Читаем без скачивания Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!» - Рудольф Риббентроп

Сегодня может считаться неоспоримым фактом — хотя далеко не все документы доступны, — что американская дипломатия в течение этих месяцев развила невероятную активность с целью предотвращения соглашения между рейхом и Польшей. Что касается установки Рузвельта по отношению к Германскому рейху и его антигерманской политики, то на этот счет, естественно, никаких сомнений у немецкого правительства не имелось, однако интенсивные усилия американской дипломатии по срыву германо-польского соглашения во всем их значении открылись немецкой стороне только из захваченных в Варшаве польских документов.

Отцу, однако, отрицательное влияние американской политики было совершенно очевидно; польские документы явились для него лишь подтверждением его точки зрения. Посланник Шмидт (пресса) пишет:

«Кое-что прояснилось уже в беседе с Риббентропом на обратном пути из Варшавы: министр иностранных дел видел в Рузвельте и США подлинную причину изменения курса в Париже. (…)

На чем основывалось подозрение Риббентропа, что инициатором парижского разворота явился Рузвельт, в салон-вагоне не обсуждалось. Но любопытным для меня явилось, что, по прибытии в Берлин, (…) Риббентроп тотчас же хватился Рудольфа Ликуса, (…) и спросил его: «Имеется ли что-то новое из Софии, Ликус?» Штандартенфюрер, усердно закивав, ответил: «Очень интересные сообщения, господин рейхсминистр!»

Ликус открыл в Софии особенный источник информации, неизменно поставлявший очень ценные сведения из американского дипломатического представительства: среди материала были отчеты американского посла в State Department, указания из Вашингтона, даже очень конфиденциальные, лично посланникам направляемые сообщения. Это был очень хороший контакт, установленный Ликусом, разумеется, также и очень дорогой. Из этого источника поступала не только информация, но и анализы американской политики. (…)»

Шмидт (пресса) задает решающий вопрос:

«Вопрос, который ставится сегодня, звучит: доказуемо ли, что Рузвельт (…) спровоцировал французский отказ от парижских договоренностей? То, что Рузвельт вызвал речь Бонне в Национальном собрании 26 января и тем самым решительно укрепил польское сопротивление?

Мое мнение: на этот вопрос следует ответить положительно (…)».

Буллит заявил польскому послу: «Если война начнется, то мы, конечно, не примем участия в ее начале, но мы закончим ее». И на вопрос, вступят ли США в возможную войну против Германии, он ответил:

«Без сомнения да, но лишь тогда, когда Англия и Франция первыми нанесут удар!»[222]

К этому времени президент США уже в течение многих лет занимался возвращением Соединенных Штатов в мировую политику. Поскольку, однако, огромный американский потенциал в смысле активной мировой политики можно было действенно применить лишь в столкновении мирового масштаба, он не останавливался перед использованием в этих целях конфликтных возможностей. Не затем, чтобы сохранить британскую мировую империю или французскую, бельгийскую и голландскую колониальные империи; его также не занимала независимость Польши, ею он, не раздумывая, пожертвует позже в переговорах со Сталиным, так же, впрочем, как и Черчилль. Речь для него шла об увеличении американского могущества. Через своего доверенного Буллита он оказал скрытый нажим на британское и французское правительства, вынудив отказаться от компромиссов с Германией.

Едва ли не со дня на день положение Германии снова драматично изменилось в худшую сторону. Если в начале 1939 года тешились надеждой окончательно консолидировать статус рейха великодушным урегулированием с Польшей, то, после недоброжелательного отказа Польши, оказались перед готовностью к интервенции, провозглашенной обеими западноевропейскими державами, которые, кроме того, заявили о намерении всемерно увеличить свои усилия по вооружению. Скрытая враждебность США и Советской России округляла картину чрезвычайной угрозы рейху.

Известный американский историк Тэнсилл цитирует американского журналиста Верне Маршалла:

«Президент Рузвельт указал (летом 1939 года) Уильяму Буллиту, тогдашнему послу в Париже, письменно сообщить французскому правительству, что, если в случае нацистского нападения на Польшу Франция и Англия не придут к ней на помощь, то этим странам, в случае возникновения всеобщей войны, не стоит ожидать помощи от Америки. Напротив, если Франция и Англия (в случае нацистского нападения на Польшу) сразу объявят Германии войну, они могут ожидать от Соединенных Штатов “любую поддержку”.

Согласно инструкции Рузвельта, Буллит должен был передать это “Джо” и “Тони”, то есть послам Кеннеди в Лондоне и Биддлу в Варшаве. Рузвельт пожелал, чтобы Даладье, Чемберлен и Йозеф Бек были поставлены в известность об этом указании. Буллит, недолго думая, послал письмо Рузвельта курьерской почтой Кеннеди. Кеннеди последовал примеру Буллита и переслал его дальше Биддлу. Когда нацисты захватили Варшаву и Бек исчез, нота Рузвельта должна была попасть им в руки. Человек, сообщивший об этом, видел ее в октябре 1939 года в Берлине[223].

В отчете Лукасевича, польского посла в Париже, польскому министру иностранных дел Беку о беседе с американским послом в Париже Уильямом Буллитом сообщается:

«Соединенные Штаты располагают по отношению к Англии различными и неимоверно значительными средствами принуждения. Одной только угрозы их применения может оказаться достаточно, чтобы удержать Англию от политики компромисса за счет Франции[224].

Запись в дневнике Джеймса В. Форрестола, ставшего позднее министром обороны США, воспроизводит разговор с Кеннеди, американским послом в Лондоне, из которого он узнал о заявлении, сделанном Кеннеди Чемберленом, что «Америка (…) загнала Великобританию в войну (против Германии)»[225]. Рузвельт являлся решающей фигурой. Он желал вершить мировую политику, безусловно зная, что с огромным потенциалом Соединенных Штатов он имеет на руках наилучшие карты для глобальной «Powerplay».

В отчете от 12 января 1939 года[226] польский посол в Вашингтоне граф Потоцкий раскрывает польскому министру иностранных дел Беку игру Рузвельта и его соратников. Согласно отчету, острие американской пропаганды внутри страны односторонне направлено против Гитлера и национал-социализма, причем Советская Россия остается совсем исключенной. «Если она вообще упоминается, то это делается по-дружески, и вещи представляются таким образом, как если бы Советская Россия кооперировалась с блоком демократических государств». Потоцкий подробно останавливается на влиянии средств массовой информации, находящихся в еврейских руках. Раздуванием военного психоза президент, по словам Потоцкого, преследует двоякую цель: с одной стороны, он «хотел бы отвлечь американский народ от внутриполитических проблем» путем нагнетания воинственных настроений и распространения слухов об опасности, угрожающей Европе, с другой стороны, американскому народу должна быть навязана непомерная программа вооружения Америки, выходящая за рамки оборонной потребности Соединенных Штатов. Далее Потоцкий пишет: