Читаем без скачивания Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны) - Уральский Марк Леонович

В Париже Алданов окончил Школу социальных и экономических наук, работал химиком, сотрудничал с журналом «Современные записки» и газетой «Последние новости» и даже попытался наладить собственное издательское дело — журнал «Грядущая Россия» (1920), но безуспешно. В 1922 г., когда взошла звезда «русского Берлина», Алданов приехал в столицу Германии, жил здесь до 1924 г., а затем вновь перебрался в Париж, где вел кипучую общественно-политическую и литературную деятельность: член парижского Союза русских писателей и журналистов, впоследствии входил в его правление; заведующий литературным отделом газеты «Дни» (с 1925 г.) и литературно-критического отдела газеты «Возрождение» (с 1927 г., совместно с В.Ф. Ходасевичем); член редакционного комитета парижской газеты «День русской культуры» (1927); участник «воскресений» у Мережковских, собраний журнала «Числа», франко-русских собеседований (1929). Алданов был энесом. Вместе с Брамсоном входил в исполнительное бюро ТНСП и участвовал в работе РДО. Он также являлся членом-основателем масонских лож «Северная Звезда» (1924) и «Свободная Россия» (1931).

После оккупации Франции гитлеровскими войсками Алданов с женой в 1940 г. перебрались за океан и поселились в Нью-Йорке, где в 1942 г. писатель совместно с М.О. Цетлиным основал «Новый журнал», издающийся и по сей день. В 1947 г. Алдановы снова поселились во Франции, в Ницце. Здесь писатель скоропостижно скончался 25 февраля 1957. Здесь же он и похоронен в семейном склепе на русском православном кладбище Кокад.

Что касается личности Марка Алданова как мыслителя и писателя, то уместно привести мнение Александра Бахраха литературного критика эмиграции, обладавшего верным глазом, хорошим вкусом и отточенным слогом:

«Случай». Случай с заглавной буквы — его Алданов ставил в центр истории, в центр жизни каждого человека. Многие и очень по-разному пытались его определить. Были и такие, которые вообще это понятие решались отрицать, утверждая, что случаи только псевдоним незнания. Между тем, Алданов, порой даже с непривычной для него страстностью, верил, что все, что происходит в мире, включая само создание нашей планеты и возможное ее исчезновение, все, все — «дело случая», и он подчеркивал, что «всю историю человечества с разными отступлениями и падениями можно представить себе, как бессознательную, повседневную и в то же время героическую борьбу со случаем». В этом — основа его миросозерцания, и эти утверждения, эта борьба, собственно, является лейтмотивом всех его романов, да, пожалуй, всех его писаний, потому что можно было бы сказать, что ни о чем другом он по-серьезному не думал.

Оттого-то, по его глубокому убеждению, ходячее наставление — «ничего не оставляй на случай» кажется ему предельным выражением высокомерия и легкомыслия. Легкомыслия, потому что все наши знания основываются на вероятности, на случае и в конечном счете способны только доказать, что со всеми нашими открытиями и техническим прогрессом мы мало что знаем, притом не знаем главного. Более всего вероятно, что Алданов был агностиком и признавал, что не представляет возможности непессимистического атеизма. Пессимистом он был довольно крайним. Ну, а дальше... Никто не способен заглянуть в чью-либо душу. <...>

Какие бы критические замечания по адресу Алданова-прозаика ни высказывались, иногда, вероятно, в чем-то справедливые, какие бы упреки в «западничестве» к нему ни были обращены, все его книги были всегда повествованиями, написанными умным человеком, который, как всякий умный человек, умом своим не щеголяет, не выставляет его на первый план, им не любуется, но от него не отрекается, потому что сам его сознает86.

Из всех многочисленных знакомых Ильи Троцкого в литературных кругах русского Зарубежья именно с Алдановым его связывали отношения, которые можно охарактеризовать как доверительные. К личности Марка Алданова мы еще вернемся в Главе 6, в разделе, посвященном его переписке с И.М. Троцким.

Г.Я. Аронсон

Из всех сподвижников И.М. Троцкого на поприще общественно-политической деятельности «политиком» по большому счету был на протяжении всей своей жизни только Григорий Яковлевич Аронсон — идейный меньшевик, член ЦК Бунда в 1922-1951 гг., историк, публицист, многолетний (с 1922 г.) сотрудник «Социалистического вестника» и видный деятель ОРТ. Увлекшись социал-демократическими идеями еще в гимназические годы, Аронсон в 1908 г. вступил в Бунд, а с 1909 г. начал сотрудничать с ОРТ. После Октябрьского переворота он, как непримиримый противник большевиков и деятель правого крыла Бунда, был арестован и посажен в Бутырскую тюрьму (о чем рассказывает в своих воспоминаниях87), а в 1922 г. выслан из страны.

Приехав в Германию, Аронсон поселился в Берлине, работал в архиве Бунда, печатался в эмигрантских газетах и журналах. Возобновил сотрудничество с ОРТом, приняв участие в подготовке изданий этой организации. В 1926-1931 гг. Г.Я. Аронсон являлся генеральным секретарем Центрального правления Всемирного союза ОРТ. В 1930 г. написал исторический очерк «Возникновение ОРТа. Страница из истории русско-еврейской интеллигенции»88.

В 1933 г., после прихода к власти нацистов, Григорий Яковлевич перебирается в Париж, где продолжает вести активную общественно-политическую деятельность: член Комитета Парижского политического Красного Креста, Объединения русско-еврейской интеллигенции (1934-1937). После оккупации Франции гитлеровскими войсками Аронсон перебирается за океан и с 1940 г. живет в Нью-Йорке. Здесь он был сотрудником редакции газеты «Новое русское слово», печатался в «Новом журнале» и прессе на идише. Он автор многочисленных исторических, публицистических и мемуарных публикаций на русском языке и идише, среди которых «Еврейская проблема в Советской России» (1944.) и «Антисемитизм в Советской России» (1953), а также двух сборников стихов на русском языке (1916, 1923). Отрывки из мемуаров Г.А. Аронсона89, рисующие политическую жизнь русского общества революционной эпохи, звучат по-прежнему актуально:

Либерализм в России всегда имел и сейчас имеет плохую прессу Исследователи, историки, социологи, философы избирают полем своей деятельности изучение других, более характерных для русского общественного развития, экстремистских, максималистских направлений, — будь это в области политики, мысли, литературы, искусства. Демонические образы Бакунина и Ленина до сих пор привлекают к себе наибольшее внимание в области политических движений. А в области русской философской мысли и художественного творчества до сих пор доминируют страдальческие тени: от Достоевского и Владимира Соловьева до Александра Блока. Вероятно, этому есть оправдание, — и ключи к нему приходится искать в том, что над русской жизнью тяготеет, волнуя весь мир, проблематика русской революции, — призрак которой замаячил еще при жизни Бакунина и Достоевского, а жертвами трагических превращений которой являются современники, — свидетели крушения империи, двух революций и двух мировых войн...

К проблематике революции русские либералы имели свой особый подход. Взлеты революции их естественно не увлекали, ее максимализм их отталкивал, отпугивал и ужасал. Неудивительно, что широкое общественное мнение мало интересовалось либерализмом, — и в первые годы эмиграции даже первые книги либеральных мемуаристов не вызвали к себе сколько-нибудь пристального внимания. Об этом приходится пожалеть, ибо — нет сомнения, — что для уяснения русского прошлого трагическая судьба либерализма в России не менее поучительна, чем судьба, постигшая все другие общественные течения в России...

В.А. Маклаков, один из ретроспективных критиков либерализма и сам революционер поневоле, в одной из своих книг счел нужным выступить и в защиту либеральной формулы прогресса. «Идеи либерализма теперь не в фаворе, — писал он. — Сейчас отстаивают не «права человека», а «силу государственной власти»... Я не только не отрицал этих идей, но находил, что если бы даже должно было признать, что эпоха личной свободы в мире окончилась, и вернулось время управления сверху, или что прогресс состоит в том, чтобы человеческое общество превратить в улей или муравейник, в чем Муссолини, Гитлер и Сталин между собой солидарны, — то и в этом случае в России 20 века для таких взглядов не было почвы. Нападки на либерализм, как таковой, получили свой raison d'etre90 в государствах, где личная свобода все свои результаты дала и показала свою оборотную сторону... В России этого не было; она недаром была отсталой страной. Ей еще нужно было именно то, в чем многие уже разочаровались на Западе; была нужна самодеятельность личности, защита личных прав человека, ограждение его от государства. Прогресс для России был в этом. <...>