Читаем без скачивания Ричард де Амальфи - Гай Орловский

– Тот, кто вошел с мечом в руке, – ответил я. – А что ты за Прометей?

– Я Харальд Гилли, – ответил он с удивившими меня нотками гордости, – был начальником стражи у сэра Синеярда, прозванного Синезубым, прежнего хозяина этой крепости.

– А чем не поладил с Одноглазым?

Он ответил с достоинством, развел руки, но все еще мигал и щурился от слишком яркого, по его мнению, света факела:

– Я служу сэру Синеярду. И клятву не нарушу.

– И долго ты здесь?

Он ответил просто:

– Семь лет. Сэр Гуинг все еще пытается сломить мой дух и заставить покориться. У него своих воинов хватает, но ему важно заставить служить именно меня. Сперва пытали, вот шрамы, но я готов был умереть, тогда он решил вот так… Я не видел света уже два года. Даже хлеб и воду мне приносят в темноте.

Меня толкали в спину, подземная темница заполнялась народом, Гунтер и Зигфрид с мечами наголо обошли помещение, Гунтер сообщил торопливо, что слышны стоны других заключенных, Зигфрид добавил с сожалением:

– Где-то либо мы обманулись, либо нас обдурили…

– Почему?

– Обещали вывести прямо к винным погребам!

– Это еще лучше, – рассудил я. – Выпустим заключенных, это раз. Доблестный Харальд, что сохранил верность прежнему хозяину, укажет нам прямую дорогу к покоям Одноглазого, это два. Темница должна быть прямо под его резиденцией, а винные могут быть и в сторонке, это три. Так что…

Ульман и Тюрингем уже выламывали штырь из стены, сопели, раскачивали, Харальд проговорил с мстительной радостью:

– Мне бы меч… я бы кое-что напомнил сэру Гуингу!

– Все может быть, – ответил я. – Но сперва надо будет освободить тебя от цепей, а здесь нет инструментов. Придется пока так. Веди, Харальд!

Молот метнулся к двери, треск. Во все стороны брызнули острые щепки. Гунтер и Зигфрид ринулись первыми. Сзади протестующе закричал отец Ульфилла, он должен быть впереди и там прочесть молитву, отважный у нас патер, хоть и дурак, Ульман подхватил Харальда и почти понес на руках. Мы вывалились в длинный коридор, вырезанный в сплошном монолитном массиве серого гранита, справа и слева камеры с заключенными, я пробежал впереди, выбивая двери, останавливаться некогда, впереди шаги спускающихся по ступенькам людей с оружием.

Они не выбежали, а вышли неторопливо: трое массивных, заплывших жиром стражников, недовольные шумом. Молот смел одним ударом, я поймал липкую рукоять и, не выпуская из руки, побежал по ступенькам наверх.

Во двор выкатились, как кипящая лава в ночи. Трое лучников метнулись к дверям казармы, успели подпереть поленьями. Трещали сгибаемые луки, часто щелкали тетивы, стрелы со змеиным свистом уносились в темноту, озаряемую красным светом факелов.

Ворота донжона на ночь оказались запертыми. Несколько человек уже тащили бревно, послышались бухающие удары. Дверь затрещала и рухнула. Зигфрид и Гунтер с великаном Ульманом ворвались, заблистали мечи, послышался лязг, крики, ругань.

Я заторопился следом, передо мной расступались, я не сразу врубился, что из настоящих рыцарей, да и то однощитовых, там один Зигфрид, не считая произведенного мной в рыцари Гунтера, это немало для схватки с вооруженной челядью на первом этаже, но вряд ли ровня для схватки с бароном де Амило, что силой оружия сумел захватить этот замок.

– Даешь! – прорычал я как можно более грозно и с мечом в руке пошел через расширяющийся людской проход.

На лестнице, не пропуская никого на второй этаж, сражался огромный рыцарь, похожий на ожившую статую из металла. Все части доспехов подогнаны с ювелирной точностью, двигался с легкостью гимнаста, одетого в трико. Металл победно блестит, не простое железо, видно великолепнейшую сталь, ни царапины, хотя Гунтер и Зигфрид пробились вперед и обрушили на барона де Амило, он же сэр Гуинг, а попросту – Одноглазый, град ударов.

– Он мой! – раздался яростный вопль.

Расталкивая воинов, к месту схватки пробивался Харальд: крупный, широкий в кости и с длинными руками, но голые руки и плечи торчат из гнилого тряпья, ребра едва не прорывают иссохшую кожу, от слабости его шатает, но глаза горят, челюсти сцеплены подобно капкану на зверя, рифленые желваки играют, как новенькие кастеты.

Одноглазый, умело отражая удары Зигфрида и Гунтера, жутко захохотал:

– Ты – живой скелет!.. Тебе ли… А что же трусит ваш сэр Ричард?

Он захохотал громче, Гунтер и Зигфрид отступили, опустили оружие и оглянулись. Я ощутил себя на перекрестье взглядов. Даже обезумевший от жажды мести Харальд остановился, повернулся в мою сторону.

Черт бы побрал эти обычаи, когда даже во время многолюдного сражения рыцари высматривают равных себе для схватки, и потому какой-нибудь герцог в ярости носится по полю с копьем наперевес или с поднятым мечом, но рядовые рыцари избегают с ним поединка, мол, недостойны такой чести.

Одноглазый, все так же загораживая проход, сделал приглашающее движение мечом. Огромный, живая статуя, не знавший поражений, он гоготал все громче, а мои рыцари смотрели все неувереннее. Лучники, идиоты, столпились у двери и не решаются стрелять в благородного господина, сеньора замка и всех владений Амило.

– Сложи оружие, – велел я, – и я, может быть, не повешу тебя. Как повесил твоего племянника.

Хохот оборвался, от Одноглазого пахнуло смертельной угрозой. Он сделал шаг вперед, спустившись на ступеньку. Я сорвал с пояса молот и швырнул в одно движение.

Треск раздираемого воздуха, страшный лязг металла. Фигуру из металла отшвырнуло на три шага, там ударило о стену, на пол рухнула смятая груда железа. И сразу стало видно, что не вся из металла: из щелей брызнули красные струйки.

Зигфрид вдруг захохотал, взбежал по ступенькам, переступил через труп и исчез на лестнице, что вела направо. Гунтер тоже весело хрюкнул, ринулся следом, перепрыгнул через сраженного хозяина замка, но бросился по ступенькам налево.

Харальд неверяще смотрел то на меня, то на недвижимого Одноглазого.

– Вы… вы не сочли барона де Амило… достойным схватки?

– Да, – ответил я небрежно, ликуя втайне, что мне подсказал такой ответ. – Не счел.

Ульман и Тюрингем, а также с десяток лучников, сосредоточились у казармы. Изнутри слышались глухие удары, подпертая дверь вздрагивает, трещит, вылетают щепки.

Ульман проревел зычным голосом:

– Идиоты!.. Замок захвачен, Одноглазый убит!.. Сложите оружие и выходите по одному с поднятыми руками!.. Никто вас не убьет!

После короткой паузы раздался грубый хохот и такой же зычный рев:

– Хозяин просто спит!.. Когда спустится, вам мало не покажется, ворье лесное…

Ульман взглянул на Тюрингема, тот скривился, но исчез, а минут через пять, когда дверь уже почти рассыпалась, в щели показались острия копий и топоров, вернулся бегом, в руке отрубленная голова, по земле тянется кровавая дорожка.