Читаем без скачивания Зеркало Триглавы - Людмила Безусова

Приглушенный вскрик вырвался из стиснутой железной хваткой глотки. Последняя внятная мысль Антона — "Охренел он, что ли?.." — вильнула хвостом и растаяла…

Дышать… Перед глазами поплыли лилово-черные круги, в висках загремел прощальный набат, в грудь когтями вцепилась саднящая боль… Хотя бы глоток… один единственный… на прощание…

— Тоха, держись, — Тимофей кинулся к бесенку, повис на спине, норовя ударить коленом посильнее.

Ленивым движением плеч Птах небрежно скинул мальчишку.

Обмякший уже Антон, почувствовав минутную передышку, судорожно втянул воздух — как и просил: единственный торопливый глоток, почему-то с горьковатым привкусом осеннего костра. И снова — раздирающая легкие резь: дышать…

— Даже не думай, — бесенок спокойно оглянулся на кота, подобравшегося для прыжка, — хуже будет.

Кот — дважды повторять не пришлось — сделал вид, что жутко увлечен работой. Деловито ухватил зубами сучковатую ветку, очень кстати оказавшуюся неподалеку, и поволок за груду камней, стараясь оказаться подальше от опасного соседства.

"Поворот… Сколько волка не корми… Антону все равно не помочь… Бес он бес и есть… злобой так и пышет, того и гляди все вокруг разнесет… — Баюн оглянулся на упавшего мальчишку, толком не соображавшего, что же случилось на самом деле. — Ну, куда он лезет, дурень, куда? Головой бы подумал…". Котофей тихонько муркнул в надежде, что Тимофей его услышит. Куда там? Тот опять прыгнул на Птаха.

Словно отмахиваясь от назойливой мухи, бес раздраженно дернул хвостом, резко выбросил назад ногу. Наткнувшись на внезапный удар острого копытца, мальчишка хекнул, замер на мгновение, прижав руки к животу:

— Больно, — немеющими губами прошептал он и сломанной куклой свалился под ноги беса.

Невысокий бесенок на вытянутой лапе приподнял сомлевшего Антона повыше и слегка потряс, будто лиса курчонка. Ноги парня заскребли по камню. В напрасной попытке освободиться Антон забился, словно в припадке падучей. Птах довольно ухмыльнулся. Ситуация, когда размер не имеет значения, его явно забавляла.

— Птааааах, — заверещала ведьма, разглядевшая в полумраке причину непонятной ей возни. — Не смей!

От крика чародейки бесенок дернулся, задрал голову, вглядываясь в лицо Людмилы, белым пятном маячившее вверху.

— Антон! — закричала ведьма. Голос её дрожал от страха за жизнь брата.

Птах недоуменно глянул на парня, которого он по-прежнему держал на весу, слегка отодвинув от себя.

Кот, под шумок отползший подальше, сжался в комок. Минутная растерянность ведьмы сменилась холодным бешенством. Баюн собственной шкурой ощутил волны ярости, направленные на бесенка.

— Отпусти его! — команда Людмилы прозвучала, как удар хлыста. — Немедленно!

Птах послушно ослабил захват — аморфной массой парень стек на пол рядом с Тимофеем и натужно закашлял, выгибаясь дугой, жадно хватая ртом воздух: густой, тягучий и отдающий кислинкой, словно клюквенный кисель.

Приходящий в себя Антон бесенка больше не интересовал. Он проворным кузнечиком прыгнул вверх, уцепился за едва заметные выступы камней и, быстро перебирая лапами, полез наружу.

Когда бесенок, в таком ракурсе больше похожий на странное мохнатое насекомое, скрылся из глаз, Баюн облегченно вздохнул. Выждав самую малость, на случай внезапного возвращения ополоумевшего Птаха, кот подскочил к друзьям: — "Как они? Ну, жить вроде будут…".

Перевернувшийся к тому времени на живот Антон утирал слезы и кровь вперемешку со слизью, щедро текущие из носа.

— Быстро ты оклемался, — кот склонился над парнем, разглядывая его повреждения.

— Тимку лучше глянь, — морщась от боли, попросил парень, массируя себе шею, которая наливалась багрово-синим буквально на глазах. — Я уж думал, все, конец мне… Куда ты его волочишь? — возмущенно просипел он коту. — Там разрывы внутренние могут быть, его нельзя двигать…

— Можно, — откликнулся Баюн, перетаскивая неподвижное тело Тимофея и укладывая вплотную к Антону. — Мне всё можно… Не таких вытаскивали…

— Много ты понимаешь…

Баюн не обратил на его слова никакого внимания — деловито топтался вокруг, словно примериваясь, потом навис сверху над Антоном. От прикосновения торчащих вибрисс и едва уловимого звериного духа у парня защекотало в носу. Не удержавшись, он чихнул и тут же застонал от тяжести, навалившейся на него. Непоседливый кот неожиданно плюхнулся сверху на страдальцев, придавливая обоих своим немалым весом. Мальчишке пока все равно, но Антон был против такой помощи. От возмущенного крика голос опять сорвался в хрип. Котофей ловко заткнул ему рот своим слегка облезлым хвостом, и пока парень отплевывался от кошачьей шерсти, посоветовал расслабиться и получить удовольствие:

— Не дергайся… Лишь бы никто не помешал, скоро, как новенькие, будете оба.

— А Людмила?

— Она справится, — авторитетно заявил Баюн, надеясь на лучшее. — О себе подумай… — и заурчал. Прерывистое урчание кота больше походило на распевку не слишком опытного шансонье, который никак не может определиться с тональностью и репертуаром.

"Справится… Остряк-самоучка… Конечно, оптимисты легче живут, но гораздо меньше пессимистов. Те изначально готовы к самым худшим коллизиям жизни", — от напева, непрестанно меняющего тон, у парня закружилась голова. Глаза сами собой закрылись, и ему стало так хорошо и беззаботно, как в далеком детстве, когда, набегавшись, засыпаешь с ощущением того, что впереди ещё много-много дней, полных удивительных открытий.

Перевернувшись в воздухе, Людмила взмахнула руками, пытаясь удержаться от неотвратимого падения в ужасную пасть, и с криком ухнула вниз. Жаркая темнота сомкнулась вокруг нее. Ужасающие мгновения «слепого» движения в никуда, отмеренные сбивчивыми ударами её сердца, казались нескончаемыми.

Резкий толчок…

Остановка…

Удар о твердую от долгой засухи землю и огненная зарница сквозь сомкнутые веки…

Открывать глаза Людмиле не хотелось. Хоть не увидит, как её харчить начнут. Скорей бы уже, что ли… Чего время тянет?

Клейковатый язык прошелся вдоль спины, зацепил шершавым кончиком стиснутые вокруг коленей руки, пытаясь развернуть сжатое в защитный клубок тело. Отрицательно мотнув головой, все же не выдержала, глянула сквозь ресницы.

Глаза в глаза… огромные, медово-желтые… и она, тонущая в них, как мушка в янтаре…

Так вот ты какая — моя смерть: дорога в никуда через темную щель узкого вертикального зрачка в обрамлении радужного озера несбывшихся грез…

Не видеть…

Биение крови в ушах, липкая испарина и холодеющие руки, у которых уже нет сил сжимать выскальзывающие колени.

— Все, хватит! — Людмила до боли закусила губу. — Страшно? — Встала, пошатываясь, во весь рост. — Лучше ужасный конец, чем ужас без конца… — И застыла, пойманная в плен гипнотическим взором.

Звонкая трель недалеко — до боли знакомая рулада змиуланчика… С трудом оторвала глаза от созерцания омута чужого взгляда — чужого, но не враждебного ей — и заметила мельтешащего рядом змееныша. Тот обрадовано заверещал, завис над плечом, трепеща тонкими перепончатыми крыльями. Чародейка, услышав потрескивание своих загорающихся волос, невольно подалась назад и только тогда разглядела всего «папаню». Змей впечатлял: огромный шар головы на короткой мощной шее, кожистые крылья подрагивающим веером на широкой спине и длинный хвост двойным охватом вокруг Людмилы и самого змея. А ведь она едва достает до колена когтистой лапы.

Что ж теперь делать с этой «горячей» семейкой?

Неожиданный шквал сбил Людмилу с ног, протащил по земле, раздирая на ленты остатки одежды, затолкнул под согнувшийся от напора ветра куст. Гулкие хлопки, словно слитные удары сотен ладоней, пронизывающая все тело дрожь от сдвоенного змеиного клича. Развернулась, на четвереньках выбираясь из-под нависающих веток, и увидела только прощальный отсвет заходящего солнца на золотисто-зеленоватой чешуе, мелькнувший парной искрой в белесом мареве наползающих облаков.

Людмила огляделась. Поляна с большой яминой посередине, а вокруг, куда ни глянь, лес — знакомый, привычный. Высокие деревья шумят, качают макушками, перешептываются удивленно. Значит, свободна? Без всяких условий? Так просто… Жизнь за жизнь… И только сейчас осознала — спасена.

— Спасибо, Змиуланы… — крикнула без надежды на то, что её услышат, просто радость бурлила внутри, искала выхода, хоть такого. И счастливо улыбнулась, когда до нее донеслась приглушенная расстоянием ответная трель малыша. — Прощайте…

Вот и все…

Какое все? И чего это она стоит? Там Антон, наверное, с ума сходит, но сначала…

Людмила уселась на жухлую траву, стянула один сапог (как второй потеряла и не помнит), коснулась босыми ногами земли, жесткой, колючей, словно не родной. Для восстановления время нужно и вот это — опрокинутое куполом небо с редкими пятнами розовеющих облаков, подкрашенными последними закатными лучами солнца, шелест листьев над головой, трепетные касания легкого ветерка, жар разгоряченной кожи, и мать сыра земля, не желающая принимать дочь свою. Вскочила, закружилась, раскинув руки. Запела-заплакала, завыла зверем раненым, взывая к могуществу земли, ветра, солнца. Ничего… Нет, не верю… Неужели и впрямь все высосал Кащей проклятый, не оставив даже малой искорки силы? Упала лицом вниз и зарыдала, скорбными слезами омывая сухую землю.