Читаем без скачивания Солдаты невидимых сражений - Михаил Козаков

— Николай Иванович!

— Можно быть свободным? — на всякий случай спросил старший конвоя, когда Приступа отпустил из своих объятий Кузнецова и перешел к Каминскому…

— Вот судьба! — ахал Приступа, улыбаясь. — Вот это встреча! — говорил он, толкая Дроздова, как будто тот не понимал значения этой встречи.

Они сидели в шалаше, рассказывая друг другу о пережитом, стараясь воссоздать картину во всей полноте, повторяясь и переспрашивая. Когда Кузнецов сказал, что видел Пастухова и Кобеляцкого во Львове, Дроздов и Приступа облегченно вздохнули. Это было все, что они могли узнать о своих товарищах из группы Крутикова.

— Послушай Приступа, — сказал Кузнецов неожиданно, — а помнишь, в отряде девушка была, лесничего дочь…

— Валя? — спросил Приступа.

— Я вот думаю, — продолжал Кузнецов, — где она теперь может быть.

— Она ведь у тебя в Ровно работала? — вспомнил Приступа. — Ну, стало быть, эвакуировалась.

— Смотря какой приказ был, — заметил Белов. — Ежели приказ эвакуироваться, то, стало быть, во Львове она.

— Она бы меня там нашла, — проговорил Кузнецов.

— Ну, это, брат, не обязательно, — возразил Приступа.

— Нашла бы. Она знает адрес сестры Марины.

— Вместе ехать куда собираетесь?

— Да вот думаем.

— В Крым хорошо, — задумчиво произнес Дроздов.

— Нет, друг, мы не в Крым поедем, мы — на Урал, на родину ко мне.

— Мы до войны с Женей в Крым ездили, в Ялту, — сказал Дроздов и замолк.

— Так она ждет, говоришь? — спросил Приступа, продолжая разговор.

— Ждет. А я, понимаешь ли, вместо того чтобы к ней навстречу, бегу дальше.

— Ну, теперь-то ты…

— Что — теперь? Теперь как раз самое время мне в дальнем тылу быть, у гитлеровцев.

— Это где же?

— А хотя бы в Кракове. Хорошо? Так как думаешь?

До этого разговора Приступа не сомневался в том, что Кузнецов останется в их отряде. Он уже предвкушал, какие дела совершит отряд, заполучивший такого знаменитого разведчика. Теперь эта надежда рушилась.

— Гм! — произнес Приступа. — Это как же понимать? А я, Николай Иванович, думал, что вы с нами останетесь.

— Нет, друг, не могу, — сказал Кузнецов. — У меня есть свое, очень серьезное задание, если я не исполню его, то после хоть не живи.

— Вы уходите и товарищей с собой забираете?

— Придется…

— Ну вот, — разочарованно протянул Приступа. — Видишь, Вася, — обратился он к Дроздову, — что значит радиостанции не иметь: не хотят люди оставаться!

— Не в том дело, — возразил Кузнецов. — Вы на меня не обижайтесь, товарищи! Я должен идти потому, что мне нужно как можно скорее попасть к нашим, а там, я надеюсь, удастся приземлиться на парашюте где-нибудь, ну хотя бы в Кракове или где подальше. Там, надо полагать, слетелись сейчас крупные хищники. Если им вовремя не отрубить лапы, то, кто знает, может случиться, что с помощью своих друзей матерые преступники останутся на свободе, даже будут процветать.

— Это верно, Николай Иванович, — согласился Дроздов. — Только, говоря но правде, жаль нам отпускать вас. Но это дело личное, а так я от всей души желаю вам удачи и счастливой звезды.

Кузнецова, Каминского и Белова взялись сопровождать те же двое беженцев — Эрлих и Шпилька.

На рассвете все пятеро были готовы к походу. Покуда Приступа напутствовал проводников, Дроздов занимался, как он выразился, интендантской службой, и вскоре парнишка-партизан принес от него два самодельных рюкзака с продовольствием. Кузнецову пришлось их взять.

— Ну, бывайте, — сказал Приступа, когда обменялись рукопожатиями.

— Бывайте и вы, — отвечал Кузнецов.

В это слово вкладывали все, чего желали друг другу на прощание: счастливого пути, удачи, скорой победы.

— Да, — сказал Кузнецов в последний момент, — девушке этой, Вале, если раньше меня ее увидите, скажите: привет, мол, передавал Кузнецов. Не забудете?

Валя в это время лежала без сознания, в тифу. Это было в Злочеве, куда ее вывезли из Ровно вместе с другими заключенными. Потом, когда она поправилась, ее перевели во Львов, где продолжались допросы, с каждым днем становившиеся все более жестокими…

Ее везли все дальше и дальше на запад, и к середине лета она оказалась в Мюнхене, в тюрьме. Отсюда ее, вместе с партией заключенных, среди которых были русские, чехи, французы, болгары, послали на земляные работы. Она бежала из лагеря. Это было уже в начале 1945 года. Гитлеровская Германия доживала последние дни. Около двух месяцев Валя пробиралась на восток, днем скрывалась от людей, а ночью продолжала свой путь — она шла навстречу Красной Армии.

Тут ее ждали новые испытания. Она оказалась в американской зоне оккупации и не могла оттуда выбраться. Тщетными были все просьбы и уговоры: ее не отпускали к своим. Тогда она решилась на побег — второй в своей жизни. Ей казалось, что, появись еще новое препятствие, и она не выдержит — это был предел. И когда — впервые за много времени — увидела она фуражку с красной звездочкой, увидела гимнастерку с погонами (погон на наших военных она еще не видела), когда наконец ей ласково протянул руку советский офицер в приемной комендатуры, слезы покатились по ее лицу, и она не закрывала лица, она вспомнила, что уже очень, очень давно не плакала, кажется, с того дня, как убили ее отца…

Славные подвиги партизана-разведчика Героя Советского Союза Николая Ивановича Кузнецова известны всему советскому народу. Его имя стало символом величайшей отваги и мужества, безграничной верности Отечеству, беззаветной любви и преданности Коммунистической партии.

Судьба легендарного героя, действовавшего во время Отечественной войны в глубоком тылу фашистов, волновала и до сих пор волнует миллионы тружеников нашей страны. И вот совсем недавно установлены обстоятельства его смерти.

…Весной 1944 года Николай Иванович Кузнецов и его боевые друзья Ян Станиславович Каминский и Иван Васильевич Белов, выполнив во Львове задание командования, пробивались в расположение советских войск, победоносно шедших на запад. В ночь на 9 марта они добрались до села Боратин, Бродовского района на Львовщине, Отсюда партизаны уже хорошо видели вспыхивающие вдали огни, до них доносился грохот сотрясавших воздух орудий — это была линия фронта.

Измученные и голодные партизаны зашли в крестьянскую хату на краю села, чтобы немного отдохнуть и обогреться. В это время по улице проходили бандиты из украинского националистического подполья. Освещенное в поздний час окно привлекло их внимание. Десяток озверелых бандеровцев с автоматами и винтовками на изготовку ввалились в комнату. Их главарь, сотник Черногора, опознал в сидевшем за столом в форме немецкого офицера советского партизана и в восторге воскликнул: «Зиберт!» (После убийства на улице Львова фашистского вице-губернатора Галиции Отто Бауэра и высокопоставленного чиновника Генриха Шнайдера гестапо объявило за голову Кузнецова, носившего имя немецкого офицера Пауля Зиберта, 25 тысяч немецких марок.)