. С раннего утра я неторопливо укладывал их в большой черный полиэтиленовый пакет, стараясь ничего не помять. Журналы не вмещались, и я перекладывал их снова и снова.

Заседание суда было назначено на утро, но наступило обеденное время, а мне никто не звонил и ничего не сообщал.

— Давай прогуляемся, Алик, — предложил Володя. — Подышим воздухом. А то ты места себе не находишь.

— Прогуляемся, — нехотя согласился я, потому что сидеть в камере и смотреть на пакет с прессой, я больше не мог. На нервной почве меня начало мелко трясти.

— Может, суд перенесли? — предположил Володя, когда нас вывели во двор. Он поднял глаза к небу и глубоко вздохнул. — Господи, как же красиво плывут облака…

— Суд назначен на утро…

— Может, на вторую половину дня перенесли? Тогда выпустить могут и вечером.

— Всегда выпускают днем, — возразил я.

Почти ежедневно мы слышали, как адженти выкрикивал, шагая по коридору, чье-то имя, а потом произносил: «Либерта! Свобода!». Потом поворачивался ключ в замке одной из камер, и счастливчик шел по коридору, упиваясь своим счастьем, а из всех камер звучали громкие поздравления тех, кому до свободы оставались еще месяцы или годы.

Ах, это сладкое слово «свобода»… С каким нетерпением ждал я его в тот день!

Побродив по двору, мы вернулись в камеру.

— Я устал ждать, Вова, — признался я.

— Наберись терпения, Алик. Скоро тебя позовут.

— Странное состояние сейчас. Легко на душе, но и тревожно. Знаю, чувствую, что вот-вот уйду отсюда, но есть какая-то глубоко спрятавшаяся боязнь… А вдруг что-то неправильно пойдет? Даже думать об этом страшно. Суеверный я, кажется, стал. Боюсь мыслью спугнуть действительность.

— А ты не бойся. Наслаждайся чувством предвкушения. Как о женщине думаешь, предвкушая любовь с ней, так и ты думай о выходе отсюда. Наслаждайся. Это самые сладкие минуты.

Примерно через час я услышал в коридоре шаги адженти. Распахнув дверь в нашу камеру, он остановился на пороге, посмотрел на меня и проговорил негромко: «Препарате роба», — то есть велел мне собирать вещи.

— Perche? — спрашиваю. — Зачем?

Адженти шагнул ко мне, чуть нагнулся и почти шепотом произнес заветное слово «либерта». Мне очень важно было это слово, я ждал его, в тот день оно было самым главным.

— Либерта, — повторил я и улыбнулся.

— Ну что, Алик, давай прощаться, — протянул мне руку Володя. — Бог даст — свидимся.

Несколько минут мы стояли, пожимая друг другу руку, и мне казалось, что я никак не могу повернуться и уйти.

— Все, Алик, иди, — подтолкнул меня Вова. — Теперь ты вольная птица. Летай легко и больше не попадай в клетку.

Я взял вещи и пошел следом за адженти.

Из всех дверей кричали: «Тио Алекс! Дядя Алекс!» Они хлопали в ладоши, поздравляли, а я кивал им, кивал то направо, то налево, кивал и улыбался. Хотел бы я увидеть ту мою улыбку — счастливую улыбку на растроганном лице.

Когда мы вышли из тюремного коридора и все голоса стихли, я прислушался к себе и понял, что меня переполняет страх. Свобода была настолько близка, что мне начало казаться, будто меня просто дразнят, издеваются надо мной. Полиция могла удумать что угодно. Верить никому уже не мог и не хотел. Все время ждал подвоха. Страшного подвоха…

Через несколько минут мы вошли в комнату, где ждала дежурная. Она равнодушным взглядом заглянула в какие-то бумаги и спросила, сколько денег у меня было на счету, когда я попал в тюрьму.

— Две тысячи было, — ответил я, — осталось тысяча триста.

Она кивнула и позвонила куда-то. Выслушав прозвучавший в трубке ответ, дежурная хищно облизала пухлые губы и указала на дверь.

— Идите туда.

За дверью меня ждал сутулый охранник. Молча мотнув головой, он глазами сделал знак, чтобы я следовал за ним. Шурша пакетом по каменному полу, я двинулся за охранником. Он свернул за угол и отворил железную дверь.

— Туда, — велел он.

Я вошел в камеру, где стояла деревянная лавка, а он ушел.