Читаем без скачивания Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas - Кассандра Клэр

— Его вы тоже не тронете, — скучающе перебила Гермиона. — Он вам нужен не меньше Чаши, ведь он — такой же инструмент, как Клинок или Зеркало…

— Я тебе не инструмент, — буркнул Рон.

— …потому что без его крови, — продолжила девушка, взглядом веля Рону немедленно заткнуться, — и без трансформативной силы его прорицательских способностей Четыре Благородных Объекта никогда не смогут объединиться, создав Тетраграмматон. Связать их способна только кровь Рона. Вы даже пытать его не можете, — клинически равнодушная отрешённость её голоса Рона, признаться, несказанно обескуражила, — он нужен вам целиком. Если он лишится рассудка, то перестанет быть прорицателем.

— Я могу не доводить его до сумасшествия…

— Рону до сумасшествия один шаг. Он действительно слабак.

— Ничего подобного!.. — негодующе начал Рон.

— Ещё какой! — снова сверкнула глазами Гермиона. — Всё, что осталось сделать Тёмному Лорду, — ткнуть тебя в бок зубочисткой, чтобы ты орал, будто с тебя кожу сдирают.

— Как бы не так!

— Так, так!

Рисенн захихикала, но Гермиона тут же уняла её очередным сердитым взглядом.

— Вот именно — обсмеяться можно. Не забудь, именно ты мне и сказала, что Тёмный Лорд не может причинить Рону вреда…

С воплем ярости Вольдеморт развернулся к Рисенн. Побелев в тон собственному платью, та присела.

— Т-ты! Люциусова тварь!!!

Его палочка взлетела вверх, и Рисенн, защищая лицо, вскинула левую руку — золотая бабочка полетела на пол. Рона пронзил внезапный всплеск сочувствия: он ничего не смог с собой поделать — качнулся вперёд и…

Деликатный кашель нарушил тишину.

— Господин, — произнёс знакомый, чуть протяжный голос, — моя раба сделала нечто недозволенное, расстроив вас? Ежели так, позвольте я самолично разберусь, дабы вы не утруждали себя, — с этой фразой Люциус сделал ещё один шаг и вошёл в залу. Молча и грациозно.

Богатая зелёная мантия, узкая улыбка, приподнявшая уголки его чётко очерченного рта.

— Во всяком случае, не сейчас, когда я принёс вам такие отменные новости…

Стены склепа, созданного Люциусом, были гладки и тверды, будто мрамор, — Том лишь раскровянил себе руки в коротком, но абсолютно бесполезном всплеске ярости: он был слишком слаб для заклинания, способного проломить заколдованную стену, и с каждым моментом слабость эта только нарастала.

Горечь от предательства Люциуса ядовито жгла губы — и дело не в том, что он считал, будто Люциус взаправду заботится о нём, нет — просто Люциус принадлежал ему. И вдруг собственный пёс развернулся и цапнул хозяина. Да, когда Том был ребёнком, какая-то уличная псина его укусила — он ещё потом свернул ей шею и бросил подыхать на улице. Ах, если б можно было сделать нечто в том же духе с Люциусом… — однако все приятные фантазии пришлось отринуть собственной рукой. Сил на ненависть не хватало — сейчас, когда всё, что он имел, прогнулось девушкой у него на руках, когда всё уходило на то, чтобы удержать в её ещё живом теле умирающую душу.

Он сидел в темноте, безмолвно и неподвижно, словно окаменев, держа Джинни на руках, ощущал, как с каждым лёгким вдохом и выдохом, с каждым биением сердца жизнь покидает её, подобно отливу, обнажающему берег. Изо всех оставшихся у него сил он пожелал, чтобы это прекратилось. Он никогда не учился магическому врачеванию, он никогда этого не хотел; только заклинаниям, способным разрушать, уничтожать и причинять боль. И вот, теперь он не мог удержать в ней жизнь, с тем же успехом можно было пытаться обернуть вспять реки.

Он просто сидел, обнимая её и ожидая её — а значит и своей — смерти.

Когда трепещущие веки Джинни наконец-то приподнялись, первое, что она увидела, оказалось ясная, улетающая ввысь синева — несомненно, безоблачное небо, какое бывает примерно в середине лета.

Она медленно села и удивлённо осмотрела себя — никакой крови, ни единой раны на теле; более того: на ней сейчас было надето обшитое кружевом длинное платье бледно-персикового цвета, из тех, которые бы она в жизни не выбрала, и персиковые же сандалии на ногах.

Джинни ошеломлённо захлопала глазами: последнее, что она про себя помнила (причём помнила весьма отчётливо), — бросок через перила в доме Паркинсонов и летящий навстречу твёрдый, сияющий полировкой пол. Хруст костей при ударе. Боль и тьма.

Голос во мраке — очнись, очнись, Джинни. Знакомый голос, наполненный тёмной сладостью, прошитый резкими вздохами. Очнись, Джинни.

Ну-с, сказала она себе, вот я и очнулась.

Она встала, и платье взметнулось вокруг её обнажённых ног. Вокруг, куда ни бросишь взгляд, простирался поросший густой травой луг, забрызганный яркими пятнами цветов — крупные, с кулак, колокольчики, золотые струи амариллиса, сочные фиалки. В отдалении упирался башнями в небо замок, ничуть не похожий ни на древний Хогвартс, ни на жуткую крепость Слизерина, — больше напоминавший именинный торт: серебристо-белый с золотыми шпилями и разноцветными витражами окон.

— Блин… — захлопав глазами, пробормотала Джинни, — и куда это я попала?

Странно: непонятное, назойливое ощущение, будто прежде она тут уже бывала. Но уж такое-то место она бы точно запомнила… Отвернувшись от замка, она глянула в противоположную сторону и оцепенела.

Кто-то приближался к ней, пробираясь сквозь заросли цветов, — долговязый блондин в пышной белой рубашке, чёрных штанах в обтяжку и высоких, почти до колен, чёрных сапогах. Знакомые серые глаза, вспыхнувшие при виде неё, — и вот, он уже мчался через поле, дабы стиснуть её в объятиях.

— Джинни! — возопил Драко. — О Джинни, дорогая! Ах, небеса, жива ты — как я счастлив!

Вольдеморт медленно опустил волшебную палочку.

— Добрые вести?

Рон подумал, что тот говорит таким тоном, будто пытается распознать особо причудливое и необычное растение.

Переведя взгляд с Рона на Гермиону, Люциус чуть нахмурился, однако тут же снова обратил всё своё внимание на Тёмного Лорда

— Именно. Я нашёл волшебника, уничтожившего такое количество ваших сторонников.

Меж бровей Вольдеморта появилась морщинка:

— Я знаю его?

— Можно и так сказать, — Люциус смахнул с рукава невидимую пылинку, чем невольно напомнил Рону Драко: всё же сын и отец во многом походили друг на друга.

— Несомненно, это весьма важно, однако придётся подождать: в данный момент я пытаюсь отобрать Чашу у этой мерзкой грязнокровки, а она демонстрирует свою устойчивость к пыткам.

— Ах… — глаза Люциуса скучающе скользнули по Гермионе, — всё из-за того, что она таскает Чашу у себя на поясе.