Читаем без скачивания Книга воздуха и теней - Майкл Грубер

Когда мы расположились в креслах, я выложил ему все основные факты. Добившись всего, чего хотел, Эд удовлетворенно сказал, что нужно связаться с полицией и подлинным наследником Оливером Марчем, чтобы сообщить ему о происшедшем. Заниматься этим, однако, предстояло не мне. Теперь мы говорили начистоту, и он отметил, что в последнее время я явно не в форме. Мне пришлось с ним согласиться. Мы обсудили мой промах на утренней встрече, и он сказал, что предстоящее слияние фирм затрагивает интересы весьма важных клиентов, и вряд ли в своем нынешнем состоянии я буду им полезен.

Он посоветовал мне на некоторое время взять отпуск, после чего неожиданно перешел на фамильярный тон, чего обычно избегает в разговорах со мной — это как если бы Кинг-Конг вздумал заняться общественными работами вместо того, чтобы сокрушать Манхэттен. Вскоре он сказал, как сильно сожалеет о том, что мы с Амалией разошлись, а я, по его мнению, после этого сильно переменился. Как только он сказал это, как только его слова повисли в воздухе, я почувствовал, что из моей головы вырвался наполненный воздухом шар и… Нет, трудно описать, но ощущение было потрясающее, вроде выхода души из тела. Полнейшая отчужденность, словно Эд трепал языком с кем-то другим, не со мной.

Это было ужасно, но вместе с тем и интересно. Я невольно подумал о последних днях матери; я спрашивал себя, испытывала ли она тогда нечто подобное: одна в неприбранной квартире, дети покинули ее (да, оставался я, но она знала, что только безрадостный долг заставлял меня приходить к ней), тупая работа… к чему продолжать, какой смысл? Эд сейчас рассуждал о том, кому передать мои дела — только до тех пор, пока я снова приду в себя, — и частью этой работы была, конечно, проблема рингтонов для мобильных телефонов. Эти слова странным образом заполнили собой все мое сознание (рингтоны для телефонов! РИНГТОНЫ ДЛЯ ТЕЛЕФОНОВ!!!), и абсурд неожиданно мощно накрыл меня: вот сидим мы тут, два взрослых человека, венец, можно сказать, творения, всерьез озабоченные тем, увеличится ли прибыль, если вместо «би-ди-буп-дуп-дуп» дурацкие мобильные телефоны станут выпевать «динг-динг-линг». Эта мысль каким-то непостижимым образом была связана со странным чувством отчужденности и воспоминаниями о матери, я начал плакать и смеяться одновременно и мучительно долго не мог остановиться.

Вызвали мисс Малдонадо, и она сообразила позвонить Омару. Тот явился и вывел меня через боковой выход здания, чтобы никого не смущать и не пугать. По дороге домой я спросил Омара, приходила ли ему когда-нибудь в голову мысль о самоубийстве. Омар ответил, что, когда во время первой интифады[69] он, будучи совсем мальчишкой, швырял камнями в солдат, ему прострелили голову, и он хотел взорвать себя, прихватив как можно больше людей вокруг, и некоторые члены «Фатха» подталкивали его к этому. Но потом он решил, что это грех — и самоубийство, и убийство мирных людей. Другое дело — убить кого-нибудь, стоящего у власти, и после умереть. Но такой возможности ему не представилось, и он уехал в Америку.

Именно в тот день я достал пистолет (тот, что сейчас со мной) и в первый раз всерьез задал себе вопрос, так мучивший Гамлета, — ведь я, к несчастью, уже был в Америке. Я даже сунул дуло в рот, чтобы почувствовать вкус смерти, и попытался представить себе, огорчит ли хоть кого-нибудь моя смерть. Амалия испытает чувство облегчения и сможет выйти замуж за человека, достойного ее. Дети вообще едва осознают, что я сейчас жив и существую. Пол расстроится, но переживет, а Мириам воспользуется предлогом и месяц-другой будет принимать наркотики. Ингрид найдет себе другого любовника. Омар по моему завещанию получит «линкольн» и небольшую сумму денег, так что ему тоже станет лучше.

Спусковой крючок я тогда не нажал, раз сижу здесь и стучу по клавишам. Я довольно быстро оправился от истерики — одно из преимуществ души мелкой, как тарелка. Я не стал валяться в постели, отказываться от пищи и отращивать бороду. Нет, подумал я тогда, Джейк сумеет снова подняться и продолжать жить по-прежнему, но только без рингтонов для мобильных телефонов. Думаю, мою жизнь сохранило любопытство. Я хотел узнать, как протекала шпионская деятельность Брейсгедла и существует ли та пьеса; и еще я хотел встретиться с Осипом Швановым. Да, любопытство и сдержанное желание отомстить. Я хотел узнать, чьи мелкие интриги испортили мне жизнь. Хотел добраться до женщины, которая выдала себя за Миранду Келлог и обманула меня.

С Швановым я встречался в десять в Сохо, но до этого у меня было еще одно дело в городе — отвезти Имоджен в школу на репетицию. Миссис Риландс, театральная наставница в академии Копли, каждый третий год ставит «Сон в летнюю ночь», перемежая ее с «Ромео и Джульеттой» и «Бурей». В прошлом году Имо играла Духа в последней пьесе, но в этом году ей досталась роль Титании, чем она невероятно гордилась. Я не видел, как она исполняла Духа, потому что физически не могу сидеть в темном зале и смотреть на актеров на сцене. Через три минуты после поднятия занавеса горло у меня перехватывает, голову сжимает, словно тисками, и пищеварительная система выражает желание извергнуть все свое содержимое, причем с обоих концов. Видимо, сестра права, когда говорит, что мне нужно проверить голову; однако с трудом верится, что когда-нибудь я дозрею до этого.

Против репетиций, однако, я ничего не имею — когда везде горит свет, и ходят люди, и режиссер выкрикивает указания, и актеры пропускают реплики и становятся не туда, куда следует. Это даже забавно; совсем не то, что сидеть во мраке, словно пришпиленный, и молчать, в то время как живые люди в ужасном гриме притворяются не теми, кто они на самом деле, — в точности как я.

Когда я подъехал к дому жены, дочь болтала на крыльце дома с двумя молодыми людьми. Они, надо полагать, приехали на белом «эксплорере» с позолоченной отделкой внутри, что стоял на улице во втором ряду с открытой дверцей — чтобы все соседи насладились звуками монотонной тупой музыки, такой громкой, что дрожали камни. Имоджен, похоже, нравилось подобное времяпрепровождение, и мне не хотелось им мешать. Парни вежливо поздоровались со мной — это были люди Пола, приставленные приглядывать за моим домом, как и обещано. Имоджен вроде бы слегка рассердилась, узнав об этом, поскольку она воображала, что переступает границы, поддерживая разговор с гангстерами. В итоге мы ехали до школы в молчании; по крайней мере, я молчал. Имоджен тут же вытащила телефон и принялась чирикать с девчонками, с которыми провела целый день и должна была увидеться через несколько минут. Не разговаривать же ей, в самом деле, с отцом?

Но ничто, знаете ли, не сравнится с Шекспиром, даже если в спектакле играют дети. Миссис Риландс любит «Сон в летнюю ночь», потому что эта пьеса позволяет ей привлекать учеников разного возраста, как из начальной, так и из средней школы. Самые маленькие дети играют у нее эльфов, дети постарше — фей постарше, первокурсники и второкурсники средней школы — придворных и любовников, а самые старшие используются в качестве грубой механической силы. Когда мальчишки шумят и балуются, она говорит им, что раньше все выдающиеся женские роли исполняли двенадцатилетние мальчики и никто не думал, будто это нелепо; а вы топчетесь, точно медведи, — ну, хотя бы играйте мужчин! И что замечательно: когда волшебные строчки начинают слетать с их губ, они на мгновение забывают о подростковой самовлюбленности и переносятся в более просторную, более богатую вселенную.

Или мне только кажется. Я смотрел, как в первой сцене второго акта моя дочь выходит на подмостки и произносит великолепный яростный монолог «Все измышленья ревности твоей». Не знаю, где она научилась этому, откуда узнала, как нужно говорить:

Все измышленья ревности твоей!Уж с середины лета мы не можемСойтись в лугах, в лесу, у шумной речки,У камнем обнесенного ключа,На золотом песке, омытом морем,Водить круги под свист и песни ветра,Чтоб криком не мешал ты нашим играм![70]

И откуда у нее это умение придавать такое выражение лицу и делать такие движения, что создается впечатление танца феи? Миссис Риландс тоже была очарована; без сомнения, на будущий год, когда Имоджен исполнится четырнадцать, она будет играть Джульетту и разбивать сердца.

Как уже сказано, репетиции доставляют мне удовольствие; пересмотрев их во множестве, я отчасти компенсирую то, что не хожу на спектакли. В зале было полно прелестной молодой плоти и восторженных мамочек, что тоже всегда приятно. Я обменивался с некоторыми из них нежными взглядами, и это заставило меня вспомнить об Ингрид. После того как сцена Имоджен закончилась, я вышел из зала и позвонил в Территаун, чтобы выяснить, не можем ли мы увидеться с Ингрид после моей встречи с русским. Но она разговаривала холодно и заявила, что ей нужно сделать кое-какую работу. Я всегда чувствую, когда мне лгут по телефону; почувствовал и сейчас. Это было не свойственно Ингрид, всегда предпочитавшей идти к цели напрямую. Может, она завела другого любовника? Скорее всего. Меня это заботит? Да, немного. Меня всегда это заботит, но не более того; кто-то может сказать, что именно отсюда видно, как меняется моя любовная жизнь.