Читаем без скачивания Королевский тюльпан. Дилогия (СИ) - Лебедева Ива

Нико, внимательно меня слушавший, тоже вздохнул.

— Поэтому подземные ходы, давно соединенные с подземными каменоломнями, стали не нужны. Их отдали под канализацию, но для нее оказалось достаточно лишь малой части подземного пространства. Какой-то предшественник начальника Гурбэна велел замуровать подземелья. «А так как труд плотника дешевле трудов бригады каменщиков, — со смехом сказал Гурбэн, — подземные коридоры заколотили досками. Да еще перед этим составили их чертежи. Я посмотрел: за сто лет с них никто пыль не смахивал. Ты же, Этьен, даже пьяный не ляжешь спать, не почитав древний манускрипт. Бери, изучай и думай, как мы повеселимся. Я сам далеко не заходил, но это гораздо интересней, чем дворцовый подвал, куда мы скрывались с кухни, когда младшими пажами таскали заморскую пастилу».

— И как вы повеселились? — спросила Магали с легким сарказмом, но интерес читался тоже.

— К нам присоединились двое приятелей, — продолжил я. — Мы гуляли в часы, свободные от дежурств. Впрочем, в молодости не спать ночью так же легко, как и днем. В подземных тоннелях оказалось сухо и почти не пахло. Мы, наверное, прошли весь город. Обнаружили древнее подземное кладбище. Тот, кто придет туда сейчас, решит, что посетил место пирушки мертвецов, но пустые бутыли и копченые птичьи кости оставили мы. Однажды я чуть не поссорился с Гурбэном до дуэли: он вылез на берег реки в белом покрывале, собираясь похитить юную прачку, — чтобы думала, будто над ней надругался подземный призрак. Но я успел спугнуть девицу.

— Благородный герой, — заметила Магали.

— Но так как дуэль не состоялась и мы остались живы, — продолжил я, не реагируя на насмешку, — мы не прекратили наши подземные похождения и однажды попали в место, за проникновение в которое, согласно букве закона, рубят головы даже пажам.

— В альков королевы? — спросила Магали.

— Не угадала, — усмехнулся я.

— А я, кажется, понял, — сказал Нико.

АЛИНА

Вот уж не думала, что от четырех свечек, поставленных возле головы, может быть ярко, как от включенной рядом электролампы. И отдельный пакостный прожектор — пристальный взгляд этого клоуна-затейника. А я, в чем состоит дополнительное гадство, его толком не вижу.

Пауза так затянулась, что я решила высказаться:

— Не много ли железа на одну женщину? Наверное, вы охотились на кого-то другого.

Ни смешка, ни другой реакции. Опять молчание, да такое, что слышно, как капля воска упала на пол. Языки у всех отрезаны, что ли?

— Да, это именно она, — наконец сказал гнусный заказчик похищения. — Расковать руки и ноги, отвести в мой кабинет.

«И девушек наших ведут в кабинет», — вспомнила я старую песню. Смеяться и пугаться не стала, говорить «спасибо» за снятые кандалы тем более. В любом случае самое интересное — впереди.

Молчуны в черных масках сноровисто освободили меня от ручных и ножных кандалов. «Э, еще ошейничек, будьте добры, снимите», — хотела добавить я, но воздержалась.

Потом меня поставили на ноги и вывели из камеры. Безликие конвоиры соблюдали вежливость, но я не сомневалась — если остановлюсь, меня понесут как багаж. Такое сегодня уже происходило и я решила поразмять ноги, пусть и на короткой дистанции.

Кабинет оказался этажом выше. Нас оставили вдвоем, впрочем, я не сомневалась, что персонал в коридоре и явится по первому вызову. И потом, я же не боевая ниндзя-попаданка. Драться не умею. Да меня этот товарищ добродетельный при желании без посторонней помощи прибьет.

В полутемном помещении были стулья и кресла, но хозяин сесть не предложил, впрочем, сам не сел тоже. Поэтому я просто облокотилась на край большого письменного стола. Огляделась. Явно деловой кабинет для совещания в узком составе. На стене — единственный портрет. Я с первого взгляда поняла, что это физиономия моего похитителя.

Что же, не пыточный застенок — и на том спасибо.

Добродетельник хмыкнул, но воздержался от замечания. Несколькими быстрыми шагами обошел меня полукругом и спросил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Как я понимаю, вы немного удивлены?

Чему он должен удивиться? Тому, что меня ни с кем не спутал?

— Вы узнали меня по портрету?

— Мне не нужны рисунки, — со скупой усмешкой заметил добродетельник. — Мне достаточно было вашей манеры общения. Любая женщина, рожденная в Лутте, оказавшись в моей власти, принялась бы умолять о пощаде. В редком случае — сыпать проклятиями. А вы ведете себя так, будто не знаете, кто я такой. Хотя должны были узнать, едва здесь поселились!

Голос собеседника был громкий, резкий, уверенный. Если бы не пятнадцать лет общения с владельцами мелких бизнесов и чиновниками районных администраций, я бы прониклась и напугалась. А так очень хорошо ощущала, что это — игра на публику. Пусть она и ограничена мною.

Впрочем, я и вправду в его власти. Лучше не злить.

— Простите, я жила в компании, где о вас предпочитали не говорить.

— И я даже догадываюсь в какой, — ответил собеседник, одарив меня очередной скупой усмешкой.

Подошел к столу, передвинул подсвечник. Я разглядела небольшие чашечные весы. Он щелкнул по деревянному футляру, достал оттуда миниатюрную гирьку-разновес.

— Вот что любопытно, — продолжил он. — Вы способны выжить и даже жить в таких условиях, в таком месте, где не способен выжить я. Какой-нибудь бездельник-философ стал бы делать из этого умозаключения о том, что вы значительнее и могущественнее, чем я. Но при этом вы можете не дожить до утра. Дожить можете тоже. Но пока что шансов на первое больше.

И с легкой усмешкой положил гирьку в чашку. Та лениво опустилась, будто ей была дорога моя жизнь.

Блин, вот тут кто настоящий бездельник-философ, упившийся властью. Но сказать придется что-то другое. Мне нужен диалог, мне нужно понять, есть ли лучик надежды на компромисс, до того, как он скажет, что ему надо. А назвать козла козлом никогда не поздно.

— Вы бывший аптекарь? — спросила я без капельки насмешки, с искренностью ребенка, который заглянул в незакрытую кабину пилота и увидел все приборы одновременно.

— Вы все же немного осведомлены. Или в ваши магические способности входит еще и ясновидение?

Чего? Я еще и колдунья? Ладно, этому революционному инквизитору нужно что-то более интересное, чем обвинить меня в гадании, ворожбе и порче домашней скотины.

— Вот именно этим я специально не занималась, — сказала я с загадочной улыбкой. — Так что, я угадала?

— Отчасти, — ответил собеседник. — Я сын аптекаря. Мой отец решил, что весы правосудия выгоднее весов для пилюль и микстур. Поэтому я избрал стезю адвоката, чтобы защищать интересы простых и добродетельных людей, а потом решил защитить весь город от несправедливости и разврата. На это ушли годы тяжелых и опасных трудов. Мне приходилось скрывать свои намерения и мысли. Мне угрожали слуги коронованного тирана. Надо мной смеялись безумцы, уверенные в том, что возможна свобода без добродетели. Но смешки и угрозы остались позади! Теперь я, Жорэн Лош, Хранитель древнего города Лутт, блюститель добродетели его жителей. Судьба города — на этих весах! Всего города и каждого живущего в нем, — добавил Лош, пристально взглянув на меня, будто вспомнив, к чему вообще этот разговор.

С каждой фразой монолога Хранитель преображался. И без того не мелкий, он, как мне показалось, стал выше и шире. Его глаза сверкали в колеблющемся пламени свечей. Голос стал не столько громким, сколько высоким и пронзительным. Хороший голосок, поставленный. Годен, чтобы убеждать деловых партнеров подождать с возвратом долга. И контрольные организации, нагрянувшие с внезапной ревизией: все нарушения устраним, приходите завтра.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Впрочем, нет. Заимодавцев и ревизоров такой тон обычно не убеждает. Это люди ушлые, наслушались всяческого. Зато такие речуги отлично канают на собраниях небольших трудовых коллективов. С повесткой «почему я не повышаю вам зарплату», «почему надо поработать в выходные без премиальных», «почему с завтрашнего дня надо являться в офис на полчаса раньше». С такими начальниками не надо спорить — не переспоришь. Надо просто уходить и устраиваться на работу туда, где нет такого, блин, патетика-демагога.