Читаем без скачивания ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ - ГАРРИ ТАБАЧНИК

Вот почему КГБ так активно ведет наступление на церковь. Он следит за каждым шагом ее, контролирует выпуск духовной литературы и прием в церковные учебные заведения, куда направляет и своих агентов. Но иногда случается непредвиденное, как это произошло в тот день, когда прихожане Никольского храма на Преображенке в Москве услыхали: ’’Антирелигиозная пропаганда калечит людские души... только верующие... жизнеспособны и могут сохранить в себе человеческий и Божий образ... Пока вам трудно, пока крест — одиночество, но вы еще не знаете, как вы счастливы,поверив в Бога!”

Выступая с такой проповедью, священник Дмитрий Дудко явно бросал вызов Андропову. Тот этот вызов принял. Конечно, он легко мог заставить замолчать осмелевшего священника. Ему этого мало. Ему надо дискредитировать саму идею свободного слова. И дискредитировать устами самого Дудко. Его, подобно грешникам во времена святой инквизиции, заставляют выступить с публичным покаянием и произнести то, что от него требует современный Великий Инквизитор.

”Бес нечестивый попутал,—сказал бы во времена святой инквизи Ции кающийся.— Я осознаю, что поддался голосам”. Андропов никаких бесов не признает, и потому Дудко продолжает в заданном ему тоне.

’’Поддался я голосам пропагандистов, стремящихся к подрыву нашего строя”.

Вот кто для Андропова ныне является главным бесом — антисоветские пропагандисты. От этих нечестивых сегодня все беды. В 37-м были вредители, а вот теперь — пропагандисты. Они борются с богом Андропова — советским государством.

Тех, на кого пример Дудко не подействовал, бросают в тюрьмы, в сумасшедшие дома. У верующих отнимают детей, а когда и это не помогает >происходит то, что случилось с отцом Горгулой и его женой на Украине.

Пожар охватил его хату так быстро, что односельчане не успели придти на помощь. Однако они не могли понять, почему ни священник, ни его жена не выбежали наружу. Ответ на этот вопрос они получили на следующее утро, когда обнаружили на пепелище два обгорелых трупа в таком положении, какое бывает у связанных.

Наместник Андропова на Украине Федорчук полностью восстанавливает в правах излюбленный метод расправы органов — политические убийства.

В ноябре 1970 года в городе Васильково находят убитой художницу Аллу Горскую. Художника Ростислава Пал едкого оставляют умирать с перерезанным горлом в деревушке близ Одессы. Еще одного художни-ка-нонконформиста Владимира Кондрашина обнаруживают повешенным под мостом со следами пыток на теле. Священника Котика сбрасывают в шахту. Агенты КГБ похищают композитора Ивасюка и через некоторое время его находят повешенным в лесу, неподалеку от дач украинских правителей, охраняемых КГБ. Все погибшие были известны своим несогласием с советским режимом.

Когда Андропов назначит Федорчука на свое место в КГБ, он тем самым еще раз подтвердит то, что одобряет все, что творил его наместник на Украине. Более того, он даже попытался перенести методы Федорчука в Москву, где однажды апрельским вечером его агенты убивают друга Сахарова переводчика Константина Богатырева. Но массового распространения в столичных городах эти методы не получают. Здесь больше действуют угрозами или избиением неугодных всегда непойманными ’’неизвестными хулиганами”.

Сведения о пытках доходят отовсюду. А в Грузии они достигают таких масштабов, что приходится предать суду двух мелких исполнителей. Но, как и на Украине, так и тут Андропов оказывает поддержку бывшему министру внутренних дел Грузии, ставшему первым секретарем ЦК республики, Э. Шеварднадзе. Ведь наказание за пытки должен был понести будущий советский министр иностранных дел, но шеф КГБ избавляет его от этого.

Ему кажется, что это останется в тайне. Он еще не знает о той встрече, что состоялась в подмосковном лесу. Через некоторое время на экранах американских телевизоров появляется фильм, и зрители слышат слова, произнесенные молодым человеком, впервые поведавшим о том, что происходит за стенами советских психбольниц: „Сюда отправляют политических заключенных, инакомыслящих, которых нет возможности наказать иначе, чем вот таким способом... ” — рассказывал Владимир Буковский, сам проведший немало дней в такой больнице. Он рассказал и о медицинских препаратах, которые применяют к заключенным. Сульфазин, от которого начинается лихорадка, и человек не может пошевелиться день или два... Его вводят как наказание за легкие проступки. За более серьезные наказывают аминазином, вызывающим отупение и сонливость. Другие средства, применяемые здесь, держат в секрете. Жене Леонида Плюща, интересующейся, в чем заключается болезнь ее мужа и как его лечат, отвечают: ”Ни о характере его болезни, ни о методах лечения ничего сообщить не можем”.

Владимир Буковский решает прорвать завесу молчания. Канадская психиатрическая ассоциация получает информацию из Москвы, после чего заявляет о подозрении относительно незаконного заключения в советские психиатрические больницы повидимому, нормальных людей, взгляды которых противоречат установкам режима. Еще через месяц на Запад поступает обращение к психиатрам мира от Владимира Буковского. ”Нет для здорового человека страшнее судьбы, чем бессрочное пребывание в психиатрической больнице”, — пишет он и призывает психиатров мира не оставаться равнодушными к судьбе „казнимых сумасшествием”.

Голос тех, кого обрекали на вечную немоту, прорвался в мир. Это явно нарушает планы Андропова. Но цепную реакцию, вызванную письмом Буковского, остановить он не в силах. В страхе, что очередной конгресс психиатров превратится в суд над советской психиатрией, Советский Союз покидает Международную ассоциацию психиатров. Для Андропова это поражение, и он делает вывод — до тех пор, пока критики режима на свободе, достоянием гласности может стать все. О том, что гласность можно использовать, он еще не додумался. Это станет важнейшим достижением его выдвиженца. С теми, кто неизвестен, чье имя не попало на страницы западной прессы и не привлекло к себе внимания, он расправляется решительно и беспощадно. Как и при его предшественниках, люди исчезают бесследно. Это одна из величайших трагедий живущих при советской власти. Они целиком на ее милости. Они могут исчезнуть в любой момент, если того захочет власть. А будут интересоваться родственники — исчезнут и они. Все это ведомство Андропова проделывает не хуже, чем в сталинские времена. То новое, с чем сталинской секретной полиции сталкиваться не приходилось — поначалу ставит Андропова втупик. Как быть с теми, чьи имена известны? Посадить их, расстрелять — значит показать, что Советский Союз их боится. Андропов находит другой выход. Миновав на сей раз своего политического учителя Сталина, он обращается к Ленину. Ведь официальная пропаганда и твердит о том, что партия следует ленинским курсом. Андропов вспоминает, что наряду с террором, который широко применял Ленин, он практиковал и высылку своих политических противников.

В феврале 1974 года на Франкфуртском аэродроме приземляется самолет, из которого выходит недоверчиво озирающийся по сторонам человек. Всего несколько часов назад он находился в Лефортовской тюрьме и теперь не мог понять, где он. Так прибыл на Запад А. Солженицын.

Еще через два года органы вынуждены согласиться на обмен секретаря чилийской компартии Корвалана на Владимира Буковского. А затем высылка на Запад становится обычным явлением.

Человека же, которому Советский Союз обязан созданием водородной бомбы и который стал в оппозицию к режиму, высылать не хотели. Сахарова пытаются заставить замолчать другими способами.

Академика высылают в Горький. Но и здесь его не оставляют в по-покое. „...Дать хотя бы самый краткий перечень политических процессов в СССР — задача неисполнимая... Было бы крайне трудно дать более или менее исчерпывающее описание процессов над несогласными гражданами... книга разрослась бы в несколько толстейших томов”, — это составители сборника „Только за пять лет” пишут о периоде с 1966 по 1971 годы. Но эти слова можно отнести и к тому, что происходило позже.

Среди тех, кто предстал перед судом по обвинению в антисоветской деятельности в то время, что Андропов находился во главе КГБ, и офицеры Балтийского флота Гаврилов, Косырев и Парамонов, и семнадцать членов Всероссийского Социал-Христианского Союза Освобождения Народов, и армянские националисты, и группа социалистов в Москве.

Однако, поднявшись в день празднования 100-летия Феликса Дзержинского на трибуну, Андропов заверяет, что „осужденных за антисоветскую деятельность у нас сейчас меньше, чем когда-либо за годы советской власти, буквально единицы”.

В 1967 году на Западе стали известны данные о том, что в советских лагерях в тот год было 976.090 человек. На следующий год в лагерях и тюрьмах, как пишут в своей книге ”Утопия у власти” М. Геллер и А. Не-крич, находилось 1.612.378 человек. А на стройках отбывало наказание 495.711 человек. В 1979 году в лагерях и тюрьмах уже было 3 миллиона заключенных, а на стройках около двух миллионов.